Смешанный лес (Книга стихов) - Татьяна Бек

x x x

По дороге летней, длинной

Ехали на близкий север

Некий кахетинец дивный,

Я, и Леша, и Наташа...

Нет. Не плакали, но пели.

Свет купейный был невесел,

Но была у нас собака,

И кураж, и хлеб, и чаша!

В одеяниях нелепых

На рассвете прибывали.

Продолжали - вертолетом,

И попутками,

И пехом...

(Главная была собака!)

...Главное: светились дали,

Все поросшие брусникой,

И забвением, и мохом.

И смиреньем... Вечерами

Пели! Озеро темнело.

Кахетинец, я и Леша,

И Наташа - молодели.

Свет хлестал со дна оврага,

Шел с небес, из буерака

Пер на нас осатанело...

Лучше ничего не помню!

Да. Еще была собака.

Боже. Зазубрить навеки:

Свет истошный, лес родимый,

Кахетинский голос певчий,

Лица Лешино с Наташей...

Я и впредь (а с той дороги

Минул срок необратимый)

Вспомню - и, преображаясь,

Чувствую себя н а с т а в ш е й!

x x x

Вы, кого я любила без памяти,

Исподлобья зрачками касаясь,

О любви моей даже не знаете,

Ибо я ее прятала. Каюсь.

В этом мире - морозном и тающем,

И цветущем под ливнями лета,

Я была вам хорошим товарищем...

Вы, надеюсь, заметили это?

- Вспоминайте с улыбкой - не с мукою

Возражавшую вам горячо

И повсюду ходившую с сумкою,

Перекинутой через плечо!

x x x

Тебя любили - ты не верил им...

Кусты шумели, как скитальцы.

Пространство разминулось с временем

И время утекло сквозь пальцы.

Таких не взять руками голыми:

Тут - узел мужества и лени.

О, не героями - изгоями

Держалось наше поколенье.

Герой слагал восторги к празднику

Его закармливал хозяин,

А ты завертывался в классику

Суров, и нищ, и неприкаян.

- Кусты, кусты,

о чем вы плачете,

Читая улицу, как сводку?

- Вон юноша в коротком плащике

Ломает общую колодку,

Чтобы простор прижался к времени

(Не быть бы срыву иль осечке!..),

Чтоб жизнь с разбитыми коленями,

Как девочка,

спустилась к речке...

x x x

Страшно у себя внутри,

Как в стенах чужих и стылых...

Кто-нибудь, окно протри,

Я сама уже не в силах.

Кто-нибудь, протри окно,

Чтобы луч раздвинул нишу...

Мне действительно темно.

Я ли света не увижу?

ИЗГНАННИЦА

Розгами, лозунгом и топором

Прочь недобитых!.. Ату!..

Рослая женщина в шляпе с пером

Твердо взошла

на паром.

(В двадцать девятом и сорок втором

Сны ее скомкает гром.)

...Даже в парижском гуляя саду,

Страшную кровную слушать беду,

Не помышляя о том,

Что

в несказанно далеком году

Т а м обессмертят ее маету.

...Мы, у кого помраченье в роду

Даже архив соберем.

x x x

Не видать из-за горечи,

Что там... Содом? Перегибы ли?

- Где вы, давние родичи?

- Целым коленом повыбили.

...Вы - работники, ратники,

Вы - просветители с азбукой,

Вы - в мундире и в ватнике...

Только без камня за пазухой!

Ты,

закончив Реальное

(Господи Боже!) училище,

Угодил в ирреальное,

Черного года судилище.

Ты,

ходившая к раненым

В госпиталь, что под Саратовом,

Прямо в капоре мамином

Сгинула в гноище адовом.

Ничего не оставил ты

(Если оставил, то вызнаю!)

Только лекцию с кафедры,

Ясную и бескорыстную...

Ничего ты не прятала,

Ибо была простодушною,

Лишь портрет авиатора

Или письмо под подушкою.

Вы и были как не были

Рослые, русые, милые...

Только щепки от мебели,

Только туман от фамилии...

О наследство щемящее

Все из догадок и вымысла!

Я свое настоящее

Вашими силами вынесла.

x x x

Властолюбие - темная ересь,

Превращенная похоть и месть...

Лучше пить. Лучше спать изуверясь,

Чем чужую свободу изъесть.

Он на ясную душу нацелен

Вымогатель, вампир, златоуст...

Подчиняющий - неполноценен,

Посягающий - болен и пуст.

- Раболепства алкал - подавись им!

Для меня ж,

при погоде любой,

Ты уродлив, поскольку з а в и с и м

От того, кто подавлен тобой.

Отрываясь от важного дела,

Попадая в лихой переплет,

Я вас всех, как ни странно,

жалела:

Вы же мрете без рабьих щедрот!

Я и слушала вас, и вздыхала,

Сострадая натуре крутой.

Только вам понимания мало

Обожанием вас удостой.

Нет уж, дудки! Прильнув и отпрянув

(Ты прости меня, бедный злодей),

Я бежала бегом от тиранов

В равнодействие добрых людей.

...А на старости лет (или раньше),

Озаряя деталью рассказ,

О тираны мои, о тиранши!

Я сложила бы

Сагу

о вас.

x x x

Я не желаю тесниться в единой обойме

С теми, кто ловит улыбку любого тиранства...

Только с годами открылось мне в полном объеме

Чернорабочего пира простое пространство.

По малолетству мне нравились быстрые игры

Салочки, прятки и жмурки,

лапта и горелки.

...Лес отворялся; дразнили и ранили иглы;

Звезды сверкали; линяли и прыгали белки!..

Это не правда, что люди стареют с годами,

Просто линяют, чтоб слиться

с нахлынувшим снегом...

(Вот: полюбили загадки - и не отгадали!

Лес затворился, и стало дитя человеком).

Нынешним вечером больше работать не в силах,

В доме пустынном поставлю пластинку такую,

Чтобы оплакала всех непутевых и сирых,

Чтобы сказала, как я без ушедших тоскую.

Чтобы болезных моих навестила в палате,

Чтобы привадила жалость и выгнала злобу...

Чтобы напомнила первое детское платье

И предсказала последнюю смертную робу!

...Ну а покуда линяют и прыгают белки

Надо поехать в Саратов, на родину папы,

И отказаться от замыслов, ежели мелки,

И уколоться опять о еловые лапы.

Я повторяю, что по нутру одиночка

И не желаю двора твоего, властолюбец...

Это не пишется: каждая новая строчка

Ветром глухим с перегона доносится, с улиц.

x x x

И ты, и ты хотела жить как все,

Но небеса отказывали в иске...

Покуда (газик( мчался по шоссе,

Орали птицы и летели брызги!

А ты глядела в утреннюю даль:

То темный пар, то солнце на поляне,

И открывалось, что твоя печаль

Нечестно претендует на вниманье.

(А разве он не заслужил (как все(

Замшелый и заброшенный орешник,

Такой красивый - в инее, в росе,

Отшельник, и молчальник, и кромешник?)

Пекло сильнее. Стало веселей.

И душу исцелял от нездоровья

Не то чтобы божественный елей,

Но свежий ветер бедного низовья.

О, всякое открытие - старо!

Пора принять, не требуя разгадки,

Горчайший мир, где все-таки добро

Кладет, кладет гордыню на лопатки...

x x x

Сирень лиловая в саду,

Сирень лукавая в тазу...

Когда опять сюда приду

И что с собою увезу?

Сирень ли пленную в руках,

Сирень ли пенную в росе...

Разлука - выход, а не крах!

Но это чувствуют не все.

А мне дано разлуку пить

Глотками ледяной воды

И лишь счастливее любить

Чужие лица и сады.

ПЕСНЯ

Ох ты, время лиходеево!

Выморочная сторонка!

(...Ни посаженного дерева,

Ни родного ребятенка...)

Льется песня помертвелая,

А когда-то вся звенела:

- Как же ты, такая смелая,

Оказалась не у дела?

Он страшнее воя зверьева

Этот плач из одиночки!

...Ни посаженного дерева,

Ни голубоглазой дочки...

x x x

И поздно молодеть,

и расставаться рано...

Наперерез толпе,

неистовой с утра,

По Риму шла карга

в чалме из целлофана,

Безумна и страшна.

(А я - ее сестра.)

Развалины ко мне

величественно-глухи,

Но я им посвящу

любительскую песнь...

- В Италии живут

могучие старухи,

Которым нипочем

душевная болезнь!

...Я, следуя за ней,

дойду до Колизея,

А потеряв, скажу:

(Спаси и окрыли(.

Здесь ангел пролетал,

т а к и е зерна сея,

Что до сих пор растет

волнение земли.

x x x

Гостиничный ужас описан...

Я чувствую этот ночлег,

Как будто на нитку нанизан

Мой ставший отчетливым век,

Где кубики школьного мела

Крошились, где пел соловей,

Где я ни на миг не сумела

Расстаться с гордыней своей,

А вечно искала подвоха,

И на люди шла как на казнь,

И страстью горевшая - плохо

Хранила простую приязнь,

Любимый! А впрочем, о ком я?

Ушел и растаял вдали.

Лишь падают слезы,

как комья

Сырой похоронной земли.

Но главное: в пыточном свете,

Когда проступают черты,

Мои нерожденные дети

Зовут меня из темноты:

(Сюда!( - Погодите до срока.

А нынче,

в казенном жилье,

Я проклята. Я одинока.

Я лампу гашу на столе.

x x x

Это что на плите за варево,

Это что на столе за курево?

Я смутилась от взгляда карего

И забыть уже не могу его.

Там, за окнами - вьюга страшная,