«Мастерский выстрел» и другие рассказы - Аско Мартинхеймо

— Угу.

— Ч-ч-что там написано?

Паси сунул комикс в карман и вытянул шею, всматриваясь.

— При… каз… — разбирал Паси по слогам.

— Что?

— Глав… но… ко… ман… дующего. Приказ главнокомандующего.

Выполнив просьбу приятеля, Паси уселся поудобнее и протянул ему комикс, но Сами уже не интересовало истребление немцев. Приказ главнокомандующего занимал его мысли. Что за приказ такой? В церкви-то? В классе начальником был учитель. Начальнику следовало подчиняться. А ректор командовал школой, был школьным главнокомандующим. Но здесь, в церкви? Кто бы это мог быть? Уж конечно, не пастор. Может, бог? Отец сказал, что бога не существует. Но кто же тогда?

В мире чересчур много начальников и главнокомандующих, рассуждал Сами. Они только и делают, что дерутся. Где-нибудь в мире, в разных его концах, все время идет война. Делают бомбы и пушки, самолеты и-военные корабли, и повсюду солдаты с автоматами на изготовку, держат палец на спусковом крючке. Кто-то им то и дело приказывает. Командующие и главнокомандующие.

Когда они с Паси вдвоем отправляются куда-нибудь, никто из них не командует. Никто из них не босс и не начальник. Они на равных. Всю весну они вместе бегали по берегу залива в поисках гнезд кроншнепов.

Летом пойдут вместе купаться, или на свалку, стрелять крыс, или на Колмихааре — удить. Всегда можешь делать то, что сам пожелаешь, а не по приказу другого.

Поп кончил говорить. Снова гулко заиграл орган. Наступила очередь псалма. «Пора прелестная пришла, и лето благодатное…» Сами знал этот псалм, его распевали весной на празднике окончания учебного года.

Приказ главнокомандующего! О чем бы он мог быть? Уж не о том ли милосердии? И каждый день новый приказ? Поп вроде говорил про что-то такое. Но он говорил не о приказе, а о заповеди. Вот если бы подойти поближе и прочесть, что же там написано. Но так, чтобы не отстать от остальных. А то потом начнут приставать с расспросами и насмехаться.

Архиепископ! Эта мысль явилась как удар молнии.

О нем Сами слышал иногда в телепередачах. Вот он кто, главнокомандующий церковью! Он пишет попу приказ, и тот вставляет листок в рамку, а перед богослужением идет и смотрит, о чем приказал говорить главнокомандующий. Затем поп всходит на трибунку и говорит то, что ему положено. Теперь, как бы там ни было, уже становилось понятнее. Однако откуда архиепископу было знать, что сегодня в церкви будут старшие и младшие классы Йокираннаской школы? Он же небось и понятия о них не имел.

МАСТЕРСКИЙ ВЫСТРЕЛ

Из окна сарая хорошо были видны новый дом и двор. Рогульку и кусок велосипедной камеры можно успеть спрятать, если мать или бабушка покажется на дорожке к сараю. Старый, маленький домишко стоял тут же во дворе, и, хотя видно было лишь его крыльцо, Паси и этого было достаточно. На всякий случай, чтобы лучше слышать, что происходит во дворе, Паси оставил дверь сарая приоткрытой. Отец находился где-то на заднем дворе или у дальнего конца старого домишка. Скрип петель калитки был слышен минуту назад.

Паси принялся мастерить себе рогатку после того, как Кольйонен явился в первый же день каникул и похвалялся, что лучшая в Европе рогатка — его. Он выпилил рогульку из передней вилки велосипедной рамы и специально купил толстые резинки. В мастерской у отца он стащил пригоршню гаек, и они теперь служили ему пульками. Кольйонен хвастал, что с одного выстрела может разнести крысу на кусочки, если ему удастся приблизиться на необходимое расстояние. Волей-неволей пришлось этому поверить, хотя бахвальство Кольйонена было всем известно.

Вдруг на крыльце старого домишка появился отец. Он оперся на перила и, закинув голову, уставился под крышу крыльца. Паси следил за ним, ожидая, что он станет делать дальше. Едва отец направился к сараю, Паси спрятал рогульку и резину, и, когда дверь сарая открылась, Паси уже держал финку и заготовку для кораблика.

— Пошли есть.

— Я сейчас приду.

— Кораблик выстругиваешь?

— Да.

— Скоро уже станешь слишком большим, чтобы пускать кораблики.

Паси положил кораблик на верстак и пошел с отцом. На дворе было свежо. Накрапывал дождик. Ласточки проносились у стен, вспугивали полусонных мух и ловко клевали их. На крыльце нового дома отец повернулся и еще раз окинул взглядом старый домишко. Он стоял пустой с тех пор, как было закончено строительство большого нового дома. Десять лет назад Паси родился там, в старом доме. Теперь отец собирался превратить его в сауну.

Запах биточков рвался из двери наружу. В кухне дух жареного мяса забивал все другие запахи. Мать выхватывала вареные картофелины из кастрюли прямо пальцами. Бабушка уже сидела за столом на своем постоянном месте и покачивалась вперед-назад. Рядом с ее тарелкой лежали таблетки — две красных, одна зеленая и одна белая. У бабушки было больное сердце и другие старческие недуги.

— Руки-то чистые? — спросила мать, как обычно.

— Сперва помолимся, — сказала бабушка и встала. Она пробормотала трапезную молитву, а в заключение сделала реверанс. К этому все уже так привыкли, что не считали даже чудачеством. Затем она взяла со стола таблетки и проглотила по одной.

— Заказал ты те доски?

Отец глянул на мать, держа на вилке картофелину. По выражению его лица было видно, что он терпеть не может, когда мать твердит ему одно и то же. Но ответил он все-таки совершенно спокойно:

— Есть еще время.

— Была бы своя сауна, не надо было бы к соседям ходить.

— Там уже другие строители успели начать.

— Другие?

— Гнездо строят. Туда, на старое место, лепят, на стропилину над крыльцом. Ласточки.

— Ух ты! — воскликнула бабушка. Она хлопнула в ладоши, и живот ее колыхнулся под клетчатой юбкой.

— Что это с бабушкой? — вскинулась мать.

— Да ведь это предвещает младенцев. Знать, ты, Паси, наконец-то получишь братика. Ласточки всегда во всем мире предвещают детей. Попомните мои слова.

— Ничего они не предвещают, — пренебрежительно заметил отец.

Картофелина во рту Паси оказалась слишком горячей, пришлось быстро запить ее молоком.

— Как было в прошлый-то раз? — продолжала бабушка гнуть свое. — Ласточки слепили гнездо, и почти через год родился Паси.

Мать странно хмыкнула и посмотрела на отца. Он наколол кусочек хлеба на вилку и подбирал им с тарелки соус, чтобы ни капли не пропало, поэтому не смотрел ни на мать, ни на бабушку. Отцу не всегда нравились бабушкины замечания. Но она знала удивительные вещи. Бабушка умела, например, по приметам в небе предсказывать дождь, и ветер, и заморозки. Когда-то она предсказала войну, потому что белку угораздило оказаться на березе, росшей во дворе. Даже о смерти людей бабушка знала наперед, почему же ей не знать и о рождении.

Бабушкино замечание опять пробудило у Паси надежду, что у него будет маленький братик. Не раз Паси допытывался у матери, почему у него нет брата, как у Юртсе, или хотя бы сестренки, как у Кайтсу Кольйонена. Мать всегда отвечала уклончиво, меняла тему разговора. К отцу не стоило и обращаться. Он при таких разговорах начинал покашливать. Это означало, что он может и вспылить, если не сумеешь вовремя прекратить расспросы.

В послеобеденные часы Паси выстругивал попеременно то кораблик, то рогульку. Мысли его все время вертелись вокруг того, как изменилась бы его жизнь, если бы появился маленький братик. Конечно же, пришлось бы иногда присматривать за ним, оставаться при нем именно тогда, когда Юртсе, Луковица и Кольйонен отправятся на Луотсарискую свалку охотиться на крыс, или пойдут в лес искать гнезда, или на Колмихааре — ставить перемет. Даже выбраться с ними поплавать и понырять Паси сможет не всегда, ведь он даст обещание заботиться о маленьком братике, как только тот появится. Паси решил, что научится вытирать ему нос, сажать на горшок, будет предостерегать его от всяких глупостей и следить, чтобы он нечаянно не затоптал материнские астры и львиные зевы.

Хлопот с ним, с маленьким братиком, хватало бы. Но они могли бы делать вместе и много интересного. Паси был мастер на выдумки. Они ходили бы вдвоем на берег реки под ивы ловить плотву для кошки. Своему братику Паси показал бы лучшие места для рыбалки. Он научил бы его пускать «блинчики», лазить по деревьям, «навешивать банан» и мухлевать в карты. Они были бы друзьями, и Паси защищал бы его, если бы Кольйонен или парни с улицы Туули осмелились приставать к нему.

Как-нибудь темным вечером можно будет рассказать ему историю о привидениях, немножко попугать и затем, тыча пальцем в живот, щекотать, чтобы он захихикал. Конечно, не сильно, лишь настолько, чтобы позабыл о страхе. Когда братик немного подрастет, его можно будет взять с собой искать птичьи гнезда, но братику не придется глотать насиженные утиные яйца, как маленькому Юсси Салминену, который послушно делал все, что велел ему Кольйонен.