Хрустальный пепел (СИ) - Лайтвут Беатрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это кровь.
Много крови.
Я закрываю рот рукой, чтобы не закричать.
— Подойди, — шепчет мужчина, протягивая ко мне руку. Я чувствую, как меня захлестывает страх. Замечаю огромные порезы на груди мужчины, как будто дикий медведь исполосовал его когтями. Порезы обуглены и обильно сочатся. Пахнет поджаренной плотью. К горлу подступает тошнота.
Но отступать уже поздно. Я здесь и должна помочь.
Я присаживаюсь около мужчины, заглядывая в его изможденное лицо.
Создатель…. Он очень молод.
— Потерпите, я сейчас позову кого-нибудь на помощь, и….
Но мужчина не дает мне договорить, хватает за локоть и с невероятной силой притягивает к себе. Его янтарные глаза напротив моих, они полны боли и надежды. Его губы еле движутся, и мне приходится напрячь слух, чтобы расслышать.
— Обещай, что сохранишь ее. Спрячешь.
— Что? Я не понимаю…
Мужчина тянется другой рукой в карман и вытаскивает светящийся кулон в форме шара.
— Обещай мне! — твердит он. Слышится хриплый кашель, он плюется кровью, не выпуская моей руки. Мое тело все онемело, а язык не слушается, я в ужасе от происходящего.
— Вы только дышите, — шепчу я, пытаясь зажать руками его рану на груди, прижимая свой шарф, — все будет хорошо.
Но это ложь. Меня тошнит от такого количества крови и удушающего запаха гниющей плоти. Но мужчина, будто не обращает на это внимания. Хватка на моей руке усиливается, и я вскрикиваю от боли.
— Обещай!
Он трясет перед моим лицом кулоном, и я судорожно киваю.
— Хорошо, хорошо, обещаю, — он вкладывает кулон мне в руку и откидывается на стену.
Я, наконец, свободна и отскакиваю от него. Выбегаю из переулка и зову на помощь. Прохожие оборачиваются на мой крик и спешат к мужчине. Но уже поздно.
Он умер. Я замечаю косые взгляды, когда понимаю, что мои руки все в крови, подол платья побагровел. А в руке болтается этот кулон. Я пячусь назад, все еще пребывая в каком-то шоке, и бегу прочь. Добегаю до знакомого сквера и прижимаюсь к дереву.
Успокоиться, нужно успокоиться…вдох выдох.
Я закрываю глаза, и передо мной возникают карие глаза, из которых утекает жизнь. Кровь, грязь, жуткие порезы, обугленная кожа…почерневшие пальцы. Кто мог такое сотворить? Что за чудовище? И почему этот мужчина твердил про кулон. Я поднимаю вещицу к свету, чтобы разглядеть небольшой шар нежно-голубого цвета. Кажется, будто внутри него что-то движется. Такого прежде я не видела. Искусная работа — тонкая цепочка и изящные завитки обрамляют шар. Он легкий, светится и переливается. Почему он отдал его мне, и взял обещание спрятать?
Тут я ощущаю жуткую боль в ладони и роняю кулон в траву. Кожа будто горит, на ней начинают проявляться черные символы. Это похоже на глаз. Черное око на моей ладони.
— Что за дьявол…
Мою гневную тираду прерывает вой. Жуткий, он пробирается под кожу, обращаясь шипами ужаса. Я хватаю кулон, засовывая в карман. В дальнем конце сквера я замечаю глаза. Два светящихся огонька. И они смотрят прямо на меня. По скверу разносится рычание и звук скребущих по камням когтей. Этот звук режет слух, и я вздрагиваю, когда огоньки раздваиваются. Теперь на меня взирают две громадные собаки. На них нет шерсти, пасти разинуты, сверкают острые металлические клыки, с которых капает лава, оставляя за собой подпаленную траву и дым. Черная кожа изрезана рубцами, кое-где видны кости, обтянутые красными мышцами. На мордах прорези вместо носа, оттуда веет жаром, будто внутри собак бушует огонь. Мне мгновенно вспоминается рисунок из одной книги, точнее сказки о мире Нараки. Я перечитывала этот текст много раз, и он отпечатался в моем мозгу, и теперь я могла сказать точно, что это гончие псы Нараки — адские псы. Создания, которые перенеслись из сказки и стали жуткой реальностью.
Я бросилась бежать. Первой мыслью было попасть домой, закрыть дверь на замок, зарыться в одеяле и представить, что ничего этого не было. Что я не смотрела в глаза умирающего мужчина, не видела луж крови и ужасных порезов и что за мной не гонятся никакие адские псы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Но рык за спиной и скрежет когтей напоминают, что все реально. Я бегу изо всех сил, легкие горят огнем, но я не обращаю внимания. Я должна уйти как можно дальше от людей, я бегу в лес, петляя между деревьями. Когда-то в детстве мы с мамой устраивали здесь пикники. Но сейчас в пылу ужаса и погони я совсем не узнаю эти места. В темноте трудно разглядеть что-либо, я спотыкаюсь о ветки и валуны, сучья хлещут по лицу, но страх гонит меня вперед. А жар из пастей адских гончих придает сил и заставляет цепляться за малейшие шансы на жизнь.
Я понимаю, что моя человеческая скорость уступает гончим, и долго убегать я не смогу. Впереди маячит мощное дерево с толстыми ветками. Я собираю последние силы и отрываюсь от псов равно на несколько секунд, которые позволяют мне забраться на ближайшую толстую ветку. Едва одна нога оказывается на ветке, я чувствую, как вторую пронзает острая боль. Слезы заволакивают глаза, а руки едва не соскальзывают. Второй ногой я бью собаку в морду, и она разжимает убийственные челюсти. Я задыхаюсь, руки становятся скользкими, но я забираюсь на ветку, стиснув зубы. Затем еще на одну, отдаляясь от чудовищ внизу. Они угрожающе рычат и скребут кору когтями, оставляя жуткие следы. В тех местах кора дымится, будто по ней полоснули горящими ножами. Я тут же вспоминаю того мужчину в переулке. На его груди были точно такие же отметины.
Эта новая мысль заставляет меня ужаснуться. Я не хочу умереть в луже собственной крови, как этот незнакомец.
Сил у меня осталось совсем мало, к тому же из укушенной лодыжки сочится кровь. Я отрываю подол платья и перевязываю ногу. Забираюсь выше.
Гончие смотрят на меня снизу вверх, брызжа слюной — лавой. Они мечутся и прыгают, пытаясь достать меня. И даже здесь наверху я не чувствую себя в безопасности. Они рвут землю у дерева, а потом один из них раскрывает пасть и оттуда вырывается искра. Но ее хватает, чтобы поврежденная кора и трава вспыхнули.
Я закрываю глаза, безвольно плача. Вспоминаю лицо мамы и мысленно прощаюсь с ней. Не такую жизнь я выбрала бы для себя и уж точно не такую смерть — быть сожжённой заживо или съеденной гончими. Один вариант хуже другого. Я с ужасом наблюдаю, как огонь ползет вверх, сжирая ветви и ствол. Дерево начинает трястись. Я обдумываю другой план, но ближайшие деревья слишком далеко, мне не допрыгнуть, даже со здоровой ногой.
Я ощущаю дрожь в теле и подступающую удушающую панику. Это конец. Ствол трясется все больше — псы навалились на него, раскачивая, пытаясь ускорить мое падение. Я вижу в черных углях их глаз надменность и кровожадное ликование.
— Пусть меня заберут к Создателю… — совсем некстати я забываю все молитвы и обхватываю себя руками. Дым начинает разъедать глаза, нога жутко болит, а я чувствую себя жалкой загнанной в угол девчонкой. Неспособной ничего сделать, чтобы помочь даже себе. Я держу в голове образ мамы, единственного родного человека, прежде чем ощущаю, что ствол трещит и с грохотом падает, а вместе с ним и я, лечу навстречу пылающему и беспощадному огню.
Глава 3
Первой приходит боль. Она приносит напряжение и ощущение, что ты еще жив. Или частично жив. Мне кажется, будто все тело утыкано иглами, длинными и невероятно острыми, они пробираются под кожу, задевая каждый нерв. Видимо я кричала очень долго, потому что в горле будто застрял песок, как и в глазах. Едва хватает сил, чтобы разлепить веки. В глаза тут же бьет яркий свет, и я зажмуриваюсь. Тело кажется не своим, будто растерзанным на миллионы частей.
— Тише, все хорошо, — я с трудом могу разглядеть склоненное надо мной лицо, но голос явно мужской.
— Воды… — шепчу я. Кто-то бережно поддерживает мою голову и когда прохладная жидкость вливается в горло, я закашливаюсь.
— Не спеши, — произносит приятный голос. — Поспи.
Мои глаза, будто по волшебству закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений. Наконец — то….