Если она полюбит - Эдвардс Марк

Двери распахнулись, и пассажиры начали проталкиваться мимо меня. Я остался на месте, пытаясь продлить момент.

Мне не нужно было делать этого. Прежде чем я собрался с духом, чтобы что-то сказать, Чарли взяла меня за руку и вышла со мной из вагона. Мы стояли на платформе, и нас со всех сторон толкали. Чарли стояла твердо, как скала, а другие пассажиры обтекали ее, словно вода.

— Пойдем, — произнесла она. — Устроим маленькую праздничную пирушку. Вы ведь не откажетесь выпить?

* * *

Мы отправились в паб чуть в стороне от Боро-Хай-стрит — старинное местечко с мерцающими рождественскими огнями, свисающими с деревянных балок, и десятками рабочих, потягивающих свою традиционную пинту пива, прежде чем отправиться домой к детям.

Когда мы вошли в паб, пара средних лет как раз встала из-за стола, и Чарли моментально заняла их место под злыми взглядами ожидавших у барной стойки, которые она просто проигнорировала.

— Красное вино, — сказала она мне.

Я почти физически ощущал взгляды тех, чей стол, вероятно, мы перехватили, но был в таком хорошем настроении, что мне было все равно. На стене позади барной стойки было зеркало, и я поймал свое отражение. Мои темные волосы всегда торчали в разные стороны, как их ни приглаживай. Несмотря на сидячую работу, я не располнел, и мне не раз говорили, что у меня выразительные скулы. Тем не менее вид был неряшливый, мешки под глазами, пусть и скрытые частично очками. Я не слишком беспокоился о собственной внешности, но какое впечатление она произвела на Чарли? Раз она позвала меня выпить, должно быть, она не в ужасе от моего вида.

Я взял пинту пива себе и бокал вина для Чарли, а затем сел напротив нее.

— Расскажите, что с вами случилось? — поинтересовалась она. — Почему вы оказались в больнице?

Я сделал большой глоток лагера.

— У меня было отслоение сетчатки.

— Паршиво.

— Я знаю. Но теперь все наладилось.

Она в два глотка выпила половину бокала.

— Теперь я чувствую себя лучше, — она забавно изобразила говорок Элизы Дулитл, безумное сочетание лондонского кокни и йоркширского диалекта. — Я всего лишь жалкий менеджер проекта, так что не слишком много знаю о глазах. Из-за чего это случилось?

— Непонятно. Вроде такое бывает при сильной близорукости.

— В самом деле? Давайте посмотрим, насколько вы близоруки, — она сняла с меня очки и примерила их, мгновенно превратившись в секси-ботана. — Уф! Да вы просто слепы!

Она вернула очки и попросила рассказать ей о том, как всё произошло.

— Довольно странно. Сначала словно мухи стали летать перед глазами — знаете, такие мелкие мерцающие точки, которые иногда появляются и как будто плавают вокруг. Затем появилась тень, вот отсюда… — я указал на уголок левого глаза, — и медленно распространилась по всему полю зрения. Я пытался игнорировать ее, думал, что само пройдет.

— Типичный мужчина.

— Это точно. Я предпочел бы умереть медленной, мучительной смертью, чем пойти к врачу. Но в конце концов погуглил, узнал об отслоении сетчатки, о том, как она отделяется от глаза, и что могу ослепнуть. Тогда я немедленно вызвал такси и рванул в клинику.

Мы прикончили наши напитки, и Чарли пошла к барной стойке. Недовольная парочка была все еще там. Они выглядели как типичные клерки из Сити — лет по сорок, в дорогих костюмах; на их лицах явно читалось, что они не привыкли к ситуации, когда их кто-то поимел. Они громко обсуждали планы провести Рождество на пятизвездочном лыжном курорте «подальше от плебса и всех гребаных родственников и их семей».

Когда Чарли вернулась, я рассказал остальную часть истории. О том, как под утро попал на операционный стол, как последнее, что я запомнил перед этим, — вращающийся надо мной потолок коридора, как очнулся с заклеенным глазом и получил сложный рецепт средства по снижению внутриглазного давления и предписание закапывать в глаз в течение дня четыре разных лекарства. Внутрь глазного яблока мне вживили пузырь, наполненный газом, который прижимал сетчатку и удерживал ее на месте, пока она не прирастет. Все, что я видел левым глазом, казалось большим, жгучим шаром, скрывавшим всё, на что я смотрел. Мне пришлось спать в сидячем положении, чтобы сила тяжести удерживала пузырь на месте. Первые десять дней я только слушал аудиокниги или здоровым глазом смотрел видеофильмы. Лекарства притупили мои чувства и изменили вкусовые ощущения, особенно в отношении алкоголя: две недели я вообще не брал в рот спиртного, а когда попробовал — тут же начались проблемы с координацией движений, и все подумали, что я пьян.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Несколько недель было более чем хреново, — сказал я, так как теперь уже мог шутить по этому поводу.

— Вам повезло, что вы не ослепли на этот глаз.

— Хотя мне, наверное, была бы к лицу черная повязка, — я с трудом избежал соблазна добавить голосу этакой пиратской хрипотцы.

— В чем проблема? — вдруг спросила Чарли.

Я не сразу понял, что она обращалась не ко мне, а к той паре у барной стойки.

Женщина была явно шокирована этим выпадом и хотела отвернуться, но ее спутник ухмыльнулся, глядя прямо Чарли в лицо. Он был пьян, и я встревожился, что все может перерасти если не в драку, то, по крайней мере, в словесную перепалку.

— Вы наша проблема, — заявил мужчина.

Чарли выпрямилась:

— Да неужели? И с чего это?

— Вы заняли наш стол.

Она приоткрыла рот с притворным ужасом.

— Боже мой. Вы слышали, Эндрю? Это их стол. Как это я не догадалась?

— Заткнись, потаскушка, — сказала женщина.

— Рыжая лохматка, — добавил ее спутник.

На долю секунды Чарли выглядела потрясенной, затем рассмеялась.

— Рыжая лохматка! Надо же, давно такого не слышала! Наверное, со школьных лет. Рыжая — без сомнения, но вряд ли такая уж лохматая. Однако цвет предпочитаю естественный — в отличие от вас, — она пристально посмотрела на окрашенные волосы женщины. — Может, вместо того, чтобы тратить время на нас, вам стоило бы получше присматривать за своим мужем, — продолжила Чарли. — Если он будет так пялиться на сиськи барменши, то рискует ослепнуть.

Мужчина побагровел.

— И еще, приятель, — сказала Чарли, — может, тебе будет интересно узнать, что, пока ты ходил в туалет, твоя дамочка неплохо пошарилась в твоем телефоне. Судя по всему, проверка сообщений. Не доверяет — и кто сможет ее осуждать за это?

— Ты что?..

Парочка уставилась друг на друга, позабыв про нас.

Чарли одним глотком допила вино, схватила меня за запястье и сказала:

— Пойдем.

Уже на пороге паба она обернулась:

— Можете засунуть свой сраный стол в вашу общую задницу.

Мы выбежали на улицу, Чарли смеялась, вытирая глаза от слез.

— Общая задница? Ничего себе! — я с трудом переводил дыхание. — Ты всегда такая?

На улице заметно похолодало, и изо рта ее вырывались облачка пара:

— Нет, обычно я нежная и пушистая. Я же тебя не напугала?

По правде говоря, я находил все происшедшее удручающе неловким, но в то же время волнующим.

— Нет.

— Вот и хорошо. И что будем делать теперь? Вообще-то, я хочу сбросить с себя эту одежду, — она рассмеялась. — Ты бы видел себя сейчас! Я просто имею в виду, что хочу переодеться. Это одежда Шарлотты. А я хочу стать настоящей Чарли.

Она махнула такси и, когда кэб притормозил, велела водителю отвезти нас на Оксфорд-стрит. Она привела меня в огромный магазин «Топшоп» и сразу набросилась на стойки с одеждой. Потом, с целой охапкой блузок, брюк и юбок, отправилась в примерочную. На мгновение я подумал, что она попросит меня пойти за ней, но она осмотрела меня снизу доверху и сказала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А ты не хочешь сменить прикид? У тебя есть деньги?

— Есть.

Мне стало весело. Я поднялся на эскалаторе на следующий этаж, подобрал себе новую пару джинсов и рубашку, заплатил за них, затем пошел в примерочную, сорвал этикетки и надел свои приобретения. Сложив старую мятую одежду в пакет, я спустился, чтобы найти Чарли, которая тоже успела преобразиться. Теперь на ней было облегающее платье из змеиной кожи, мерцающее золотым и зеленым.