В одном градусе от полюса - Валентин Аккуратов

Точка увеличивалась. Теперь ясно было видно, что самолет белого цвета. Он шел прямо на нас. Мы замерли на месте, следя за ним.

— Не стоять! Бегайте, бегайте! Движение заметнее с самолета! закричал Черевичный и, подпрыгивая, пустился по льдине к посадочной полосе, обозначенной кусками обгоревшей обшивки. За ним бросились остальные.

Но самолет вдруг резко изменил курс, стал удаляться на северо-восток и вскоре исчез из вида. Ошеломленные, растерянные, мы долго и безнадежно глядели в сторону ушедшего самолета. Где-то глубоко и остро кольнула мысль: «Ушел!» В докладе скажут: «Квадрат номер 243 обследован. Самолет не обнаружен». Придет ли он еще? Мы знали — на льду океана искать очень трудно. Льды не сплошные, черные трещины и разводья маскируют наш лагерь. Сколько раз мне приходилось искать пропавшие самолеты во льдах Арктики или снегах тундры! Проходишь над ними и не видишь, только радио спасает положение, когда, заметя в воздухе самолет, потерпевшие передают: «Вы идете на нас, подверните правее…»

— Ужинать, орлы! — объявил Черевичный, явно желая поднять упавшее настроение. Но в палатку никто не шел, продолжали следить за горизонтом.

— Не заметил! Но явно, что нас уже ищут! Пошли, а то ужин остынет, проговорил Кузнецов и зашагал к палатке.

Хлеб, консервы, шоколад — все было как камень, замерзшее, с прожилками льда. Кое-как оттаяли на газовом огне. Еда подняла настроение. Посыпались шутки, вспоминали, как носились по льдине. Василий, залезая в спальный мешок, изрек: «Лучше беседовать с прокурором, чем ждать самолет на этой лучшей из лучших льдин планеты!»

Вошел Герман. Не задавая вопроса, я поймал его глаза. Он понял и сказал: «Осталось доделать только разрядники. Завтра выйду в эфир со своими позывными». Он быстро проглотил паек и забрался в мешок.

— Валентин Иванович, — позвал меня Кузнецов, — вы искали самолет Леваневского?

— Да, Александр Александрович. Но тогда была полярная ночь, и у нас не было опыта и техники, которыми располагаем теперь.

— Как вы считаете, какова вероятность нашего обнаружения?

— При работе радио — стопроцентная, без радио — по закону случайности.

— Почему случайности? В инструкции экспедиции есть схемы поисков. Прочесывание галсами через каждые пять километров.

— От материка до нас 1700 километров, а промежуточной базы еще нет. На галсы не хватит горючего. А мы, судя по последнему определению координат, с каждым часом все дальше и дальше дрейфуем на северо-северо-запад. В нашем положении самое разумное не забывать слов Фритьофа Нансена: «Величайшая добродетель полярника — умение ждать». Сумеем ждать, будем живы…

В палатку вошел Черевичный, Сегодня в ночь мы дежурили с ним в паре. Поставив пешню у входа, он Протянул мне согнутый лист дюраля, на котором лежала серая кучка полупрозрачных козявок.

— Смотри, что наловил в разводье! Это же почти одесские чилимчики. Завтра сварим, произведем дегустацию и заживем, как на Черноморье!

— Ладно, посмотрим, что завтра скажешь. Пошли осмотрим льдину?

Захватив пешню и топор, мы вышли. Стояла тихая, полная солнечного света ночь. От черного пятна пожарища не осталось и следа: все скрыл густой снег. Над баллоном продолжало биться пламя. Бледное в лучах солнца, оно было почти невидным.

— Да, все против нас. Этот снег как саван… — задумчиво произнес Иван.

— Завтра надо будет очистить палатку и набить побольше следов. При низком солнце они будут хорошо видны с самолета.

— Дай топор и возьми пешню. Ты здоровее. Если медведь — бей в грудь, как рогатиной, а я топором в голову. Главное, не упустить!

— Это же не бурый медведь. Белый не поднимается на дыбы перед нападением, — ответил я, принимая острую тяжелую пешню. Как ни примитивно было наше оружие, но с ним мы чувствовали себя увереннее.

Обойдя намеченную посадочную полосу и края ледяного поля, мы не обнаружили следов подвижки. Ветер зашел к югу и уже не жег так колюче. Черевичный долго смотрел на надвигающиеся перистые полосы облаков.

— Похоже, циклон подходит. Теперь запуржит, полосу переметет, да и лед начнет ломать…

— Не страшно. Лишь бы выскочили на нас. Сбросят инструмент, продукты, газ. Расчистим. На полюсе с Мазуруком было труднее. Торосы и ропаки пришлось рубить, а было нас всего шестеро. Вырвались.

Мы замолчали. Впереди на бесконечном белом пространстве сиротливо чернела одинокая палатка, а над ней полоскался потрепанный кусок алой ткани — флаг, который был трижды на Полюсе недоступности[2]. Мы свято его берегли и брали с собой во все экспедиции…

И, вдруг мы ясно услышали гул самолета. Крик радости вырвался у нас одновременно.

— Само… лет, само… лет!!!

Прямо на нас на малой высоте шел двухмоторный самолет. Но, не дойдя двух километров, отвернул вправо.

— Уйдет! Не заметил! — болью резануло сердце. А из палатки выскакивали люди, и уже черный столб дыма снова взвился над льдиной.

Километрах в пяти самолет опять развернулся, но уже влево, потом еще и еще, делая коробочку вокруг льдины. Мы видели номер машины. Это был экипаж Осипова. Но почему он не садится? Самолет продолжал кружить. Его странное поведение нас пугало. Полоса посадки отличная. Почему, почему не садится? Боится? Но Борис Осипов — один из лучших мастеров посадок на дрейфующий лед! Мучительные минуты… Вдруг самолет качнул крыльями и зашел на посадку. Вскоре его лыжи, вздымая тучи снега, заскользили по полосе, и машина остановилась на дальнем конце поля.

— Почему не рулит к нам? Что-то странно… — настороженно сказал Черевичный. Из самолета выскочили люди и, не выключая моторов, медленно направились к нам. Мы отделились от группы и вдвоем с Черевичным так, же тихо пошли навстречу. Когда оставалось метров двести, кто-то из прилетевших крикнул:

— Иван Иванович, Валентин!!! Живы, живы! — И вся группа бегом бросилась к нам.

Объятия, толчки, удары по плечам, радостные крики, вопросы — все смешалось.

— Борис, почему так долго не садился? Чего опасался, разве не видны знаки полосы? — спросил Черевичный.

— А где самолет?! Увидели палатку, людей, полосу аэродрома. Подумали, что это американская научная база по типу наших СП. Но все же решили нарушить нейтралитет и сесть. Может быть, американцы в бедствии, ведь одна палатка и люди без всякой техники, в океане, у полюса!

— Ясно, Боря, спасибо вам, — ответил Черевичный, обнимая его.

— Но где же самолет? Утонул во время сжатия? Мы-то искали вас, будучи уверены, что вы с самолетом!

— Вон наш самолет, видишь пятна под снегом… Через час мы были в воздухе. Наслаждаясь горячим черным кофе, Кузнецов хитро посмотрел на Черевичного.