Партизанский фронт - Иван Дедюля

Выдали нам и одно ПТР, противотанковое ружье. Конечно, и бронебойного оружия хотелось бы иметь побольше. Но что поделаешь, если в те годы количество оружия было внатяжку, а нехватку его ощущало не только наше, но и любое из действующих подразделений.

Иван Иванович Вышников бережно протирал масляной тряпицей драгоценное ПТР, когда к нему подошел двухметрового, баскетбольного, как бы сказали теперь, роста Николай Мазур. Николай с удовлетворением понаблюдал за работой товарища, назидательно изрек:

— Ну, Иван Иванович, храни ружьецо как зеницу ока. Эта штука, брат, насквозь прошивает легкие танки, бьет средние, достает самолеты, а об автомобилях и говорить нечего. Понимаешь, какие возможности у тебя в руках?

— Спасибо, браток, разъяснил, — засмеялся Иван Вышников. — Смотри только врагам не проболтайся об этих возможностях, а то разбегутся.

Под вечер вернулись два наших москвича — Демьянович и Костюкович, отпущенные по домам на часовую побывку. Для Костюковича эта встреча с родными стала последней. Но пока мы все были живы и здоровы, и на вечернюю поверку отряд выстроился в полном составе. Перед развернутым строем Кисляков представил прибывшее «московское» пополнение.

— Вот наш радист — Володя Тарасов. Будет держать связь с Большой землей. А это его правая рука — Валентина Торопова. Так что не без женщин в отряде. И пусть только кто-нибудь вздумает ее обидеть, — Кисляков как бы шутя повертел в воздухе кулаком, размеры которого убедительно свидетельствовали, что лучше уж на него не натыкаться, — ну и, наконец, вот грозная огневая сила — подрывники — специалисты по шоссейным и железным дорогам.

Вечером к школе подрулила черная «эмка», из нее вышли капитан и двое штатских. Нас с оперуполномоченным Чуяновым отозвали в один из школьных классов. Здесь-то мы узнали о том нашем пополнении, с которым предстояло познакомиться несколько позже, уже за линией фронта. В глубоком тылу нашего появления ждали свои люди, хорошо знающие обстановку в своих районах. В деревне Бабий Лес — лейтенант Иван Фоминков, в деревне Росошно — Иван и Григорий Кирильчики, в Острове — Дубовский и лесник Антон Яцкевич, в Сухом Острове — фельдшер Алексей Фролович и его жена Лена. Последний организационный вопрос был, таким образом, улажен, и теперь ничто не удерживало нас в Москве.

Утром отряд разместился в грузовиках, моторы загудели, мы поехали. Прохожие провожали взглядами наши грузовики с некоторым удивлением. Со стороны мы, должно быть, выглядели весьма загадочно. Наряженные кто во что горазд, в пиджаках, бушлатах, гимнастерках, кепках и полувоенных фуражках, мы смахивали на бригаду, отправлявшуюся убирать картошку в колхоз. С другой стороны — сверкающие на солнце винтовки и автоматы. Было над чем задуматься прохожим. И только песня, что лихо развевалась за мчащимися по шоссе грузовиками, могла кое-что сказать об истинном назначении этих пестро одетых, но вооруженных людей. По ветру неслось:

— Белоруссия родная, Украина золотая,Наше счастье молодое мы штыками, штыками защитим.

Грузовики мчались дальше и дальше. Запад неумолимо надвигался на нас, как бы демонстрируя документальные кадры отгремевшей военной эпопеи: изрытая воронками от авиабомб и снарядов, исполосованная траншеями земля, сожженные деревни с сиротливо торчащими трубами печей, черные громады искореженных танков по обочинам дорог, разбитые пушки.

Но что интересно, на нас угнетающего впечатления эти картины не производили. Ожесточенность боев, убедительно запечатленная батальным пейзажем, передавалась нашим сердцам и взывала к отмщению.

Лейтенант Василий Соляник всматривался в дорогу с особым вниманием. На одном из перегонов он вдруг попросил остановить машину.

— Разрешите остановиться у этой высотки, товарищ командир. Тут похоронены бойцы моего взвода и мой друг, командир роты. Здесь мы прошли свое боевое крещение.

Машины затормозили. Соляник соскочил с борта и кинулся вверх по склону, к поросшей березами вершине высоты. Молча за ним потянулись остальные. И вот мы стоим у братской могилы, на земле, усеянной позеленевшими патронными гильзами.

— Да, здесь, — едва слышно сказал Вася. Его юношеское лицо внезапно осунулось, отвердело. Оглядевшись, он снял шапку, потом наклонился, раздвинул рукой траву. Мы увидели снарядную гильзу среднего калибра — немудреный солдатский памятник с высеченными ножом фамилиями погребенных товарищей. Коснувшись губами гильзы, Василий встал, взглянул на нас.

— Пять страшных дней и ночей стояли мы тут. Не раз рукопашная шла прямо в окопах. Трижды высота переходила из рук в руки, и все же мы удержали ее. Похоронили товарищей, потом получили приказ отойти…

Участки этой дороги были памятны не только лейтенанту Солянику. Моя память, например, сразу ожила, как только за поворотом открылся старинный Торжок. Некогда чистенький, утопающий в зелени, он предстал перед нами в руинах, коричнево-пепельный и безжизненный. Мелькнула школа у реки, от четырех этажей которой остался лишь фундамент с зияющей чернотой подвала. В этом здании, превращенном в госпиталь, я залечивал рану, полученную в первые дни войны.

Между тем близость фронта скоро начинала давать о себе знать. Где-то в поднебесье шел яростный воздушный бой. Чтобы не попасть под внезапный обстрел немецкой авиации, командир приказал свернуть с дороги, замаскироваться в сосновом лесу. Автомашины и люди укрылись под деревьями. Чувствовалось, как мелко дрожала и глухо стонала земля.

— Кажись, знатная гроза надвигается, — уставившись в небо, объявил рядовой Урупов. Не дожидаясь ненастья, он захлопотал около вещевого мешка, извлекая плащ-палатку.

— Оставь палатку. Не гроза это. Артиллерия, бог войны беснуется, — подал голос Николай Мазур, бывалый артиллерист.

Как только стемнело, слова Мазура подтвердились с наглядной очевидностью. Огневое зарево полыхало на западе чуть ли не вполнеба. С наступлением темноты, когда угроза с воздуха миновала, мы тронулись в сторону этого феерического зарева.

На рассвете колонна грузовиков выскочила на широкое поле. Последнее поле Смоленщины. За ней — земля Белоруссии. Оставляя позади клубы серой пыли, грузовики двигались курсом на неприметную деревеньку Косачи. К утру фронт притих, затаился. Слоистое покрывало туманов затянуло низины и кустарник. Остро и пряно пахли росистые травы.

Вот промелькнула на всхолмье ветряная мельница. Каким чудом война не коснулась этого ветхого сооружения?! Вокруг мельницы копошились исхудалые женщины да почерневшие ребятишки. С первого взгляда было видно, что не так просто вдохнуть жизнь в этот источенный временем механизм. Тем более без мужских рук. Но люди трудились, не теряя надежды.

Деревня Косачи приняла отряд гостеприимно. Бойцы разошлись по хатам и тут же уснули крепким сном. А пробуждение принесло интересную новость. Оказалось, что в деревне нашла приют еще одна группа партизан, причем не таких, как мы, будущих, а самых настоящих, только что вернувшихся из вражеского тыла.

Эта небольшая группа была частью прифронтового отряда соединения Шмырева. И вот ранним утром шмыревцы пересекли линию фронта, вышли к деревне и расположились отдохнуть у ручья на живописной лужайке. Вот кто мог наилучшим образом рассказать нам, как перейти фронтовую полосу, научить наладить партизанский быт. Понятно, что вскоре весь наш отряд собрался у костра шмыревцев. Вид у партизан был усталый. Непросохшая, видавшая виды одежда сушилась на солнце. Наше появление заметно оживило шмыревцев. Выяснилось, что мы тоже представляем для них живой интерес. Вопросы о положении на фронтах, о жизни на Большой земле, о москвичах и Москве посыпались со всех сторон. Мы обстоятельно расспрашивали о жизни в тылу противника. Словом, беседа получилась не только дельной, но и живой. Последним, попросив тишины, к нам обратился командир шмыревской группы:

— Всегда помните, друзья, основной закон партизан: никогда и нигде не оставляй товарища в беде. Свято исполняйте этот закон, хотя бы рисковать для этого пришлось и собственной жизнью. Второе: в тылу врага боеприпасы и взрывчатка — это ваш воздух. Без хлеба и соли можно перемочься, а без патронов и тола — смерть. Патрон в лесу не только смерть для врага, но и жизнь для партизана. Вывод — берегите каждый патрон. Ну и наконец налаживайте хорошую разведку, не бойтесь разумного дерзания, не забывая ни на минуту о бдительности и боевой дружбе с населением.

На этом маленький урок лесной школы был закончен. И конечно же, урок пошел нам на пользу. Беседа рассеяла у нашей молодежи подспудно существовавшее представление о том, что будто бы враг вездесущ, а фронт — это сплошная и непроницаемая линия штыков, колючей проволоки, пулеметов, пушек и танков. Такому переосмыслению помогли простые факты, сообщенные нам шмыревцами, и некоторые из этих фактов казались нам прямо-таки поразительными. Группа партизан этой бригады, например, весной 1942 года вывела из немецкого тыла и переправила через вражеские боевые порядка полторы тысячи призывников, которые пополнили ряды Красной Армии. А ведь нужно было не только провести, но и собрать почти на виду у немцев эти полторы тысячи парней. Значит, можно! Бойцы нашего отряда заметно повеселели.