Трамвай судьбы - О. Странник

– Какое у тебя бедро горячее…

Она подумала: «Это от тебя веет жаром, ненормальный…» – и отодвинулась вместе со стулом.

А в дверях напротив возникла его молодая жена с блюдом пирожков в руках, она уставилась на них, быстро подошла и водрузила блюдо на стол. Чего только не отразилось на её лице! Губы кривились и тряслись, мелькала неуверенная улыбка – то смущённая, то злая. В карих глазах – злость, обида, ревность, подозрительность, узнавание, понимание, воспоминание. Воспоминание? И тут же Аня вспомнила похожую давнюю ситуацию с Ирой и Глебом; и вот теперь зеркальное отражение той сцены – возмездие настигло Ирку на второй день её свадьбы. А молодой муж не видел её, он смотрел на Аню, двигал стул и пытался снова прилепиться к её бедру, потом прошептал:

– Пойдем потанцуем…

Иринины глаза, казалось, вот-вот испепелят их двоих, хорошенькое круглое личико покраснело, зубки прикусили нижнюю губу. Аня встала и громко сказала, даже рукой в сторону Ирины повела:

– А вот и новобрачная что-то вкусное принесла! – и быстро пошла в боковую смежную комнату в гущу танцующих.

Молодой муж очнулся, как проснулся:

– А! – Оторвал взгляд от Ани, перевёл глаза на Ирину, у той накипали слёзы. Болтливая компания за столом напротив ничего этого не заметила.

Аня в соседней комнате подхватила кого-то смутно знакомого и повела танцевать, оживлённо болтая:

– Да-а-а… давно не виделись… а где ты теперь… да что ты говоришь…

А сама думала: «С ума сошёл парень, вот не было печали – черти накачали. Хорошо хоть, никто не заметил, только Ира – та всё усекла, фу… неудобно как, нехорошо как… а Саша этот, красавчик горячий, что ему – молодой жены мало?… тестостерон в избытке, гормоны-феромоны, или пьян? Интересно, а у меня вот ноль ответных эмоций к нему…» И она, машинально кивая партнёру, стала в подробностях вспоминать ту историю десятилетней давности, как феромоны-гормоны повлекли тринадцатилетнюю Ирку к спящему на диване Глебу и уложили её на него плашмя всем телом и как правильно тогда повёл себя Глеб.

Танец со старым знакомцем закончился, но заводная танцевальная музыка снова загремела, и к Ане с двух сторон направились Игорь и новобрачный Саша. Она быстро шагнула в руки Игоря, они танцевали, предаваясь воспоминаниям: «…А помнишь…» – «А ты помнишь…» – «А ты не изменилась, Аня, всё такая же красотка, 30 лет от силы тебе…» – «Да ладно, не льсти, Игорёк…»

Последующие полчаса она всячески избегала преследующего её по всей квартире Сашу, за которым как нитка за иголкой ходила Ира.

Аня то с кем-то нарочно «увлечённо» беседовала, то помогала Людмиле заваривать чай и что-то резать, и вот понесла это что-то из кухни через холл в столовую. И тут в холле её перехватил Саша, взял у неё блюдо, пристроил куда-то и тесно прижал её к себе. Его хватка была железной, его жар буквально опалил её. «Температура сорок у него, что ли…» – мелькнула у неё мысль. Они танцевали танго, и она, чувствуя его возбуждение, старалась повернуться как-нибудь боком, а он с готовностью прижимался к её бедру, обвивал её ногу своей. Она пыталась отодвинуться – какое там! Его затуманенные глаза были так близко, горячая щека прижимались к её виску. Но вот в холле появился приятель жениха с двумя рюмками и бутылкой в руке:

– Санёк, а мы с тобой ещё за ВДВ не пили, давай, братан…

Саша ослабил хватку, и Аня выскользнула как раз навстречу Людмиле, успела подхватить блюдо ватрушек с какой-то тумбочки, и они вместе пошли в столовую. Чайный стол был в разгаре, невеста резала и раздавала громадный торт, немного протрезвевшие гости отовсюду потянулись к десерту. Сидя рядом с Людмилой с чашкой чая, Аня немного расслабилась, но тут в соседней комнате зашумели, началась какая-то возня, в дверях возник в обнимку с приятелем Саша – красивый до невозможности! Он переоделся в тельняшку и расстёгнутую куртку с аксельбантами, брандебурами, значками и лычками, на голове набекрень – голубой берет. Он заворачивал в полотенце бутылку из-под шампанского и орал: «Коронный номер десантуры, смотреть всем!» – ожег Аню быстрым взглядом, потом стащил с головы берет и со всей дури трахнул этим свёртком себя по голове. С громким хлопком бутылка разбилась, из полотенца посыпались осколки, по виску «героя» потекла струйка крови. Всеобщий переполох, возгласы восхищённых приятелей, ахи-охи, Иркины слёзы, причитания Людмилы, смятение гостей, успокаивающий голос Игоря. Всего этого Аня уже не слышала; стоя на площадке лестницы, она вызывала такси, сказали – через 15 минут. Из квартиры вышли супружеская пара и их знакомый, услышав разговор с такси, они попросили подбросить их до метро. В машине они возбуждённо комментировали события, склоняясь к версии посттравматического синдрома военной службы жениха на фоне пьянства. Аня промолчала, но мысленно согласилась с таким объяснением эскапады с битьём бутылки о голову.

На следующий день она не решилась звонить Людмиле, та тоже не позвонила. Было воскресенье, Аня занялась домашними делами и старалась не думать о вчерашнем. Ближе к вечеру она собралась за покупками, сменила халатик на джинсы и блузку, пошла к дверям; раздался настойчивый звонок в дверь. Она спросила:

– Кто?

Ответили:

– Доставка цветов.

«Наверное, Сергей заказал», – подумала Аня и распахнула дверь.

На пороге с букетом роз и фирменным магазинным пакетом стоял вчерашний новобрачный Саша в тельняшке и куртке с аксельбантами, на виске подзасохший порез. Она изумлённо спросила:

– Как ты меня нашёл? И зачем, ты же два дня как женился?

Он куда-то вбок под вешалку сунул пакет, уронил розы ей в ноги, схватил её за руки, забормотал:

– Когда мужчина хочет… если так хочет… разыщет, из-под земли достанет, где угодно найдёт…

Аня растерялась, она просто не знала, что делать; её испугало, но и, что скрывать, польстило это его внезапное появление: парень на двадцать лет моложе неё – и такая отчаянная влюблённость. «Ладно, – метались рациональные мысли, – вроде он трезвый, надо поговорить, успокоить, объяснить, предложить дружбу». «Дру-у-ужбу-у-у… – хихикнул ехидный внутренний голос. – Ты же взрослая девочка, какая дружба, не обманывайся… Ирке хочешь отомстить…»

«Да выставить его за дверь! У меня же есть Сергей, а у этого Ирка, молодая жена… да и я к этому Саше ничего не чувствую», – говорил внутренний рациональный голос. А ехидный внутренний голосок возражал: «Не чувствуешь, пока не попробуешь… молодой, красивый, весь пылает… и Ирке отомстишь за тогдашнее наглое приставание к твоему мужу».

«Да нет, зачем тебе это», – неуверенно возражал рациональный внутренний голос. А десантник времени не терял, целовал её руки, бормоча что-то неразборчивое, из пакета возникли замысловатая бутылка и коробка конфет, но они так и остались на подзеркальной полке. Откуда-то появился букетик фиалок, который он сунул ей за глубокий вырез блузки. Его чёрные глаза смотрели искательно и виновато, горячие руки осторожно прикасались к её оголившимся плечам. Он уткнулся ей в волосы и сбивчиво шептал:

– Как ты пахнешь дурманно… Я сбежал вчера, всю ночь где-то, не помню… утром у ребят в казарме… потом таксиста разыскал, адрес узнал… Хочу, не могу… сладкая, медовая… – и легко подхватил её на руки. И тут Аня поняла глубокий смысл поговорки «Проще дать, чем объяснить, почему не хочешь»…

Любовником он оказался опытным, нежным, умелым, неутомимым и затейливым. Он пылал, умирал, возрождался, снова пылал и, задыхаясь, шептал ей бессвязные непристойные нежности. А Аня ничего не чувствовала, кроме физической усталости уже под утро, когда богатырский сон сморил наконец бойца. «Откуда такая ледяная фригидность, – думала она, – вот ведь с Глебом, любимым мужем, было море страсти, восторгов и наслаждений. С Сергеем, нынешним другом, море не море, но вполне себе озеро нежности и удовольствия. А с этим влюблённым красавцем – ничего, утомление и усталость». Вот он лежит навзничь – ну просто юный бог Марс! Великолепный рельеф мышц под атласной белой кожей, на плече тату – парашют и орёл со змеёй в когтях, смоляные завитки волос в надлежащих местах, Приапов жезл снова готов восстать, кожа светится в предрассветном сумраке комнаты, грудь мерно вздымается, косая чёрная чёлка упала на лоб, лицо печальное. Утомлённая Аня (ну как будто всю ночь дрова колола!) грустно смотрела на печальное лицо нежданного нежеланного любовника и вспомнила латинскую максиму: Post coitum omne animalium triste est, nisi gallus et mulieres – «Всякая тварь после соития печальна, кроме петуха и женщины». И засмеялась…

Шанхайский казус

Нефритовый двухметровый Будда таинственно улыбался, лёжа на боку в полумраке храма. Благовонный дымок курительных палочек тёк извилистыми струйками, мешаясь с запахом спелых фруктов на бронзовых ритуальных вазах. Букеты поздних ноябрьских хризантем добавляли остроты в эту смесь ароматов. Монах в оранжевой хламиде, сидя на полу, отрешённо бормотал, второй в лад напевному речитативу постукивал молоточком по резной деревянной свернувшейся клубком рыбе. Гигантские позолоченные статуи богов мерцали вокруг, и гипнотическое оцепенение, похоже, овладело всей нашей маленькой группой. Мне удалось стряхнуть наваждение и достать фотоаппарат. Гид прокричал яростным шёпотом: