Музыка для богатых - Юрий Рогоза

«Ну вот, еще одно чудо, – думал он, глядя на плывущий мимо поток москвичей, которых освещение делало похожими на серо-золотистые тени. – А что толку? Нет, серьезно, какой толк от чуда, если ему положено радоваться, а никакой радости и близко нет?..»

Почти сразу ему стало стыдно.

«Прости меня, Господи, – уныло подумал он. – Я конечно же неблагодарная свинья… И по отношению к Тебе, и по отношению к Микеше, которого Ты мне послал. Вон он как со мной возится. Накормил, дал денег. Даже кокаину отсыпал… А ведь мы в школе даже не особенно дружили…»

В ту же секунду, как кокаин всплыл в памяти, его захотелось употребить. Причем остро. Никита даже сунул руку в карман, нащупал пакетик, но так и не решился его достать.

«Что же я за тварь дрожащая? – привычно спросил он сам себя. – Не умею быть счастливым, даже когда мне насыпают мешочек счастья легко и задаром! Прямо проклятие какое-то…»

И тут же понял, что не какое-то, а то самое – давнее, майское, надмогильное, пахнущее весенним полнолунием и вечностью… И сразу успокоился.

Микерин уже бодро шагал к нему.

– Значит, так, слушай внимательно, потому что мне нужно на встречу бежать. Стой здесь, никуда не уходи. Замерзнешь – заскочи в трактир, выпей водки. Но потом сразу выходи, потому что человек сюда подъедет. Его, кажется, Мариком зовут. Да не стой ты грустный, как Пиноккио, все будет ништяк, вот увидишь!..

– Почему – как Пиноккио? – удивленно спросил Никита, хотя собирался спросить совсем о другом: кто приедет и, собственно, зачем.

– Верно, спутал! – Микерин хлопнул его ладонью по плечу. – Не Пиноккио, этот… Другой, который с Буратиной тусовался!.. Ну, ныл еще все время… Как его? Тоже не помнишь?

– Пьеро?.. – неуверенно подсказал Никита. Быть похожим на унылого клоуна ему совсем не хотелось.

– Точно, блядь, Пьеро!.. – Микерин вскинул руку, и рядом тут же остановилась вынырнувшая из медленно ползущего ряда желтая «Волга». – Все, извини, опаздываю! Пока… – Он протянул крепкую ладонь, и только пожав ее, Никита вдруг понял, что вообще ни о чем не спросил приятеля и теперь даже не сможет его найти. Хотя бы чтобы вернуть одолженные деньги.

Тот уже сел в такси, и оно медленно тронулось, стараясь втиснуться в равнодушно ползущий ряд.

– Микеша! – громко позвал Никита. – Телефон!.. Какой у тебя телефон?

– Вирту Констеллэйшн! – прокричал из сумрака Микерин, опустив стекло. – Оригинал! Стоит дороже, чем эта тачка. Будешь меньше жопу беречь – себе такой же купишь!..

* * *

Медленно ползущие машины вскоре, как и положено, вовсе застыли, ждать явно предстояло долго, поэтому Никита последовал совету одноклассника и вернулся в трактир. Опасливо покосившись на афганца, по-прежнему сверлящего недобрым взглядом родную столицу за окном, он подошел к стойке, но попросил не водки, а стакан апельсинового сока. Пить ему совсем не хотелось – просто нужна была соломинка, а вытащить ее из стоящего на стойке стакана просто так он не решился: у бармена было лицо человека, знающего жизнь не понаслышке. Оставив сок на столике в темном углу, Никита прошел в туалет – доброе русское слово «трактир» никак не ассоциировалось у него с видеокамерами над каждым толчком, а сил терпеть больше не было.

Закрывшись в кабинке, он аккуратно высыпал белоснежную дорожку на поверхность сливного бачка и совершил ритуал. Порошок и правда сильно отдавал аптекой, но действовал правильно. Ясность мысли и физкультурная бодрость наступили раньше, чем Никита успел хозяйственно спрятать соломинку во внутренний карман куртки.

«А кого это я здесь жду? А главное – зачем? – со спокойной трезвостью подумал он, присев на краешек порыжевшего от жизни унитаза. – Что еще за Марик? Имя какое-то опереточное… На кой я ему сдался… И вообще, кто он такой?.. Может, какой-нибудь извращенец? Скорее всего. Не случайно же Микеша напоследок жопу упомянул…»

Самым разумным казалось заскочить в ненавистную комнатку в Лаврушенском, собрать вещи и быстро ехать на вокзал. Но проснувшееся в душе бодрое мужество рождало и совсем другие мысли.

«Куда спешить? Тверь, она четыреста лет стоит, за пару дней никуда не денется, – наглея все больше, вдруг сформулировал для себя самого Никита. – Ведь зачем-то все это случилось – неизвестно откуда взявшийся Микерин, водка с горячими пельменями… Если сейчас сбегу – так и не узнаю, зачем… Бабушка часто повторяла, что случайностей на свете не бывает, по-настоящему духовный человек за каждой мелочью может рассмотреть Промысел Божий. Вот и рассмотрим, – решил Никита. – Только еще нюхнем для поднятия духовности…»

Заставивший его вскочить удар в дверь был такой силы, что хлипкий замочек, жалобно зазвенев, упал на кафельный пол.

На пороге стоял пахнущий клеем гневный афганец с куском мятой газеты в кулаке.

– Ну что, Родину любить будем или валидолом ссать? – бодро прорычал он.

Как всегда в таких случаях, Никита и сам бы не смог объяснить, каким образом уже через несколько секунд оказался на улице.

Там его ждали.

Замерший у обочины «мерседес», мигающий огнями аварийки, был серебряным, очень новым и в меру чистым.

Марик (а просветленный после дозы Никита неуловимым образом сразу понял, что это он) расслабленно стоял рядом. Это был высокий худой брюнет в свободном сером костюме поверх плотной черной рубашки-поло и легких туфлях человека, который редко ходит по булыжным неровностям реального мира. Щеки его оттеняла щетина, на запястье мутно, как ядерный реактор, поблескивал «Брегет» последней модели. (Совсем недавно Никита видел рекламу таких часов в глянцевом журнале и даже запомнил рекламный текст – «Удвойте цену вашей яхты!».) Лицом Марик очень походил на опального олигарха Ходорковского, только казался добрее и беззаботнее.

– Привет, Никита, – произнес он так просто, словно они были старыми приятелями и через день встречались попить пива после работы. – Садись скорее и поехали отсюда. А то место какое-то говнистое…

Место было обычным и не самым мерзким в Москве, но спорить Никита не стал.

Его спонтанно возникшей мечте уютно скрючиться на заднем сиденье не суждено было сбыться по самой простой причине – «мерседес» был огромным, но двухдверным. Но и на переднем сиденье, в теплом сумраке кожано-деревянной роскоши, подсвеченной огоньками панели, становилось ясно, что загадочный Марик прав: не только это место, а вообще весь мир за окном – говно полное.

«Так вот почему они покупают именно “мерседесы”!..» – вдруг догадался Никита и сам поразился тому, что такая простая истина открылась ему только сейчас.

Марик тем временем очень ловко вклинился в ползущий поток, нарушив правила, свернул в переулок, резко нажал на газ, и через минуту они оказались на проспекте – тоже забитом машинами, но сияющем огнями реклам и дорогих заведений. Как всегда, уходящая в ночь Москва умело притворялась безобидной и доброй, чтобы к утру выдать десять-двенадцать среднестатистических трупов.

«И куда это, интересно, мы едем?» – вяло подумал Никита. Было самое время решительно прояснить ситуацию, но микеринский кокаин действительно оказался из дешевых – волна социального оптимизма быстро сменилась уютным равнодушием к собственной судьбе и ко всему на свете. Разговаривать Никите не хотелось совершенно, но вместе с тем стало казаться, что молчать в данной ситуации невежливо.

– Хорошие у вас часы, – чуть заплетающимся языком произнес он.

– Правда? – радостно удивился Марик и посмотрел на «Брегет» так, словно видел его впервые. – Спасибо. Я, честно говоря, в часах мало разбираюсь. Знаю только, что они должны быть швейцарские, неброские и стоить как можно дороже…

Никита хотел сказать, что одобряет такой понятный и четкий подход, но понял, что вообще не может говорить – рот сковала морозная сухость, которую брехливые дилеры называют подтверждением первоклассного качества своего товара, хотя на самом деле все совсем наоборот.

Помог ему сам таинственный Марик.

– Нюхаешь? – с интеллигентным равнодушием спросил он, бросив на Никиту короткий взгляд.

«Так, изредка…» – намеревался ответить Никита, но смог выдохнуть только хриплое:

– Хуэуу…

– Я сам, можно сказать, почти не употребляю, – словно извиняясь, признался Марик. – Убивает соцреализм восприятия. Но ты еще человек молодой, духовно растущий, тебе нужно…

И он, не отрывая взгляда от дороги, коротким аккуратным движением открыл бардачок. Огромный целлофановый брикет порошка Никита увидел сразу – такие часто показывали в американских боевиках и иногда – в программах криминальной хроники. Именно такие брикеты киношные менты всегда первым делом разрезали карманными ножиками, запуская в них прокуренные узловатые мизинцы. Самое смешное, что брикет Марика был с точно таким же небрежным разрезом, только аккуратно заклеенным короткой лентой медицинского пластыря. Кроме порошка, в бардачке лежал вполне стандартный набор: початая бутылка виски «Грин Лэйбл», большой пистолет с глушителем, с десяток презервативов в ярких упаковках и пачка стодолларовых купюр в разорванной банковской ленте.