Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри

на нем все еще мокрая куртка. Она распахнута, и я вижу, что футболка теперь не белая, а красная. На страшную секунду мне чудится, что это кровь, но потом я понимаю, что из-за дождя размазались красные чернила сделанной от руки надписи «НЕНАВИЖУ ЭТОТ МИР».

Слезы текут по его лицу. Он судорожно трясется. Дыхание шумное, хриплое. Я никогда не видела его таким.

– Фредди, – шепчу я, подаваясь вперед и обнимая его. Жду, что начнет вырываться, но этого не происходит. – Что случилось?

Нет ответа. Он продолжает рыдать. Я беру его лицо в ладони, хочу заглянуть в глаза и повторяю:

– Что случилось?

Снова жду, что он оттолкнет меня. Со своим обычным подростковым презрением ответит, что это не мое дело. Но вместо этого он съеживается и выдавливает из себя:

– Мама, я кое-кого убил.

– Ты что? – шепчу я, по спине пробегает холодок. Перед глазами мелькает лицо молодой женщины.

«Нет! Помогите мне!»

У него испуганные глаза. Как в детстве, когда он впервые получил взыскание и нам пришлось идти разбираться в школу. Но это куда хуже. Этого просто быть не может.

– Я кое-кого убил, – повторяет он.

«Нет! Эмили!»

Я так потрясена, что не могу говорить. Мои мысли мечутся в тумане.

Он не мог этого сделать. Только не мой милый, нежный мальчик, которого я так старалась зачать. Да, конечно, у него сейчас сложный период. Как у большинства подростков. Но убийство? Холодное умышленное лишение жизни? Только не мой Фредди.

Затем он смотрит над моим плечом. И что-то видит. Я оборачиваюсь. В дверях Том.

– Кого-то убил? – повторяет муж. Его глаза сверкают гневом. Ужасом. Отвращением. Он протискивается мимо меня и хватает Фредди за воротник мокрой куртки, пытается оторвать сына от земли. – Что ты, черт возьми, имеешь в виду?

– Не трогай его! – кричу я.

– Тогда ему лучше, черт возьми, объяснить, что происходит, – отвечает Том.

– Я не могу, – всхлипывает Фредди.

– Нет, можешь! – рычит Том, отталкивая его. Мой муж всегда был строгим родителем, но таким его я никогда не видела. Кулаки подняты. Шея напряжена. Я инстинктивно двигаюсь, чтобы встать между сыном и мужем.

Лицо Фредди багровеет. От гнева или боли? Трудно понять.

– Я же сказал, что не могу рассказать! – кричит он.

– Но ты должен! – повышаю голос и я. – В молчании нет смысла.

– Это потому, что он лжет. Разве ты не видишь, Сара?

– Это так, Фредди? – умоляю я. – Просто скажи нам правду. Мы поможем тебе справиться.

Фредди бросает на меня взгляд. Его неподвижные черты искажает мука. А еще ненависть.

– Мы? – повторил он. – Не думаю, что отец поможет мне пройти через это.

У Тома лицо как кремень.

– Я не помогаю тем, кто нарушает закон.

– Даже собственному сыну? – спрашивает Фредди.

Я смотрю на двух главных мужчин своей жизни, переводя взгляд с одного на другого. Все это кажется нереальным. Словно кино.

– Даже собственному сыну, – повторяет мой муж. – Если не скажешь, что именно ты сделал, я тебя сдам.

Том направляется к двери.

– Ты куда? – спрашиваю я, заранее зная ответ.

– А ты как думаешь? Звонить в полицию.

Фредди начинает выть, точно зверь. Внизу сочувственно откликается Джаспер.

В полицию? Мое сердце бьется о грудину, удары становятся громче и сильнее, будто внутри меня целая клетка бабочек с железными крыльями, и они рвутся на волю.

«Помогите!»

– Нет, – кричу я, хватая Тома за рукав пижамы. – Не сейчас.

Муж пристально смотрит на меня. Словно тоже гадает, кто перед ним, как недавно думала о нем я.

– Сара, – медленно произносит он, обращаясь ко мне, точно к ребенку, которому нужно разъяснить нечто элементарное, – разве ты не понимаешь? Только это и нужно сделать.

Но это не так.

Я не допущу.

Это не может повториться снова.

Не с моим мальчиком. Не с моим драгоценным единственным сыном. Я сделаю все для его спасения. Абсолютно все.

Сара

Королевский суд Труро

– Всем встать, – произносит секретарь суда.

Мы стоим в нерешительности. Не зная толком, что должно произойти. Благоговея перед этим огромным залом с большими мониторами на стенах, рядами широких, заваленных бумагами столов, мрачными мужчинами и женщинами в париках, присяжными, шушукающимися со смесью неловкости и чувства собственной значимости. Им предстоит решить судьбу не только обвиняемого, но и всех, кто с ним связан.

Например, мою. Матери. Матери, которая любит своего сына. Женщины, лишившейся мужа.

Я не ожидала, что зал суда будет таким. Он слишком современный. Те, что я видела по телевизору, были старыми, обшитыми деревянными панелями, с суровым судьей и испуганным обвиняемым, съежившимся на открытой трибуне.

Но это больше похоже на «умный» конференц-зал. Судья – женщина средних лет. У нее розовая помада и фиолетовое платье с красным поясом, но это мало смягчает строгость ее серебристо-белого парика.

И все же единственный, кто меня интересует, – молодой человек с испуганными глазами, который сидит в застекленной клетке и смотрит по сторонам в полном оцепенении. Моя материнская часть рвется его утешить. Обнять этот слегка помятый пиджак. Сказать, что я ему, конечно, верю. Но другой части меня становится дурно от отвращения.

Когда барристер обвинения в своей вступительной речи принимается излагать суть дела, мои глаза начинают закрываться под тяжестью всего этого. Мысли уносятся в прошлое.

Не к той ночи, когда Фредди очень поздно вернулся домой. Мокрый до нитки. В чужой куртке. Гораздо раньше. К тому дню, когда я познакомилась с его отцом. Когда все началось.

По крайней мере, я так вижу. Том может смотреть на это иначе. И вы тоже.

Часть первая. Том и Сара

Глава 1. Том

Вегетарианское ризотто. Первое блюдо, которое приготовила для меня Сара. Я ненавижу рис со школы – там нас пичкали им практически насильно. Особенно в каникулы, когда я оставался в пансионе, поскольку мой отец был в разъездах. В то время я принимал это без вопросов. То, что он работал за границей, а не все остальное.

– А ты знаешь, что рис является основным продуктом питания более чем для половины населения земного шара? – спросил я у Сары в тот первый вечер. И осознал, что, пока говорил, снял очки, тщательно их протер и снова надел. Я делал так, когда нервничал.

Сара посмотрела на тарелку у себя на коленях, словно я только что раскритиковал ее стряпню. Затем она опять взглянула на меня с почти детским выражением лица, которое заставляло задуматься: сколько же ей лет? Прошлый