«Я вернусь, мама!..» - Даир Славкович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Берите, дяденьки! — говорил Кастусь. — Я сегодня уже ел. Пригоню корову, чего-нибудь похлебаю, а вам хлебушек пригодится.
Солдаты останавливались на короткий отдых, а мальчик вертелся рядом, смотрел, как военные чистят оружие, как разбирают и собирают пистолет или автомат.
Пожилые бойцы хмурились:
— Мал ты еще к оружию примеряться.
Те, кто помоложе, объясняли, как чистить винтовку, вести прицельный огонь, как ставить на боевой взвод и бросать гранату.
Отдохнув, солдаты шли дальше. А Костя снова гнал свою Красулю по лесу, заглядывая под каждый куст. И не напрасно: находок было много — патроны, гранаты, трофейные винтовки; однажды Костя нашел бинокль…
Мальчик вернулся домой, когда стемнело.
— Где ты пропадал, сынок? — бросилась к нему Алена Максимовна.
— В Липняги гонял. Там трава по пояс.
— Маня с Леной охрипли, клича тебя. — Алена Максимовна с тревогой смотрела на Костю. — Время лихое, всякое думается… Ну, иди в хату.
Костя повесил кнут возле открытой двери, ведущей в темные сени, снял с плеча сумку, оглянулся и быстро сунул ее под крыльцо.
— Ты что прячешь, Кастусь? — послышался из сеней голос отца.
— Сумку, папа… — растерялся мальчик.
— Сумку, говоришь? — Отец вышел во двор. — Дай-ка ее сюда.
Делать было нечего, Костя протянул отцу сумку. На крыльцо посыпались обоймы с патронами, выкатились ребристые гранаты-«лимонки».
— Так… — проговорил кузнец. — Голова у тебя на плечах есть? Немцы каждую минуту могут нагрянуть. Встретят тебя с такой сумкой… И… Расстрел или виселица всей семье. Заруби на носу: ничего домой не таскать!
— Больше не буду, папа…
Костя сдержал слово. Оружие он собирал по-прежнему, но в дом его не приносил.
На следующий день Костя погнал Красулю к Кролевому болоту — в самый глухой уголок Рысевского леса. Это место славилось густым клюквенником и тетеревиными выводками. Клюква пока была еще зеленая, а рябые тетерки, испуганные грохотом взрывов и стрельбой, позабивались в непролазную чащу. Зато трава здесь была свежая, сочная, стояла выше колен.
Но не ради травы пригнал сюда Костя корову. Вчера вечером был у них сосед, объездчик Лешанин. Долго о чем-то шептался с отцом. Но Костя все же уловил из их разговора нечто важное для себя: возле Кролевого болота прошла воинская часть, и немцы обстреляли ее с самолетов.
«Может, удастся найти автомат? Или даже пулемет?» — распалял он свое воображение, пробираясь к сухому островку посреди болота.
На пригорке виднелись следы от костров, валялись пустые банки из-под консервов. Нашел Костя пробитый осколками котелок, изрядно поношенную пилотку с красной звездочкой. Ни оружия, ни боеприпасов не было…
Он уже повернул было домой, как вдруг услышал в ближних кустах треск сучьев и чей-то тяжелый вздох. От страха у мальчика мурашки поползли по спине. Он замер и прислушался. Было тихо. Только жалобно посвистывали дрозды. Но, видно, и Красуля что-то почувствовала: перестала щипать траву, подняла голову. Костя выждал с минуту, стараясь проникнуть взглядом в темно-зеленую чащу. Наконец решился и медленно направился к зарослям. Раздвинул кусты и…
— Так это же конь, Красуля! Живой конь! — радостно закричал он.
В кустах лежал небольшой буланый конь. На передней правой ноге у него была рваная рана. Рана успела загноиться и над ней кружили мухи. Конь смотрел большими черными глазами на мальчика, и взгляд его просил о помощи.
— Ах ты, бедняга! — Костя протиснулся поближе, достал из сумки горбушку хлеба, протянул ему на ладони. Конь дрожащими губами взял угощение, съел и снова уткнулся мордой в ладонь мальчика.
У коня была аккуратно подстриженная грива, короткий хвост. По всему видно, что недавно за ним ухаживали заботливые руки.
— Как тебя зовут? Может, Рыжий? — разговаривал с конем Костя, отгоняя от него назойливых мух и оводов.
Рыжий наклонял голову, шевелил ушами.
Вокруг коня трава и ветки были объедены. Костя нарвал и принес ему травы, отломил несколько березовых веток и положил их сбоку, про запас. Немного поколебавшись, мальчик снял с себя рубашку, разорвал на длинные полосы и туго перевязал рану на ноге Рыжего, а натертую спину облепил ольховыми листьями.
Вечером Костя сказал матери:
— Не сердитесь, мама. Рубашка пошла на бинты для друга.
И больше не добавил ни слова.
Какой мальчишка, тем более сельский, не мечтает о собственном коне! Мечтал об этом и Костя. И вот теперь у него конь! Оставалось лишь выходить его.
Каждый день гонял Костя Красулю на болото — навещал своего подопечного и лечил его. Он смазывал рану Рыжего густой, черной мазью, которую нашел в заводской конюшне. Мазь была противная, резко пахла дегтем, зато рана хорошо затягивалась. Скоро Рыжий поправился, поднялся на ноги, и счастливый Костя привел его домой.
Толик и Валя были в восторге. Они по пятам ходили за старшим братом, заглядывали ему в глаза и с надеждой спрашивали:
— А покататься дашь?
Доволен был и отец.
— Вот это хозяйская находка! — сказал он.
Места для Рыжего искать не пришлось — пустовала целая заводская конюшня. Гнедого кузнец давно уже отдал проходившим мимо красноармейцам, среди которых были раненые. Запряг его без колебаний.
— Берите, раз надо… Сам воевал, знаю.
— Что ты, отец? — качала головой Алена Максимовна. — Вернется директор, отвечать будешь.
— Ничего, товарищи мне расписочку напишут.
И когда уехали бойцы, кузнец спрятал под балку сложенный пополам лист из тетради в клеточку — документ о сдаче воинской части заводского коня по кличке Гнедой.
«Освободители»
В тот день Алена Максимовна с утра полола в огороде свеклу. Прибежала Валя, сказала:
— А Костя уже корову в поле погнал!
— Жарко же! — удивилась жена кузнеца. — Пусть бы еще часок в хлеву постояла.
— Я ему говорила. А он взял кнут, пилку-ножовку и погнал.
— Ножовку-то зачем?
— У него узнаешь. Говорит: языки подрезать тем, кто много спрашивает.
— Ну, доберется до него отец!..
Алена Максимовна поправила сбившуюся на глаза косынку, опять взялась за тяпку и тут увидела на дороге женщин с котомками в руках. И Валя их увидела.
— Смотри, мама, снова беженки. У одной ребенок…
Усадьбы Будников и тетки Мальвины были единственным жилым подворьем на территории лесозавода. Поэтому те, кому случалось проезжать мимо, кто хотел расспросить о дороге или просто напиться холодной колодезной воды, — все сворачивали к хате Будников. Хозяева привыкли к этому, охотно откликались на людские просьбы и двор свой всегда держали открытым.
— Ох и мучается народ! — горестно вздохнула Алена Максимовна. — Пошли, Валя, молока дадим людям.
Мать с дочерью не сделали и десяти шагов, как послышался оглушительный треск. Беженки бросились с дороги к дому.
Из-за поворота выскочили мотоциклы с солдатами в шлемах и в желто-зеленых комбинезонах. Возле усадьбы Будников отряд остановился.
— Ой, мамочка, немцы!.. — испуганно прошептала Валя.
— Они, детка! Молчи… — Мать прижала Валю к себе.
Один мотоцикл, отделившись от группы, мелькнул между деревьями и выскочил прямо к крыльцу. Мотор смолк.
Солдат настороженно осматривал двор.
— Кто ест хозяин? — наконец отрывисто спросил он.
— Хозяин на заводе, в кузне, — ответила Алена Максимовна и крепче прижала дочь. Девочка с ужасом смотрела на живого фашиста.
— Кто ест они? — немец кивнул в сторону беженок, которые, сбившись в кучку, стояли у крыльца.
— Пришлые. От войны убегают.
Солдат в упор рассматривал худых, усталых женщин, их запылившуюся одежду, стоптанные, разбиты башмаки.
— Гут, — удовлетворенно бросил он. И резко, будто прозвучала автоматная очередь, спросил: — Руссише зольдат ест?
— Какие солдаты? — удивилась Алена Максимовна. — Одни мы.
— Юдэ, комиссары, большевики ест? — последовал вопрос.
— Откуда? Наша семья живет здесь, да еще одна женщина. Вон ее хата. — Жена кузнеца указала на дом Мальвины.
Немец еще раз окинул усадьбу колючим взглядом Потом мотоцикл развернулся на дорожке и выехал со двора. Фашист подъехал к своим и что-то сказал им. Коротко посовещавшись, мотоциклисты умчались дальше.
Алена Максимовна взглянула на женщин и, словно старым знакомым, сказала:
— Напугались, милые? Такая напасть…
— Мы-то ладно, — вздохнула та, что была с ребенком. — Дитя вот никак в себя не придет.
— Ничего! Не век же они у нас будут. Надо как-то пережить лихое время. Валюша, принеси молока.
Валя убежала в хату и вернулась оттуда с большой глиняной крынкой и кружкой в руках. Она налила молока, подала малышке и участливо смотрела, как та пьет, вцепившись в кружку дрожащими ручонками.