Натюрморт - Сергей Герасимов

– Не знаю, как там у свободных, а она при исполнении обязанностей. А у него кольцо на пальце. А если бы с нами были дети?

– Может, она бы не вела себя так.

– Уверяю вас, девочки, она вела бы себя точно так же. Мне ли таких не знать?

– Что ты имеешь ввиду? – спросил небритый турист.

– Я имею ввиду, что все мужчины, не исключая тебя, кобелеют, как только остаются одни. И попробуй только сказать, что я не права – я тебе припомню. Я предлагаю позвать нашего рыболова и больше никого не ждать.

Наш рыболов отошел метров на двести и стоял по пояс в воде – далеко от берега. Значит, нашел какой-нибудь подводный камень. Кулек с возможной рыбой рыболов крепил к плавкам.

Когда они спустились к морю, солнце уже таяло в дальних облаках, как мороженое в жаркий день. На пляже никого не было. Костер слегка дымился и дымок поднимался вертикально, синея на фоне скалы, и белый на фоне темнеющего неба. У костра разбросана картофельная и апельсиновая кожура. Тут же пустой флакончик Pantene. Далеко в море идет кораблик: он ходит по расписанию, через каждый час и пятьдесят три минуты.

– Что-то я не вижу наших, – сказал Александр Яковлевич. – Но если честно, то они мне уже надоели.

– Тебе хорошо говорить, а я на работе.

– Мне бы такую работу, – сказал он весело.

– Не говори о том, чего не знаешь.

– Ну и пожалуйста, не буду. Они наверное, уже пошли. Что там такое?

Маша вынула из-под камня листок и читала его с выражением непрозрачности на лице.

– Что они пишут?

– Это мне.

– Можно почитать?

– Ничего интересного. Пишут, что захотели погулять одни. Такое часто бывает. Это не опасно, здесь ничего с ними не произойдет.

– А зачем же ты нужна?

– Я положена по разнарядке. Как аптечка, карта местности или инструкция к шампуню – и так же нужна.

– Разве к шампуню пишут инструкции?

– Вот, возьми и почитай, если не веришь. Даже если у тебя единственная извилина, то от такого чтения она распрямится.

Она присела к костру и стала раздувать огонек. Угли еще тлели и быстро взяли листок. Мороженое уже совсем растаяло и розово стекало на дымчатый горизонт. Кораблик уплыл, за ним, наверное, летели жадные чайки.

– Когда пойдем догонять?

– Не пойдем догонять. Я хочу остаться здесь.

– Я вижу, у вас здесь совсем мало формальностей.

– Это из-за близости к природе, – сказала она. – Пошли купаться. Здесь совсем нет людей, потому что нет ни автомобильных дорог, ни источников. Я хочу тебя обнять.

Она уже расстегивала ремешок часов.

– Мы сегодня вели себя неосторожно.

– Почему это? Из-за туристов?

– Нет. Вдруг ребенок?

– Ах, ребенок. Это все неважно. Я хочу, чтобы сегодня ночью ты был еще неосторожнее. Пообещай мне.

Группа весь вечер шла через лес, по тропинке. Впереди всех шла жена небритого туриста, выражая стремительностью негодование. Небритый турист молча пылил за ней, глядя на пыль, пылящую из-под запыленных кед. Иногда он проводил ладонью по потной шее – когда одна из сестричек щекотала его длинной травинкой.

Со спины он казался размышляющим о чем-то необычном. В сосновых вырубках травинки укоротились и небритый турист заскучал. Прошли заброшенную пасеку с остатками пчелинвентаря. Грустные растения наполняли воздух запахом и своими половыми клетками (мужского пола), слетающими с тычинок. Позади всех шел рыболов, отставший шагов на сто – он смотрел по сторонам, выискивая грибы. Он был уверен, что в любом лесу есть грибы, стоит лишь хорошо поискать. Рыболов был худ, но мускулист: казалось, что его кожа, загорелая до нечеловеческого оттенка (с намеком на синеву), а на шее складчатая, имеет толщину бумажного листа. Хороший мужик, но засушенный, – так определила рыболова жена небритого туриста.

Когда стало темнеть, они спустились к морю и поставили две палатки – женскую и мужскую. Пляж был пологим, песчаным, с холмиком и длинной лужей позади холмика. Лужа была совсем неглубокой – прямо в воде стояла белая собачка с печальными глазами и, видимо, получала удовольствие от стояния в луже. Увидев людей, собачка отошла – она любила размышлять в одиночестве. Еще собачке нравилось, что вода щекочет соски – еще щенков утопили только вчера.

Ночью небритый турист проснулся от тоски и подумал, что такую же тоску должен ощущать еще кто-то. Рыболова в палатке не было – видно, пошел на промысел, по ночам самая путина. Дышалось тяжело и душно. Небритый турист вышел на берег и втиснулся между двумя толстыми сестричками. Сестрички были тверденькими и бугристокожими, как лимончики.

– Которая из вас меня щекотала? – спросил он.

– Это не я, – сказали сестрички одновременно.

– А жаль, – заметил небритый турист. – Надеюсь, вы любите купаться голенькими?

– Мы стесняемся.

– Это только поначалу, – сказал небритый турист.

Директор базы "Возьмемся за руки" был высоким мужчиной в обязательном кремовом пиджаке. Он имел большой кабинет с картами; кабинет явно превалировал над всей территорией базы. Директор базы "Возьмемся за руки" любил карты; карты в кабинете занимали всю стену и еженедельно менялись: карта Европы с некоторыми маршрутами, намеченными красным, карта республики, топографическая карта района и даже карта полушарий. Директор любил себя среди карт. Марину Григорьевну он поначалу не заметил, а, заметив, спросил.

– Что вы хотели? – спросил он.

– Это вы меня хотели видеть.

– Я вас не хотел видеть, а вызвал. Это разные вещи. Видеть вас я как раз и не хочу. Так как я все-таки не зверь, то сообщаю вам, что вы увольняетесь по собственному желанию. Пишите заявление.

– Я напишу его в своей комнате.

– Если вы хотите занять комнату, то будьте добры ее оплатить. Тариф вам известен.

– Я могу прочитать, что они обо мне написали?

– То, что думали и то, что видели. Я не дам этому документу хода, но не ради вас. Ради вас я даже копытом не шевельну.

– А ради чего?

– У человека, которого вы соблазнили, больная жена, и сын инвалид второй группы.

– Я знаю.

– Боже мой, какая наглость! – ужаснулся директор и тряхнул кремовой гривой.

– Она знала!

Когда Марина Григорьевна вышла, он подошел к карте Европы, чтобы рассматривать маршруты, намеченные красным. При каждом шаге он далеко выносил вперед плечо, противоположное ноге. Говорят, что такая походка наиболее приличествует деловому мужчине. Маршруты успокаивали. Он присмотрелся к карте и с удивлением отметил, что карта была дамой треф.

Она зашла в комнату Гриши. Гриша лежал на кровати, в трусах и майке. Рядом с кроватью лежали два толстых словаря, один на другом; волнистый попугайчик радостно крикнул, слетел к ней на плечо и поцеловал в нос. Попугайчика тоже звали Гришей и он был влюблен в зеркало: трогательно ухаживал сам за собой, пробовал кормить собственное отражение и щипать его за перышки. Когда попугайчику Грише нашли попугайчика Свету, он Свету прогнал, с заметной яростью, и еще долго летал обиженный – разве не известно, что попугайчики однолюбы?