Магия - Гилберт Честертон

Герцог (беззаботно). Ну, его нельзя назвать мужчиной.

Моррис (громко). Мужчиной!

Герцог. Ну, как всегда говорил старый Баффл, что есть мужчина?

Моррис (с сильным американским акцентом). С вашего разрешения, Герцог, я оставлю старого Баффла в покое. Вы хотите сказать, у кого-то достало наглости подумать, что какой-то мужчина…

Герцог. О, не мужчина, поверь мне. Волшебник, нечто мифическое, знаешь…

Смит. Не мужчина, но знахарь.

Доктор (мрачно). Я знахарь.

Моррис. Но вы не кажетесь мифическим, док. (Засунув в рот палец, начинает мерить шагами комнату).

Герцог. Ну, понимаешь, артистический темперамент…

Моррис (резко оборачивается). Слушайте, Герцог! В коммерческом отношении мы весьма передовая страна. Но в отношении моральном мы считаемся страной весьма отсталой. И вы еще спрашиваете, нравится ли мне, что моя сестра бродит по лесу в такую ночь одна! Что ж, мне это не нравится.

Герцог. Боюсь, что вы, американцы, не такие передовые, как я надеялся. Что ж! как частенько говаривал старый Баффл…

Пока он говорит, из сада доносится пение; голос звучит все ближе и ближе, и Смит резко оборачивается к Доктору.

Смит. Чей это голос?

Доктор. Это не мне решать!

Моррис (подходит к окну). Вам не стоит беспокоиться. Я знаю, чей это голос.

Входит Патриция Карлеон.

Моррис (все еще возбужденный). Патриция, где ты была?

Патриция (почти устало). О! В Фэйриленде.

Доктор (дружелюбно). И где же это?

Патриция. Это место непохоже на другие. Оно нигде или везде.

Моррис (резко). Там кто-нибудь живет?

Патриция. Чаще всего только двое. Некто и его тень. Но он ли моя тень или я — его тень, я никогда не могла узнать.

Моррис. Он? Кто?

Патриция (кажется, впервые понимает его заблуждение; улыбается). О, тебе не стоит переживать по этому поводу, Моррис. Он — не смертный.

Моррис. Как его имя?

Патриция. У нас там нет имен. Ты никогда не сможешь никого узнать, если будешь знать имя.

Моррис. На кого он похож?

Патриция. Я встречаюсь с ним только в сумерках. Он одет, кажется, в длинный плащ с высоким капюшоном или шляпой — в точности как эльфы в детских сказках. Иногда, выглядывая из этого окна, я вижу, что он, как тень, бродит вокруг дома; вижу, как темнеет его высокий капюшон в лучах заходящего солнца или восходящей луны.

Смит. О чем он говорит?

Патриция. Он говорит мне правду. Очень много правдивых вещей. Он — маг.

Моррис. С чего ты взяла, что он маг? Я подозреваю, что он выделывает с тобой какие-то фокусы.

Патриция. Я знала бы, что он маг, даже если б он не показывал фокусов.

Но однажды он нагнулся, поднял камень и подбросил его в воздух, и камень взлетел в небеса как птица.

Моррис. И это впервые навело тебя на мысль, что он маг?

Патриция. О, нет. Когда я впервые увидела его, он рисовал на траве круги и пентакли и говорил на языке эльфов.

Моррис (скептически). А ты знаешь язык эльфов?

Патриция. Не знала, пока не услышала.

Моррис (понижает голос, обращаясь к сестре, но он настолько выходит из себя, что говорит гораздо громче, чем предполагает). Знаешь, Патриция, это, на мой взгляд, переходит всякие границы. Я просто не собираюсь позволять тебе увлечься каким-то проклятым бродягой или предсказателем только потому, что ты начиталась дурацких стишков про фэйри. Если этот цыган, или кто он там есть, еще раз побеспокоит тебя…

Доктор (кладет руку на плечо Морриса). Давайте оставим немного больше места поэзии. Нельзя же всем жить на одной нефти.

Герцог. Совершенно верно, совершенно верно. И будьте ирландцами, кельтами, как частенько говаривал старый Баффл, у них чудесные песни, разве вы не знаете, об ирландской девушке и Банши. (Громко вздыхает). Бедный старина Гладстон!

Молчание, как обычно.

Смит (обращаясь к доктору). Я полагаю, вы считаете эти семейные легенды вредными для здоровья?

Доктор. Я думаю, что семейные суеверия полезнее для здоровья, чем семейные ссоры (он как бы случайно подходит к Патриции). Наверное, это очень приятно — быть молодой и все еще видеть все эти звезды и закаты. Мы, старые дураки, не будем слишком строги к вам, если ваши убеждения будут иногда казаться нелепыми, не так ли? Если звезды упадут в траву, или если солнце разок-другой зайдет на востоке. Мы всего лишь скажем: «Мечтайте о чем захотите. Мечтайте за все человечество. Мечтайте за нас — за тех, кто не может больше мечтать. Но все-таки не забывайте о различиях».

Патриция. О каких различиях?

Доктор. О различиях между тем, что прекрасно, и тем, что есть. Та красная лампа над моей дверью отнюдь не прекрасна; но она — есть. Вы, может быть, даже порадуетесь тому, что она там есть — когда-нибудь, когда золотые и серебряные звезды поблекнут. Теперь я уже старик, но некоторые люди до сих пор радуются тому, что им удается отыскать мою красную звезду. Нет, я не хочу сказать, что они мудрецы…

Патриция (слегка удивленная). Да, я знаю, что вы ко всем добры. Но разве вы не думаете, что могут произойти перемены, и духовные звезды продержатся дольше, чем красные лампы?

Смит (решительно). Да. Но это особые звезды.

Доктор. Красная лампа переживет меня.

Герцог. Великолепно! Великолепно! Точь-в-точь как Теннисон. (Молчание). Помню, когда я еще учился…

Красный свет исчезает; поначалу никто не замечает этого, кроме Патриции, в волнении указывающей в том направлении.

Моррис. Что случилось?

Патриция. Красная звезда угасла.

Моррис. Ерунда! (бросается к садовой двери). Кто-то просто стоит перед ней. Скажите, Герцог, кто-то стоит в саду?

Патриция (спокойно). Я говорила вам, что он бродит по саду.

Моррис. Если это твой предсказатель… (Исчезает в саду, за ним следует доктор).

Герцог (пораженный). Кто-то в саду! В самом деле, эта земельная кампания…

Молчание. Моррис возвращается, едва переводя дух.

Моррис. Твой приятель — очень шустрый парень. Растворился у меня в руках как тень.

Патриция. Я же сказала тебе, что он и был тенью.

Моррис. Что ж, похоже, сейчас начнется погоня за тенью. Герцог, у вас есть фонарь?

Патриция. О, тебе не стоит волноваться. Он придет, если я позову.

Она выходит в сад и полупроговаривает, полунапевает неразборчивые слова, чем-то похожие на песню, с которой она впервые появилась на сцене. Красный свет появляется вновь; раздается легкий звук, как будто палая листва шелестит под ногами — все ближе и ближе. Незнакомец в плаще с надвинутым капюшоном появляется за садовой дверью.

Патриция. Ты можешь войти в любые двери.

Фигура входит в комнату.

Моррис (закрывая садовую дверь за спиной вошедшего). Вот видишь, волшебник, мы тебя поймали. И мы знаем, что ты самозванец.

Смит (тихо). Простите, я не уверен, что мы это знаем. Со своей стороны я должен признаться, что отчасти разделяю агностицизм Доктора.

Моррис (возбужденный, оборачивается почти с яростью). Не знал, что вы, священники, верите еще в какие-нибудь сказки, кроме ваших собственных.

Смит. Я верю в то, на что есть право у каждого человека. Возможно, в то единственное, на что есть право у каждого человека.

Моррис. И что же это?

Смит. Возможность сомнения. Даже ваш хозяин, нефтяной магнат, имеет право на него. И я думаю, это ему необходимо даже больше, чем всем прочим.

Моррис. Не думаю, что в этом вопросе возможны какие-то сомнения, преподобный. Я довольно часто встречался с людьми такого сорта; с парнями, которые выманивали у девушек деньги, рассказывая им, что они заставляют камни исчезать.

Доктор. (Незнакомцу). Вы говорите, что можете заставить камни исчезать?

Незнакомец. Да. Я могу заставить камни исчезать.

Моррис (жестко). Полагаю, ты из тех умельцев, которые знают, как растворять в воздухе часы и цепочки.