Завещание - Борис Пшеничный

Он почувствовал облегчение, когда парень и девушка вернулись к костру. О следе забыли. И о том, что кто-то откинул полог палатки, тоже забыли. Однако беда уже расправила крылья, и ничто теперь не могло изменить ее злого полета.

На лице девушки появилась знакомое выражение озабоченности. Что-то ей было нужно. Не домыв посуду, поднялась и ищущим взглядом скользнула по прибрежным кустам. Решила наломать веток, чтобы отдраить котелок. Вполне обошлась бы пучком травы и песком, так нет же, полезла по склону, облюбовав единственный здесь куст можжевельника.

Какое-то время она без всякого выражения смотрела ему в лицо. Лишь стремительно темнели, расширяясь, зрачки. Вызревший наконец ужас прорвался неудержимым криком.

* * *

- И началось... Подоспел парень, набросился, повалил, сдавил мне горло. Тут уж я ничего не мог поделать.

- Сработал бионик?

- Когда я очнулся, парень уже не дышал.

- А потом? Что с девушкой?

- С девушкой... Если б я мог понять.

Только что, стоя на коленях и сжимая лицо парня ладонями, неистово просила его очнуться, открыть глаза и вдруг стихла, успокоилась. Буднично поправила волосы, обернулась, пронзительно и без всякого страха посмотрела на стоявшего рядом урода. "Ведь он только спит, правда?" - спросила, требуя подтверждения. "Нет, - бесстрастно сказал он. - От него ушла жизнь". Она хитренько улыбнулась, погрозила пальцем: "Врешь ты все, голубая тварь".

Слова обожгли его. Он простил бы ей "тварь", но вот "врешь".. Врать он не мог - никогда, ни при каких обстоятельствах. "От него ушла жизнь", - повторил он строго: пусть она даже не надеется, ничего другого он не скажет, как бы ей этого ни хотелось.

"Разбуди его. Ну, пожалуйста".

"Не могу. Нельзя".

Ни раскаяния, ни вины он не чувствовал. Одно заботило как втолковать этой теряющей рассудок аборигенке, что у него и в мыслях не было причинять им зло. Она же сама видела: он не нападал, на него напали. И стынуть ему сейчас на месте парня, если бы не бионик.

"Смотри! - он разъял и вновь сомкнул на поясе широкую ворсистую ленту. - Ты можешь лишить меня жизни, но бионик возьмет у тебя и вернет мне".

Он сознательно упрощал, объясняя, как действует охранный пояс. Есть общий принцип: носитель разума не может покушаться на разум. Это - закон, он никем не выдуман, так определила сама природа, и его ни отменить, ни обойти нельзя. Как законы физики. Люди уже подошли к его пониманию, сказав: не убей! Но они еще не уяснили сути: не убей, ибо убьешь себя!... Парень нарушил запрет и поплатился жизнью. Бионик лишь выполнил свое назначение.

"Так ты украл его жизнь? Взял себе?"

Девушка поднялась с колен и осторожно, словно шла над пропастью, двинулась на голубое видение.

* * *

- Вот уж не думал, что она так поймет меня.

- А что ты хотел, Мит? Законы разума не для людей. Они только мнят себя разумными, а разобраться- инстинкты, страсти... Я уже догадываюсь, что выкинула твоя дикарка. Сказать?

- Попробуй.

- Набросилась на тебя. В слепой ярости, как всякое животное.

- Не угадал, Сэт.

* * *

По отрешенному лицу не понять, что она надумала. И глаза молчат, только сузились, чтобы не выболтать тайну. А может, и нет никакой тайны - одна пустота. Пустые глаза. Но ждать можно всего. Ведь зачем-то она идет к нему, на что-то решилась.

Он отступил, предостерегающе коснулся пояса: не надо девочка, веди себя разумно; ты теперь знаешь, что произойдет, если... Померкнет солнце, день станет ночью, если... Во мрак уйдут твоя красота и твоя юность, если... Болью вскричат души твоих родителей, если... Он заклинал ее остановиться.

А она все шла, надвигалась.

Когда идти ей было уже некуда - они стояли лицом к лицу, почти вплотную, - он отстегнул бионик, уронил пояс в ноги. Только так он мог спасти ее. И будь, что будет.

Через голову девушки он взглянул на парня. Тот лежал лицом к небу, безучастный ко всему, избавленный от необходимости что-то делать и что-то говорить. Почему-то главные виновники всех историй как правило остаются в стороне. Заварил кашу, а другие расхлебывай.

"Что же ты медлишь, девочка. Твори, что надумала, и не бойся. Бионик не коснется тебя".

* * *

Сэт знал: в прошлом у Мита имелся такой грех. Он вернулся с Голубой планеты без охранного пояса и не пожелал объяснить, что с ним стряслось. Был, естественно, судим, потом оправдан. Учли заслуги. Учли также состояние Мита. За ним стали водиться разного рода странности. Задумчив стал и забывчив, впадал в тоску. Но что конкретно так его покорежило, никто не ведал. И вот сейчас, похоже, разъясняется. Только бы успел досказать.

Старик прислонился затылком к стене, закрыл глаза.

- Я слушаю, Мит, - поторопил его Исполнитель. - Дикарка вцепилась в тебя?

- Нет, Сэт.

- Стала рвать на себе волосы?

- Нет, Сэт.

- Схватила бионик?

- Нет, Сэт, нет.

- Что еще она могла делать? А, снова начала канючить, чтобы ты оживил аборигена?

- Нам никогда не понять людей, Сэт. Она попросила убить ее, как убил парня, которого она звала Серым.

- Бред какой-то! Ты что-то напутал, Мит. Или она совсем того...

- Я тоже думал - бред, горячка.

* * *

"Уйди, отстань!" Он гнал ее, увертывался. Но она не отступала, судорожно хватала его за руки. "Убей! Убей! - иступленно твердила она. Упала, поползла за ним на коленях, раздирая их в кровь на нещадно острых пыльных камнях, и все повторяла: "Убей!"

Она требовала невозможного. Разве в его силах отменить закон природы? Даже поддайся он на ее уговоры, ничего бы у него не вышло. Устал уже говорить, что не может, что так устроен, таким создан. Лишь в безрассудстве совершают безрассудные поступки. А стоит ему лишиться рассудка - он уже ничто, мертв, труп. С равным успехом она могла бы упрашивать чтолибо сделать своего бездыханного парня. "Да пойми же, я не человек, я из другого мира".

Что-то она поняла. Вернулась к парню, ладонью провела по лицу, поправила ему волосы. Потом выпрямилась, постояла над ним. "Жди меня, Серый". Сказала тихо, одними губами, и пошла.

Сразу от речного ложа начинался крутой склон, сыпучий, со следами недавних оползней, а выше, уже у верхней кромки ущелья, громоздились скальные бастионы. Туда, к отвесным стенам, карабкалась она, цеппляясь за выступы шатких камней, за редкие пучки пересохшей травы. Ломкие стебли крошились, ранили руки; осыпь предательски оживала, едва ее касалась стопа.

Он не пытался удержать ее, остановить криком, отговорить, не полез следом, чтобы вызволить из зыбкой стихии, прервать губительный подъем. Да она и не подпустит, не будет ждать, пока ее настигнут. Высоты ей достаточно, даже не надо добираться до скал. Вон как летят камни, срываясь из-под ног!

Задрав голову, он в оцепенении следил за неистовыми усилиями хилого человеческого существа, и смутное, неизведанное чувство охватывало его душу. В нем самом что-то ломалось, крошилось, осыпалось, готовое вот-вот сорваться и упасть. "Остановись", - неуверенно, словно чужим голосом произнес он. И вдруг заорал на все ущелье: "Стой! Назад! Я верну тебе твоего Серого!"