Кто убил прекрасную Урсулу - Андре Пико

- Дурак! - внезапно сказала Урсула. Он подскочил:

- Что? Что ты хочешь этим сказать?

- Он полагался на меня, он ценил меня, - повторила она, передразнивая его с презрительным смехом. - И ты в это поверил?

Еще никогда она не испытывала к нему такой ненависти, как в этот момент. Он сидел, нагнувшись над стаканом, с совершенно дурацким видом, но все еще переполненный тщеславия. Он не понимал! Ну что ж, он поймет, этот кретин, ради которого она столько времени жертвовала собой! Какая разница, что будет потом. Она достаточно долго притворялась. И раз все потеряно...

- Благосклонность Фишера! Но это не тебе он ее оказывал!

Он все еще не понимал. Налив четвертый стакан, поднял на нее прищуренные глаза и часто-часто заморгал, словно дневной свет ослепил его.

- Не мне?

- Да я уже много лет его любовница! А сегодня он меня пробросил и тебя заодно. Годы, которыми ты не смог воспользоваться! Годы, прошедшие впустую! Я не считаю себя побежденной, но отныне буду сражаться одна! В тебе я больше не нуждаюсь! Она знала, что зашла слишком далеко, но отсутствие реакции со стороны мужа окончательно взбесило ее.

- Это невозможно, - пробормотал он. - Ты издеваешься надо мной. Это было бы глупо, если бы было правдой. Я же ничего не знал....

Разъярившись, она подскочила к нему, выхватила стакан, вскинула голову.

- А если бы и знал, то ничего не сказал бы! Только еще больше стал бы пресмыкаться перед Фишером! Да или нет? Посмотри на меня! В лицо, в первый раз!

Он посмотрел на нее и испугался - такой ненавистью пылали ее глаза. Она презирала его настолько, что не боялась даже его гнева. Она видела его таким, каким он был на самом деле: ничтожеством, не способным сохранить даже видимость достоинства. И он отреагировал как ничтожество, не осознавая своей слабости и воображая, что только жестокостью можно что-то исправить.

Он встал, прижал Урсулу к столу и изо всех сил стал хлестать ее по лицу тыльной стороной ладони. Она тихо вскрикнула, не смея пошевелиться, и ее ""бы начали кровоточить.

Глава 2

На Талыптрассе в двух метрах от биржи целый этаж одного из зданий занимала редакция иллюстрированного журнала "Досье", и в глазах посторонних такое соседство придавало журналу вес. На самом деле служебные помещения ограничивались двумя смежными комнатами, а остальная площадь служила студией директору цюрихского издания Эрнсту Циглеру, похожему на плейбоя с обложки журнала. Циглер нравился женщинам, так как давал им выговориться, что часто позволяло получить ему исключительно сенсационную информацию.

В самом начале "Досье" было простым журналом, специализировавшимся в основном на сплетнях об интимной жизни знаменитых артистов. Он был основан в Париже сразу после войны Луи Менаром. Но пришел день, когда публике надоели разводы звезд и интервью с авторами "новой волны". Тираж упал. Менар понял, что настало время найти что-то другое, и рискнул заняться политикой. В результате журнал пополнился немецким изданием, выходившим в Цюрихе. Преобразование "Досье" завершилось, когда Менар передал бразды правления своей дочери Марчель, вышедшей замуж за парламентского журналиста Винсента Гарнье. Быстро переняв взгляды мужа, Марсель поклялась предавать огласке правонарушения, скрытые пороки и скандалы.

- Это опасно, - сказал ей отец, - ты сломаешь себе шею.

Его смерть развязала Марсель руки, и она больше не заботилась о соблюдении хоть какой-нибудь меры. "Досье" два раза арестовывали, Марсель проиграла процесс против муниципалитета Цюриха, и тираж журнала утроился.

Урсула регулярно читала "Досье", один из своих самых любимых журналов. Но до сих пор его чтение было для нее чем-то развлекательным или, точнее, средством, возбуждающим бессознательное коварство, присущее каждой женщине. "Вы читали про мадам X? А я всегда думала... Да, это жестоко, но сколько юмора!"

Теперь речь шла не о юморе. Урсула представила первую полосу с названием статьи, набранным крупным шрифтом:

СЕКРЕТНАЯ ЖИЗНЬ КУРТА ФИШЕРА Женщина разоблачает тайные пристрастия чемпиона добропорядочности.

Это будет зло, необычно, язвительно. Ну, а репортер добавит что-нибудь еще.

Урсула провела три дня в лихорадочном возбуждении, переходя от истерик к полному изнеможению и смирению. Выгнанная любовником, выпровожденная мадам Фишер, она думала, что, сорвав злость на Андреа, отомстит за свое унижение. Поступок мужа ужаснул ее. Моос больше не владел собой. Он избил ее в первый раз, но с таким остервенением, которое больше походило на желание убить. Нет ничего страшнее гнева взбешенного барана.

- Если ты не уйдешь, я, кажется, убью тебя, - чуть успокоившись и наблюдая, как она собирает чемодан, сказал он.

Теперь Урсула укрылась в меблированной комнате в квартале своего детства на Церингерштрассе. На месте лавки, в которой ее мать продавала когда-то белье, стоял бар. Урсула сняла комнату напротив, на втором этаже. Из своего окна она вновь видела знакомые места, которые, казалось, навсегда стерлись из ее памяти.

Неужели все станет так же, как двадцать лет назад? Неужели придется все начинать сначала, с нуля? В тридцать восемь лет? Да, придемся, если она не станет защищаться. Главное - никому не доверять. Бороться, как она всегда это делала. Одной? Но почему одной? Андреа к ней вернется, попросит прощения, когда увидит, что она победила Фишера. Она свергнет Фишера с пьедестала, и его враги ухватятся за это. Но только нужно действовать и действовать быстро.

Эрнст Циглер принял ее любезно. Они сидели одни в его кабинете за обитыми дверями. Вначале она хотела частично скрыть правду, приуменьшить значение своей роли, выдать себя за невинную жертву монстра Фишера, но затем предпочла рассказать все, как было. Так она могла говорить более свободно, даже если бы это и повредило ей в глазах Циглера. Впрочем, он привык к подобным откровениям, и она могла ему доверять.

Циглер делал какие-то записи, и она отметила, что вид у него был заинтересованный. Он был спокоен, но когда перестал писать, то раскручивал и закручивал ручку, ерзал на стуле, кивал головой, бормотал: "мм,мм...", что было верным признаком напряженной работы ума.

"Он уже сочиняет статью, - думала Урсула, - подбирает выражения. Он даже не надеялся на такую удачу."

- Дорогая мадам, все это очень занятно. "Конечно, он не может выражать свой восторг слишком пылко. У него тоже своя роль. Сейчас он заговорит о необходимых мерах предосторожности... Впрочем, это естественно, раз дело приобретает такое значение..."

- Но в настоящее время ваш рассказ... "Доложить о нем парижской дирекции? - размышлял Циглер. - Нет, это затруднительно. Нужна некоторая отсрочка..."

- Не представляет никакого интереса. Месье и мадам Гарнье в настоящее время в Цюрихе.

Он любил это выражение "в настоящее время" и повторил его несколько раз.

- Я был бы очень рад устроить с ними встречу, но не знаю, во сколько они вернутся в редакцию. У месье Гарнье сегодня много визитов. Может, я позвонил бы вам после обеда? Не оставите ли свой адрес? Урсула заколебалась, так как не собиралась посвящать хозяйку меблированных комнат в свои дела. Однако она дала адрес, добавив, что придет сама, и что звонить ей можно только в крайнем случае. Циглер встал, чтобы проводить ее.

- Будьте спокойны, мадам, мы также, как и вы, предпочитаем, чтобы все хранилось в строжайшей тайне.

Урсула обещала вернуться к семнадцати часам. Чтобы немного отвлечься, она пошла в парикмахерскую. Вероятно, Циглер захочет представить ее своему патрону. Она должна выглядеть как можно лучше, а при необходимости пустить в ход все свое очарование. Ничем нельзя пренебрегать...

"Десять минут шестого, - посмотрела на часы Урсула. - Немного опаздываю. Ничего, пусть они меня подождут."

Циглер принял ее один. Он был очень смущен.

- Дорогая мадам, я говорил о вашем визите месье и мадам Гарнье, но в настоящее время...

Они отказывали.

Урсула потеряла всякое желание притворяться, начала протестовать, повысила голос. "Досье" не могло упустить такую возможность, можно не сомневаться, что второй такой не представится.

- Я полностью разделяю ваше мнение, дорогая мадам, но, к сожалению, мы не можем делать все, что хотим. Я понимаю ваше разочарование и уверяю вас, что не отказываюсь, по крайней мере, окончательно. Я хотел бы, чтобы наше швейцарское издание пользовалось большим весом, чем до сих пор. Но для этого нужны значительные денежные средства. Вы прекрасно знаете, что у месье Фишера свои осведомители во всех банках Цюриха...и мы не можем действовать совершенно независимо. Значит, нужно подождать. Подождать...

Для Урсулы это слово означало крушение всех надежд. Подождать - значит дать Фишеру время укрепить свои позиции. До какой степени он озлобился на нее и Андреа? Речь шла о нескольких неделях. Но если он захочет, то разорит Мооса за несколько часов.