Твое имя — страсть - Тори Файер

Один из всадников, пониже ростом, снял шляпу и описал ею в воздухе широкую дугу. Моника помахала ему в ответ, узнав Роджера, старшего ковбоя босса Дика. Вторым был Джек. Других имен, если они у них и были, эти двое не назвали, а она и не спрашивала. У людей многих первобытных племен или выросших вдали от цивилизации, среди которых Монике пришлось жить, было не принято узнавать, как их зовут. Это считалось грубостью, вторжением в таинственный мир человека.

— Доброе утречко, мисс Моника, — сказал Роджер, слезая с лошади. — Ну, как тут семена поживают? Еще не протиснулись сквозь старую изгородь, не удрали?

Моника улыбнулась, покачав головой. С тех пор как она сказала Роджеру, что находится здесь для того, чтобы следить за ростом трав на отгороженном участке Луга, он не переставал поддразнивать ее насчет убегающих семян. Даже предлагал их «стреножить и привязать, пока они не смекнули, где их настоящее место».

— Все целы, — поддержала шутку Моника, — но я слежу в оба, как вы мне велели. Особенно когда восходит луна. Тут-то они и норовят улизнуть.

Услышав точное воспроизведение своих слов, Роджер понял, что она потихоньку над ним подтрунивает. Он рассмеялся и хлопнул шляпой о джинсы, пустив облачко дорожной пыли, почти такое же серебристое, как его волосы.

— Вы справитесь, мисс Моника! Вы прекрасно справитесь! Босс Дик вернулся из Оклахомы и будет рад, что ни одно семечко не пропало. Вот и хорошо! А то он там, наверное, совсем озверел. Две недели папаша устраивая ему парады нетерпеливых кобылок.

Моника грустно улыбнулась. Она знала, что это такое — не соглашаться с родителями насчет брака. Ее отец с матерью пожелали, чтобы она вышла замуж за человека, похожего на них, — ученого, имеющего вкус к приключениям. Для этого и послали к своему старому другу доктору Мэтлоку с просьбой подыскать ей подходящую партию. Моника поехала. Но отнюдь не для того, чтобы искать мужа. Она решила посмотреть, станут ли Соединенные Штаты ей домом, отыщет ли она наконец место, где ее жгучее беспокойство, лихорадочным жаром пылающее в грезах и крови, найдет выход.

— Здрасьте, мисс Моника! — сказал второй ковбой, спешившись и застенчиво остановившись в сторонке. — Горы вам на пользу. Вы хорошенькая, прямо как ромашечка.

— Спасибо, — ответила она, улыбаясь долговязому ковбою. — А как ваш малыш? Прорезался зубик?

Джек вздохнул.

— Вот ведь упрямая штука! Он все трет и трет во рту, а ничего не вылезает. Но жена велела сказать вам спасибо за масло. Она втирает ему в дёсенки, малышу здорово полегчало.

Улыбка на лице Моники стала шире. Клеверное масло — старинное средство, употребляемое при болезнях десен, в Америке забыли. Ей было приятно, что то, чему она научилась вдали от гор Колорадо, помогло пухлощекому малышу, чью фотографию Джек гордо демонстрировал при каждой возможности.

— Вы с Роджером поспели как раз к ленчу, — сказала она. — Может, попоите лошадей, пока я разведу огонь?

Роджер с Джеком разом повернулись к лошадям. Но вместо того, чтобы повести их к воде, стали отвязывать джутовые мешки, прикрепленные к седлам.

— Жена говорит, вам, должно быть, здорово надоели хлеб да бобы с ветчиной, — сказал Джек, протягивая ей мешок. — Она решила послать вам немного домашнего печенья и всякого там прочего, для разнообразия.

Не успела Моника поблагодарить его, как Роджер, протянул ей два набитых мешка.

— У нашего повара накопилось столько продуктов, что они не долежат, пока у него до них дойдут руки. Вы бы его здорово выручили, если бы забрали их себе…

Какое-то мгновение Моника не могла вымолвить ни слова. Потом моргнула, чтобы унять подступившие слезы, поблагодарила обоих мужчин. И при этом подумала, что щедрость, как и беспокойство о первом зубике ребенка, общечеловеческое свойство.

Пока мужчины поили лошадей, она подкинула в огонь поленья из своего быстро скудеющего запаса дров, замесила тесто и заглянула в прокопченный чайник, служивший кофейником. К ее радости, среди продуктов, подаренных ей ковбоями, оказалось кофе. А еще сушеные и свежие фрукты, мука, вяленое и свежее мясо, рис, соль, масло и пакеты с чем-то другим, но с чем именно она не успела обследовать до возвращения мужчин от ручья. Все это было подлинным сокровищем для нее, привыкшей в долгих экспедициях экономить и тщательно отмерять продукты, за исключением разве только очень редких дней больших праздников.

Радостно мурлыча под нос, Моника принялась фантазировать, какие приготовит блюда из щедрых даров Роджера и Джека. Она приехала в Америку из Англии почти без денег. У ее родителей если что и оставалось от зарплаты, то почти всегда уходило на помощь отчаянно нуждающимся аборигенам. А работа наблюдателем на Лугу Диксона давала лишь крышу над головой, небольшую сумму на питание, да такую маленькую зарплату, что ее иначе как пособием на существование и назвать-то было нельзя.

Хижина, в которой поселилась Моника, была древней-древней. Студенты, наблюдавшие за Лугом в прошлые годы, шутили, что Бог построил ее сразу, как закончил создавать вокруг горы. В ней были очаг, стены, пол, крыша и больше ничего. Отсутствие электричества, водопровода и прочих удобств Монику не волновало. Конечно, не помешало бы иметь несколько красивых ковров, которыми бедуины скрашивают и смягчают свою суровую жизнь, но она довольствовалась нежным солнышком, чистым воздухом, прохладной водой и почти полным отсутствием мух. Для нее все это было истинной роскошью.

А если хотелось потрогать что-нибудь мягкое, искусно сделанное, достаточно было открыть рюкзак и полюбоваться прощальным родительским подарком. Это была льняная ткань, такая тонкая, что казалась шелком. Один отрез — сизый, светящийся, как голубиное перо, предназначался на летуче-плещущееся платье. Другой — аметистовый, был точь-в-точь под цвет ее глаз. Тоже на платье.

Несмотря на всю их обольстительную красоту, Моника не раскроила ни один отрез. Она понимала, наряды должны помочь ей в поисках мужа. А ей хотелось от жизни большего, чем просто какого-то мужчину, видящего в ней подходящее устройство для рождения сыновей и тяжкого труда. Семьи туземцев заставляли ее лишь восхищаться женской жизнестойкостью. Рассудком она понимала, почему вошедшие в пору зрелости девушки наблюдали за мужчинами задумчивыми глазами и прикидывающе улыбались. Но сама она никогда еще не чувствовала того странного жара в крови, который заставлял их забыть наставления мам, бабушек, теток и сестер.

В тайне Моника надеялась отыскать где-нибудь на свете источник этого жара, опаляющего разум и тело, прожигающего душу насквозь. Но никогда еще не чувствовала себя от этого дальше, чем здесь, в Америке. Тут парни ее возраста показались ей совсем юными, полными веселья и ничем не оправданной уверенностью в своих силах. Должно быть, они никогда еще не сталкивались с голодом и смертью. За те дни, что Моника прожила у профессора Мэрлока в ожидании, пока откроется дорога на Луг Диксона, перед ее взором прошло немало студентов. Но ни на одного она не взглянула с извечным женским любопытством, ни разу не почувствовала, чтобы в крови запылал огонь.