Звезды любят сильных - Тимофей Печёрин

В общем, основывая города на далеких планетах, мы лишь многократно тиражировали нашу Землю. Не стал исключением и мой родной город. И родители его запомнили таким же. Дедушки с бабушками в колонизации участвовали, но я никого их них не застал в живых. Единственное, что осталось в городе от тех славных времен — Музей Колонизации. И именно с него, а вернее с воскресного похода в этот самый Музей с родителями все и началось.

Шагнуть через порог Музея для меня тогда было сродни переходу в другой мир. Наверное, даже космонавт, первым ступающий на поверхность вновь открытой планеты, испытывал меньше эмоций. Та тишина, размеренность, спокойствие места, у которого за спиной десятилетия, а впереди — века, меня поразили. Но даже это, первое впечатление не сравнится с тем, что вызвали у меня экспонаты музея. До сих пор с улыбкой вспоминаю, как я бегал от одного экспоната к другому и расстраивался, оттого что ничего нельзя трогать. То есть, руку протянуть можно, но она проходила через экспонат, который был лишь голограммой, неподвластной времени и куда более дешевой, чем реальная вещь.

Зато организован был музей мастерски. Как говорится — ни убавить, ни прибавить. Каждый экспонат был напоминанием о каком-нибудь значимом событии из первых лет истории колонии. Начиная с бортовых съемок приближающегося диска планеты. А также макета звездолета «Отважный», открывшего ее. Макет, кстати говоря, был в натуральную величину и размещался в самом большом зале, до которого я добрался как ни странно, в последнюю очередь. Позади были голограммы животных и растений планеты, экраны с документальными роликами, ласковый голос, льющийся будто из стен, стоило задержаться у какого-нибудь экспоната больше пяти секунд.

И вот — «Отважный». Такой огромный, особенно по сравнению с маленьким мной. Такой блестящий и твердый, что я снова забыл, что вижу голограмму. Не мог не потрогать. И капитан Киреев, первый человек, ступивший на новую планету. Он стоял передо мной — высокий, сильный, уверенный в себе человек, смотрящий куда-то вперед. С гордостью обозревающий новые владения рода людского.

Запел сладкий голосок электронного гида, повествующий, наверное, в миллионный раз об этом человеке и его заслугах, а я, обращаясь к едва догнавшим меня родителям, заявил:

— Я тоже стану таким, — показываю на капитана Киреева, — тоже буду стоять так. И смотреть.

Родители сделали лучшее, что можно было сделать на лепет пятилетнего чада. Молча улыбнулись, что я воспринял как одобрение.

Глава вторая

Стемнело рано. На моих часах было около четырех по полудню. Как обычно, прилетел на другую планету — переведи часы. Если у тебя есть такая возможность и у тебя на хвосте не висят спецслужбы этой планеты. А может, дело в том, что сутки даже на планетах земного типа длятся не двадцать четыре часа, как на Земле, а где больше — где меньше. Часы же мы все используем земные. В смысле, рассчитанные на земное время. Тысячелетия эволюции приспособили наши организмы к двадцати четырех часовому циклу, и никакие другие планеты, на некоторых из которых мы закрепились едва десяток лет, это не перевесят.

Спать не пришлось. Во-первых, с моей стороны было бы наивно полагать, будто кальвинцы, потеряв нескольких своих бойцов, и, поняв, что я скрылся в лесу, смирятся с этим неприятным для них фактом. Если не на полицейских флаерах, то уж на военных самолетах по любому должна быть установлена техника, способная хирургически точно выявить одинокого человека посреди леса. Это лишь вопрос времени, а, точнее, площади леса и количества техники, которой не жалко для поимки одного, хоть и особо опасного преступника. Единственный выход для меня в такой ситуации — двигаться. Точнее, продвигаться вглубь леса. Азбучная истина, что в движущийся объект гораздо труднее попасть, чем в неподвижный. И я не собирался облегчать задачу кальвинцам.

Во-вторых, ночевать в диком лесу незнакомой планеты было просто небезопасно. А планета была именно незнакомой, вернее, малоосвоенной и за пределами одинокого мегаполиса, что лишь точка в планетарном масштабе, можно было ожидать от нее чего угодно.

Нет, коварных чужих, которыми нас пугали еще на заре межзвездных полетов, уже не надеются встретить даже самые отчаянные «ястребы». Если не во Вселенной, то, уж во всяком случае, на этом краю галактики мы и впрямь оказались одинокими. Под властью Конфедерации объединены десятки планет, а на них до сих пор никто кроме нас не претендует. Не летят гигантские блюдца, увешанные оружием, не сыплют на Землю десанты «братьев по разуму», не засылают к нам в тыл шпионов и диверсантов, принявших человеческий облик, не подбрасывают смертельные вирусы, за считаные дни истребляющие все живое. Профессия ксенолога давно превратилась в синекуру, в способ трудоустройства «особо одаренных» чад богатых и влиятельных родителей. Военные же занимаются тем, чем занимались испокон веку, еще на Земле, а именно, помогают одним людям убивать других людей. И еще вытягивают из бюджета ассигнования на разработку новых способов этого важного дела.

Однако и без чужих лес Кальвина не становился безопаснее. Мало ли какие хищники могут там водиться? Одинокий спящий человек может послужить неплохим лакомством для какой-нибудь твари, которой плевать, что ты царь природы. Зверье здесь непуганое, у них еще не отложился на генетическом уровне страх перед двуногим охотником. А вот для меня, наоборот, все, что дышит на этой планете, было потенциально опасным. Маленькая зверушка с розовой шерстью и трогательными большими глазами, могла оказаться хищной тварью с мертвой хваткой и зубками, пропитанными ядом, а увешанное пышными и нежными цветами дерево не факт, что не окажется плотоядным. И, как назло, из средств самообороны — лишь резак да почти разрядившийся бластер.

Пока продолжался световой день, это грозное оружие кальвинских вояк старалось брать энергию отовсюду, откуда можно. И от солнца, и от ветра, и от естественного тепла живого организма, в данном случае, моего. Но вот стемнело, воздух вокруг начал остывать, и восстановление бластерного заряда почти остановилось. Набралось негусто — от силы, пятнадцать процентов от максимума. Пара полноценных выстрелов, если не считать, что даже «мертвый» бластер может послужить неплохой дубиной. Экономя мощность, я пока использовал его именно в такой ипостаси.

И еще маленькое замечание. Ночь в лесу — это не то же самое, что ночь в центре города, похожего в это время суток на новогоднюю елку, увешанную гирляндами. Здесь источников света практически нет (светящиеся глаза местных обитателей не в счет), и, если бы не инфракрасные очки, входящие в комплект предметов первой необходимости любого современного космонавта, я бы чувствовал себя как в черной бездне. И стал бы легкой добычей любой ночной твари. А так, вместо темной бездны перед глазами более-менее четкая, пусть и представленная оттенками серого, картинка.

Вот так я и шел. Продираясь сквозь заросли инопланетных растений, отгоняя от себя бластером или резаком мелкую живность. Один раз встретился с каким-то жутким гибридом гориллы и медведя. От медведя у него был во-первых, рост, во-вторых, толстая шкура, покрытая грубой шерстью; от гориллы — передние конечности, длиннее и развитие задних, а также отсутствие хвоста. Что касается морды, то аналогов в земном животном мире подобрать было трудно. Наверное, кто-то из семейства кошачьих. Правда, я не припомню, чтобы у кошек были столь широкие и большие уши. Как у одной древней мультяшки.

Зверь продемонстрировал мне свои острые зубы отнюдь не любителя растительной пищи, параллельно издав устрашающий звук. Вернее, это он считал его устрашающим, мне же такая смесь вздоха и рычания ассоциировалась со слишком громкой отрыжкой, какая бывает после жирной пищи. Пока зверь готовился к прыжку, я успел о многом подумать. И о том, что давно ничего не ел, а мясо этого страшилища, наверное, съедобно. И о том, что всю жизнь пропитался синтетикой, как большинство людей, а тут, впервые в жизни, у меня появилась возможность отведать живого мяса. Как крупный бизнесмен, высокопоставленный чиновник, или звезда шоу-бизнеса. И о том, наконец, что если я сейчас сэкономлю заряд бластера, то того времени «икс», для которого я его приберегаю, может и не наступить.

Пока я думал, а потом и прицеливался, зверь прыгнул, сбивая меня с ног. Все-таки никакие тренировки реакции не сравнятся с природным навыком. Бластер выпал у меня из рук и отлетел почти на метр. Впрочем, достичь моего горла зубки этой твари не успели — я достал лазерный резак, направляя его луч прямо в брюхо.

Ну и вопль! Уши закладывает, кровь стынет в жилах. Так могли верещать души грешников, обреченные на вечную жарку на медленном адском огне. Стало мокро и не только от крови. Судя по мерзкому запаху, зверь решил напоследок оставить на мне и другие жидкости, вырабатываемые его организмом. Хорошо, что к материалу, из которого сделана моя летная форма, запахи не пристают. Собравшись с силами и спихнув с себя уже бездыханное тело кальвинского хищника, я поднялся на ноги и огляделся в поисках бластера. А параллельно подумал, что его сэкономленный заряд можно употребить на разведение огня. Не в сыром же виде есть незнакомую тварь!