Формула удачи - Виктор Буйвидас

После сокрушительной неудачи я кое-как наскреб в карманах рублей триста. Мелочь потратил на метро, добрался до Казанского вокзала и купил с горя две бутылки водки и пирожки. Задача передо мной образовалась нешуточная — проехать «зайцем» аж до южного Владикавказа. А это целых 36 часов шпионского риска! Пить один я не привык, плеснул сотку бомжу на перроне, рассказал о своей нерешаемой без пяти тысяч проблеме.

Сердобольный бомж за стакан белой благословил меня в дальнюю дорогу. Научил:

— Ты скажи проводнице, что тебя обокрали ворюганы-отморозки, а по приезде расплатишься с благодетельницей в тройном размере.

Осмелев от принятой дозы, я кинулся на штурм первой леди с желтым флажком. Та была непреклонна:

— Я тебя возьму, а контролеры поймают. Мне придется выплатить штраф в 20 окладов, а то и вообще выпрут меня с работы. Спасибо, но такие «радости» в мои планы не входят!

— Ну, возьмите, я же тут с голоду помру — ни знакомых у меня в Москве нет, никого! — Я клянчил и врал очень старательно. Станиславский с распростертыми принял бы в театр.

— Нет, нет и нет! И никто не возьмет. И вообще идите к начальнику поезда Рогнеде Николаевне — я человек маленький.

Я вернулся к бомжу-наставнику с сакраментальным вопросом: «Что делать?» Мы принялись распивать последнюю поллитру.

— Эх, до отхода поезда пять минут. Андрей Владимирович, выручайте! Я уже ничего не соображаю.

Многоопытный покоритель российских пространств тут же выдал гениальный совет:

— А ты не иди к начальнице. Неизвестно, что она за человек. Может, она вообще мизантроп. Ты иди к другой проводнице и скажи: «Рогнеда Николаевна велела разместить на свободном месте».

Я так и сделал. Вторая проводница даже не проворчала для порядка, а вежливо проводила меня-зайца в вагон:

— Ваше место № 50.

Еще не веря своему счастью, я втиснулся в веселую компанию новобранцев, ехавших в Моздок. Салагам я бурно поведал об опасностях жизни в «горячей точке», а бойцы за это меня напоили, накормили и спать уложили.

Вот, собственно, и все. Через 36 часов я широко шагал по проспекту Мира во Владике. Кто-то сделает заключение: раз в жизни повезло. А я с тех пор уверен, умным и предприимчивым удача всегда улыбается. Конечно, если он не жадина и нальет страждущему мудрецу. Бродяга Андрей Владимирович так и сказал на посошок: — Вообще-то обманывать нехорошо, но ради собственного спасения иногда можно.

Любовь нечаянно нагрянет…

Организм человека заточен на выживание любой ценой. В экстремальной ситуации у нас где-то внутри включаются мощные резервные силы. Как это реально бывает? К чему приводит загадочная метаморфоза? Никто точно не знает, потому что в момент Z в центре управления щелкает тумблер, и наступает полная амнезия…

В школе гремел оркестром концерт самодеятельности. На сцене актового зала танцевали юные балерины. За кулисой настраивался на выступление серьезный мальчик в костюме. Он стоял с закрытыми глазами. Рядом привалилась к стенке большая эстрадная гитара. Это я в третьем классе. Через опущенные ресницы я видел ее сексапильную обнаженную спину. Под прозрачной материей органди. Также видел прикольные белые трусики. Красивая девочка в платье феи подкралась на цыпочках к инструменту…

Это Ира Попова — дочь военного. Соседка. Она же — моя первая тайная любовь. Я понимал, она делает с гитарой что-то нехорошее. Это ее какая-то очередная пакость. Но я не смел шугнуть проказницу. Когда она появлялась рядом, я попадал в жаркий ступор, просто пялился на нее и получал кайф. Красивая! Очень! Движения полны королевской грации! А рассердится — убьет! Однажды Ира бросила в гневе ножницы. С пяти метров. Колющий предмет попал в лоб.

Почти. Я еле успел его отдернуть. «Пуля» просвистела у виска. А то пришлось бы выпиливать пику из репы лобзиком. Но и тогда, при смерти, я бы не обиделся на Иру. Потому что был тихо счастлив от возможности видеть дерзкое нежное существо…

Я наконец распахнул глаза.

— Ой, Вить! Я хотела у тебя спросить! — Фея лживо воскликнула, резко пряча за спиной руку. — Что такое лысый кактус?

Я честно задумался.

— Иди, тебя объявили! — Ира вытолкнула меня на сцену.

Под бурные аплодисменты музыкант величественно дошагал до стула на авансцене и отвесил публике глубокий поклон. Зал битком. Публика опять осторожно захлопала.

— Давай, Паганини! — Ира крикнула сбоку.

Я откинул полу пиджака, опустился на краешек стула, сделал мечтательное лицо, отвел в сторону трепетную кисть… Трам! — взял я аккорд. И дзынь! — отлетели струны.

Я выпучил от удивления глаза и почесал затылок: мол, вот еще незадача… Стало ясно: Ира перегрызла кусачками струны на инструменте.

— Ха-ха-ха! — Детвора в зале дружно засмеялась.

— Технические неполадки, — Я сказал в микрофон, покрывшись липким потом. Но поставил гитару на стул и внушительно добавил: — Тогда я спою бельканто.

Я снова оправил костюм, принял благородную позу: ноги в третьей позиции, руки в «замке» чуть ниже живота… И повернулся на сильный шум слева.

За кулисами Фея лупила балалайкой конферансье, который пытался закрыть занавес. В бой вступили дружинники, Иру кое-как скрутили, но малиновый бархат все равно прошуршал за стулом и спиной выступающего меня. Я ощущал себя, как голый, внезапно залетевший из бани на сцену…

Я скривился, как от зубной боли, открыл пошире рот и громко выкрикнул: — Композитор Страус!.. То есть Штраус…

Зал взорвался от хохота, а я рухнул на подмостки, сбитый с ног злополучной гитарой — это предательская рука Иры через занавес выдернула из-под нее стул. Сверху горе-певца еще и прихлопнуло подставкой с микрофоном.

Зрители совсем обезумели, некоторые катались от смеха по полу…

Я поднялся и страшно сморщился, схватившись за поясницу. Дальше все происходило как в бреду. Я ничего не соображал, просто упорно пытался спасти свое лицо от позора…

— Искусство требует риска, — простонал травмированный я.

— Браво, Витёк!!! Молоток!!! — Мои хулиганистые школьные кореша хлопали руками и топали ногами.

В общем, дальше ничего не помню. Черный провал. Память вырубилась, ведь организм человека заточен на выживание любой ценой. Мой мозг зафиксировал только следующее.

Я вернулся за кулису помятый, но с пестрым букетом астр.

— Это тебе, — Я машинально протянул цветы задиристой Ире. Она сначала собралась показать мне язык, но от неожиданности удивилась и смягчилась.

— За что? Я же тебе все выступление испортила!

— Наоборот. Отличная интермедия получилась.

— А что такое лысый кактус? — Гордая Ира все-таки спросила с издевкой.

— Огурец, — ответил я.

— Ну и гад же ты, Витек! — с ненавистью выпалила Фея. — Все ты знаешь! Все у тебя получается!! Тупая скучища!! Не нужен мне твой веник!!!

— Нет! Не все!!! — Я выкрикнул, схватив ее за локоть. — Я не знаю, как найти в Инете одну фигню.

— Правда? Не загибаешь? — Она посмотрела на меня с подозрительностью шерифа из вестерна.

— Зуб на операцию отдаю! — Я браво чиркнул ногтем по резцу.

— Ладно, пойдем ко мне, неумеха! — Ира сказала покровительственным тоном и полетела вперед, небрежно помахивая букетом. — И чтоб ты делал без меня, Витек?! — Она победно бросила через плечо.

— Ох, и не говори, Попова! — Я, безмерно довольный, притворно-тяжко вздохнул, еле поспевая за длинноногой подружкой…

Между двух мачо

Влюбилась я поздно. В двадцать пять лет. «Гормоны бесятся, а Германа все нет!» — посмеивалась я сама над собой, пока Светка не познакомила меня с Генри. Он был лидером рок-группы «Рожи». Несерьезная аббревиатура в расшифрованном виде звучала вполне прилично: «Рок-н-ролл жив!»

Лицом, гривой и размерами Генри напоминал Элвиса Пресли, ходил чуть в раскорячку — «моряк в развалочку сошел на берег» — заразительно смеялся и плевал на все, что имело хоть отдаленное отношение к препятствию или проблеме. Рубаха-парень уже тридцать лет жил бессмысленно и празднично, как елка, увешанная вместо игрушек юными красотками.

Матримониальных шансов у меня не было никаких, но тянуло к нему магнитно. И в конце концов я рискнула попробовать прием «Кошмарная наколка». Я неожиданно приклеилась к бас-гитаре Роману (20 лет). Тот запал на меня после первого поощрительного взгляда. В подвальной студии очарованный мальчик посвятил мне хит Робби Уильямса «У моей девочки есть маленькая штучка!»

Мой мачо на секунду отвлекся от поглощения пустой воркотни баскетболистки Милы и посмотрел вопросительно: дескать, что же ты делаешь? Отбиваешь парня у собственной наперсницы Светки, а еще педагог!

Я скорчила глупую физиономию: ничего не знаю — курица хромая. И захохотала громче усилителя. Так у нас и пошло: я не обращала на Генри никакого внимания, а он все чаще хмурил высокий лоб: «Странная баба эта Галя — набросилась на ребенка, как Бобик на ливер, когда рядом испускает флюиды мужик потоварней, то есть я!» Бедная Мила уже была вынуждена запускать коготки в его челюсть и поворачивать мордашку-избушку к себе передом, а к моей спине затылком.