Джентльмен в Москве - Амор Тоулз

Быстро почистили трубы, убрали и заперли в шкафу столовое серебро и накрыли мебель. Все было так, как всегда, когда хозяева возвращались осенью в Петербург, только на этот раз всех сторожевых собак спустили с привязи, разогнали лошадей и распустили челядь. Граф нагрузил лишь одну повозку с лучшей мебелью из имения, запер двери и поехал в Москву.

«Как все это странно, – думал граф перед тем как выйти из своего бывшего номера. – С самых ранних лет мы учимся прощаться с друзьями и членами семьи. Мы провожаем родителей или родственников на вокзал, навещаем двоюродных родственников, ходим в школу, идем служить в полк. Мы женимся, путешествуем за границу. То есть считается совершенно естественным потрясти человека за плечо и пожелать ему хорошей дороги, спокойно думая о том, что рано или поздно снова о нем услышим.

Наша жизнь не подготавливает нас к тому, чтобы сказать adieu[3] самым дорогим сердцу вещам. И мы не хотим, чтобы жизнь нас к этому готовила. Иногда некоторые милые сердцу вещи начинают приобретать большую ценность, чем некоторые друзья. Мы переносим вещи из одного места в другое, испытывая при этом массу неудобств и тратя большие деньги. Мы регулярно сметаем с них пыль или полируем их. Мы просим детей не делать резких движений и не играть в буйные игры рядом с этими вещами. Связанные с вещами личные воспоминания делают эти вещи еще дороже. Вот шкаф, где я в раннем детстве прятался, вот серебряные канделябры, которые зажигали на Рождество, а вот и платок, которым она однажды вытирала мне слезы. И так далее и тому подобное. Ибо мы понимаем, что эти хорошо сохранившиеся предметы смогут утешить нас при разлуке с человеком.

Но, с другой стороны, вещь – это всего лишь вещь».

Граф положил в карман ножницы сестры, еще раз окинул взглядом эти передававшиеся из поколения в поколение вещи и раз и навсегда выбросил их из своего сердца.

Час спустя граф дважды подпрыгнул на новом матрасе, чтобы понять, какую ноту издают пружины (соль-диез мажор, как выяснилось), осмотрел расставленную вокруг него мебель и напомнил себе, что в детстве всегда мечтал о путешествиях во Францию на корабле или в Москву на ночном поезде.

И почему он тогда так мечтал о путешествиях?

Потому что кровати были такими маленькими!

Как же было приятно обнаружить столик, который можно было откинуть так, что его не было заметно, выдвижные полки, встроенные в основание кровати, и лампочки-бра на стенах – маленькие, но достаточно мощные, чтобы осветить страницу книги. Функциональность дизайна поражала молодой ум. Все это говорило об инженерном гении и одновременно являлось обещанием удивительного приключения. Именно так должны были выглядеть жилые отсеки батискафа капитана Немо, отправившегося в путешествие длиной в двадцать тысяч лье под водой. Любой мальчик с радостью отдал бы сто обычных ночей за одну ночь на «Наутилусе».

Ну вот, много времени прошло, и он наконец «приплыл».

«Ну, и отлично, – подумал граф. – Половину второго этажа временно заняли большевики, которые день и ночь печатают свои директивы, отчего спать совершенно невозможно. По крайней мере, здесь, на шестом этаже, человек в состоянии спокойно размышлять»[4].

Граф встал с кровати и больно ударился головой о наклонный потолок.

«Вот уж да», – вырвалось у него.

Он отодвинул стул с высокой спинкой, переставил лампу со слоном с пола на кровать и открыл чемодан. Оттуда он извлек фотографию членов делегации и поставил ее на стол. Потом достал две бутылки коньяка и часы своего отца. Затем вынул театральный бинокль своей бабушки и тоже положил его на стол. Тут его внимание привлек звук за окном. На карнизе за этим окном размером не больше приглашения на званый обед сидел голубь и хлопал крыльями.

– Ну, здравствуй, – приветствовал голубя граф. – Как мило, что ты ко мне заглянул!

Голубь высокомерно посмотрел на графа круглым глазом, засеменил лапками по карнизу и несколько раз ударил в стекло клювом.

– Согласен, – произнес граф. – Очень правильное замечание.

Он уже собирался объяснить новому соседу, почему оказался в этой комнате, как услышал, что за дверью кто-то негромко откашливается. Граф тут же понял, что это метрдотель ресторана «Боярский» Андрей, который всегда таким деликатным образом обращал на себя внимание занятых своими делами гостей.

Граф приятельски кивнул голубю за окном, давая понять, что они еще вернутся к начатому разговору, застегнул пуговицы пиджака и открыл дверь, за которой в коридоре оказался не только Андрей, а целая делегация сотрудников отеля, пришедших его навестить.

Андрей был высоким человеком с благородной осанкой и длинными, как у пианиста, пальцами. Рядом стояли консьерж Василий и скромница Марина, до недавнего времени работавшая горничной, которую совсем недавно сделали швеей. На лицах этой троицы было то же удивленное выражение, которое он наблюдал на физиономиях Аркадия и Валентины в фойе отеля. Граф понял, что после того как его утром увели в Кремль, никто не мог предположить, что он вернется. Но он вернулся из Кремля, как летчик с места крушения самолета.

– Дорогие друзья, – произнес граф. – Вне всякого сомнения, вы сгораете от любопытства, желая узнать, что со мной произошло в течение этого дня. Я был в Кремле, куда меня вызвали на небольшой tête-а-tête, во время которого представители нынешнего режима решили, что я виновен в том, что являюсь аристократом, за что и должен быть приговорен к пожизненному заключению в этом отеле.

Гости ответили ему аплодисментами и возгласами одобрения, а граф подал им руки и сердечно поблагодарил за участие.

– Проходите, – пригласил он их внутрь.

Трое сотрудников отеля протиснулись в комнату, заставленную мебелью.

– Андрей, будь так добр, – произнес граф, протягивая метрдотелю бутылку коньяка. Потом он наклонился над «послом» и открыл чемодан, словно огромный фолиант. Внутри чемодана находились пятьдесят два стакана, точнее, двадцать шесть пар стаканов самых разных размеров и форм. Здесь были бокалы для бургундского, фужеры для шампанского, стопки для водки, а также «наперстки» для разноцветных ярких ликеров Южной Европы. Граф достал четыре рюмки и передал их Андрею, чтобы тот разлил коньяк.

После того как напиток был разлит и все застыли с рюмками в руках, граф торжественно произнес: «За «Метрополь»!»

– «За «Метрополь»!» – повторили гости.

Граф был светским человеком и прирожденным хозяином, умевшим занять гостей непринужденной беседой. Он выпивал с ними и вел легкий разговор на самые разные темы. Несмотря на разницу в социальном положении, все чувствовали себя комфортно и даже расслабленно. Забыв о сдержанности, соответствующей его положению метрдотеля, Андрей улыбался и иногда подмигивал. Василий, который обычно с необыкновенной точностью объяснял гостям отеля, как добраться до той или иной достопримечательности столицы, говорил в тот вечер как человек, не готовый ответить завтра за слова, произнесенные сегодня. И даже скромница Марина позволила себе смеяться, не прикрывая ладонью рта.

Граф был искренне рад появлению гостей, но понимал, что причина хорошего настроения его посетителей объяснялась не только тем, что он недавно избежал почти неминуемой смерти. Дело в том, что людям было просто необходимо расслабиться после многочисленных сложностей и проблем, которые Россия и ее граждане пережили за последние почти двадцать лет. В сентябре 1905 года члены русской делегации в Портсмуте подписали мирный договор с Японией, завершивший Русско-японскую войну. За семнадцать прошедших после этого лет – меньше одного поколения – Россия пережила Первую мировую и Гражданскую войны, два голода и красный террор. Произошло столько событий, что их с лихвой хватило бы не на одну страну и не на одно столетие. Поэтому, вне зависимости от политических взглядов и того, как за эти годы изменилась жизнь конкретных людей, все заслужили немного отдыха и могли себе позволить выпить за Россию и за то, что они остались живы.

В десять часов вечера граф попрощался с гостями у выхода на лестницу и пожелал им доброго вечера с вежливостью и радушием, с которыми обычно провожал друзей у дверей своего дома в Петербурге. Потом он вернулся в комнату, открыл окно размером с большую почтовую марку, долил остатки коньяка в свою рюмку и присел у письменного стола.

Этот письменный стол с позолотой и обтянутым кожей верхом был сделан во времена Людовика XVI и достался графу в наследство от его крестного, великого князя Демидова. Великий князь Демидов был человеком с пышными седыми бакенбардами, пронзительными светло-голубыми глазами и золотыми эполетами. Демидов говорил на четырех языках и читал на шести. Он так никогда и не женился, представлял Россию во время переговоров с Японией в Портсмуте, управлял тремя огромными имениями и был твердо уверен в том, что под лежачий камень вода не течет. В молодости великий князь служил вместе с отцом графа в кавалергардах. После того как родители графа умерли от холеры в 1900 году, великий князь сказал молодому Ростову, что тот должен быть сильным ради своей сестры. Великий князь еще сказал тогда, что в жизни может возникнуть множество разных обстоятельств, и если человек не сумеет преодолеть эти обстоятельства, то обстоятельства преодолеют человека.