Воображение и отображение - Алексей Горшенин

3

Молодые адресуют свои произведения прежде всего молодым, поэтому вполне закономерно, что многие их вещи пронизаны героико-романтическим началом, которое, как мы знаем, особенным образом воздействует на души и сердца. У того же Е. Носова, например, есть небольшая повесть "Солнечный Ветер". В милитаристской Японии Солнечными Ветрами называли летчиков-камикадзе. У Е. Носова Солнечные Ветры - посланцы из будущего, "корректировщики случаев". Они призваны предотвращать пагубные для общественного развития катаклизмы. "Они уходили в прошлое, чтобы донести туда свет. Они были обречены на это, сотня прометеев, которые пожертвовали всем, чтобы на Земле не иссяк никогда животворный источник. Это было единственное военизированное подразделение на всю планету. Несколько сотен людей, которые... изучали военное искусство и технику уничтожения с середины двадцатого и до начала двадцать второго веков христианского летоисчисления. Но никто из них никогда еще не воевал, хотя уходили один за другим на поля сражений и никогда уже не возвращались". Герой повести выполняет ту же благородную миссию. Он предотвращает ядерный конфликт, нейтрализуя ложную информацию о ракетном ударе врага, которую выдал спутник слежения ПВО на станцию наведения (явная аналогия с СОИ), куда в качестве американского военнослужащего и внедрился Солнечный Ветер. Параллельно проигрывает автор и другой вариант - уже без вмешательства Солнечного Ветра, когда ошибка принята за истину и сидящие за пультом станции наведения, четко следуя инструкции, наносят контрудар, развязывая тем самым атомную войну. Монтаж двух этих параллельных планов позволяет Е. Носову полнее и ярче оттеснить ужас возможной трагедии, а также психологическое состояние людей, волей или неволей оказавшихся у ее истоков. Я бы, правда, поспорил с автором повести о правомерности самого способа исторического, так сказать, вмешательства. Чувствуется, Е. Носов в том и сам не совсем уверен, поскольку пишет, что в эпоху, откуда появился Солнечный Ветер, ученые долго дебатировали - вмешиваться или не вмешиваться в прошлое. Решили - ради блага человечества вмешиваться. Но мне кажется, что у этой проблемы однозначное и совсем иное решение: искусственное вмешательство в историю даже с самыми благими намерениями ей совершенно противопоказано. Впрочем, возвращаясь к мысли о героико-романтическом начале, повесть Е. Носова "Солнечный Ветер" привлекает не столько научно-фантастической интригой и антивоенной направленностью (хотя и ими, разумеется, тоже), сколько авторской убежденностью в том, что в лучших представителях рода людского самоотверженность, героизм, готовность пожертвовать собой во благо человечества никогда не иссякнут и что в громадной мере именно этим, не подвластным времени, прекрасным качествам обязан общественный прогресс.

Чаще всего, пожалуй, героико-романтическое начало в произведениях молодых фантастов выступает в детективно-приключенческой форме. Вот и повесть красноярца Александра Бушкова представляет собой типичный боевик с научно-фантастической -начинкой. Есть здесь бесстрашный супермен, он же резидент Совета Безопасности с романтическим рыцарским именем Ланселот; есть противостоящие ему (и всей остальной планете) силы в лице Полковника и Генерала из некоего самоизолировавшегося, не признающего всеземные законы ООН государства; есть слежки, погони, стрельба и убийства, причиной которых стало ...появление космического Пришельца, вернее, его очень странное поведение. Дело в том, что Пришелец, превратившись из конусообразного вначале предмета "в четыре автомобиля современных марок", именуемых в дальнейшем "мобилями", упорно уклоняется от каких-либо контактов. Тех же, кто упорно идет с ним на сближение, он своим пагубным воздействием на человеческий мозг приводит к "моментальному помешательству, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы". Встает проблема: как быть с опасными "мобилями"? Уничтожить или продолжать попытки контакта? По обе стороны барьера к проблеме этой относятся по-разному (что, собственно, и дает энергию к раскручиванию сюжетной пружины), но сходятся в одном важном моменте - "к нему с самого начала отнеслись рационально и незатейливо - как к бешеному волку, которого надо обезвредить", а не как к партнеру, пусть коварному, злонамеренному, но партнеру. Особенно касается это Генерала, для которого Пришелец - отличное средство удовлетворения личных амбиций; инопланетянин позволяет ему сыграть роль спасителя человечества от внеземной агрессии. Впрочем, Генерал, до конца остающийся на своих крайних позициях, оказывается в одиночестве. Другие же герои повести в процессе противоборства с "мобилями" приходят к пониманию того, что исходить надо не только лишь из своего представления жизни, не навязывать свои правила существования, а пытаться услышать и ощутить совершенно иное, пусть и чуждое, грозно-непонятное состояние. Только тогда, вероятно, и будет возможен контакт, правда, не совпадающий с традиционным на него взглядом. Контакт, освобожденный от агрессивного страха перед таинственным, а потому кажущимся враждебным. Но для этого, предупреждает автор, рисуя драматические перипетии погони за Пришельцем, надо быть готовым к любым, даже самым невероятным формам общения с представителями внеземных цивилизаций, чтобы в случае чего "не сводить это событие к примитивной драке с лазером в роли каменного топора", чтобы не уподобляться древним, "из трусливой предосторожности убивающих любого чужеземца". Мысль, пусть и не новая, но, безусловно, заслуживающая внимания и уважения. Что касается "странностей" Пришельца, то для их объяснения А. Бушков предлагает не научную, как водится, а своего рода "психологическую" гипотезу: "Почему-то мы считаем, что странствия по космосу... обязательно преследуют какую-то цель - устанавливать контакт, собирать научную информацию, искать какие-нибудь паршивые полезные ископаемые, - размышляет Полковник и задает себе вопрос: А почему, собственно, причиной космического странствия не может быть скука, тоска? - Должно быть, так с ним и случилось непереводимая в земные образы и слова тоска гнала его сквозь холодную черную пустоту, а потом, когда на его пути оказалась планета, он также бесцельно носился по ее дорогам, и боль его, тоска его обладали такой силой, что передавались встречавшимся на пути, и те, кто был похож на него, становились его невольными жертвами? Может быть, это и есть разгадка?" Может быть. Не буду оспаривать. Тем более, что не без помощи такого обоснования поведения Пришельца как тоскующего странника заурядный поначалу боевик обретает романтическую окраску, а к финалу даже и черты психологической драмы, ну, а сюжет находит, наконец, точку опоры. Повесть А. Бушкова написана компактно, динамично, без каких-либо особых композиционных затей и формальных изысков. И читается этот художественный репортаж с операции по поимке космического Пришельца, несмотря на некоторые стилистические и языковые огрехи, достаточно легко. На всем протяжении повествования автору удается сохранить целостность восприятия, что уже сама по себе немало.

Если вознамериться сравнить продукцию молодых фантастов по уровню насыщенности приключениями и суперфантастическими чудесами, то, наверное, повесть Виталия Пищенко "Миров двух между" окажется среди лидеров. Действие ее происходит в очень далеком будущем, когда человечество на нашей планете, объединившись, живет одной семьей. Оно совершает сверхдальние космические рейсы и осуществляет фантастические проекты, такие, например, как создание искусственной копии Земли, где все как настоящее, только первозданное, нетронутое человеческой цивилизацией. Терра (так названа земная копия) - "слепок, появившийся при мгновенной остановке планеты во времени и пространстве с одновременным воздействием Л-генераторов". Невероятный сей момент трудно поддается нашему воображению, поэтому остается только согласиться с одним из героев повести, который говорит: "Многое из того, что мои предки сочли бы сказкой, и я, и мои друзья, и знакомые принимаем как должное". Что ж, примем и мы как должное те многочисленные чудеса, которыми буквально нашпигована повесть "Миров двух между". А это и "оптическая невидимость", которой можно отгородиться от внешнего мира в нужный момент; и силовое поле индивидуальной защиты, делающее неуязвимым; и космодесантные чудо-боты, летающие, плавающие по воде и под водой, преодолевающие любые препятствия, снабженные удивительной аппаратурой, вплоть до "датчиков уровня интеллекта" и многое другое. Тем более, что и тут не самим В. Пищенко значительная часть этого фантастического реквизита выдумана, она кочует по страницам или современной фантастики, становясь своего рода визитной карточкой жанра. Но вернемся непосредственно к содержанию повести "Миров. двух между". Герои ее - егерь заповедника на Терре Джеральд Линекер, космодесятник в отставке Юрий Старадымов, учитель-филолог Богомил Геров - по стечению обстоятельств собираются вместе на кордоне у егеря. Линекер получает информацию о появлении в заповеднике необычных волков, не встречавшихся до сих пор на Земле, ни на Терре, и друзья вылетают на космоботе к месту появления - в зону аномалии ирия, металла с загадочно-чудесными свойствами. И здесь они неожиданно попадут... в "параллельный мир", где с ними происходит множество невероятных приключений... Не буду их пересказывать. Скажу лишь, что время в параллельном мире, который герои повести назвали "Терра Инкогнита", хотя правильнее было бы не неизведанная, а промежуточная земля (отчего, собственно, и возникла в заглавии произведения хлебниковская строчка), сдвинуто на несколько тысячелетий назад, и участники экспедиции оказываются в далеком прошлом Земли. У героев повести возникает две версии возникновения Терры Инкогниты. По первой - "параллельный мир" этот "сотворен при посредничестве разума". По второй - она есть следствие столкновения с мощным метеоритом, вызвавшим мгновенную остановку "Земли во времени и последующем образовании Терры в параллельном пространстве". Участники экспедиции пытаются проверить обе версии и приходят к неожиданным результатам. Совершая облет Терры Инкогниты, Старадымов, Линекер и Геров обнаруживают... Атлантиду. Самое бы, наверное, время и одернуть автора: мол, ври, да знай меру, дескать, это все-таки одна из величайших загадок земной истории. Однако В. Пищенко, предвидя подобного рода упреки, гипотетически обосновывает появление на выдуманной им Терре Инкогните легендарной страны. По его разумению, "она не исчезла под водой, а просто-напросто осталась в параллельном пространстве... Видимо, при образовании Терры Инкогниты произошел какой-то из пространственных парадоксов. Атлантида не была продублирована и осталась в единственном экземпляре". Надо сказать, В. Пищенко в своей повести вообще щедр на гипотезы. Одна любопытнее другой, они становятся неотъемлемой частью повествования, сопровождая многие его сюжетные повороты. К тому же, запутывая, усложняя событийную канву, автор как бы провоцирует персонажей на все новые идеи и предположения, что, впрочем, вполне в традициях научно-фантастической классики. Да и читателю автор тоже расслабиться не дает, а постоянно подталкивает его к разгадыванию "научно-детективных" (да простится мне столь странное, на первый взгляд, но по сути точное определение) ребусов. Погружаясь, например, вслед за участниками экспедиции в жизнь и обычаи Атлантиды, которым автор посвящает немало страниц, он, читатель, сталкивается со странным явлением: в глубоком историческом прошлом происходят вещи, возможные лишь при наличии очень высокого научно-технического уровня цивилизации. Скажем, жрецы Атлантиды используют для религиозных эффектов инфразвук, плазму. И, естественно, у читателя едва ли не раньше, чем у участников экспедиции возникает предположение, что тут без вмешательства землян не обошлось. Что ж, прозорливость читательская будет вознаграждена: владыками Атлантиды, Сыновьями Бога действительно окажутся земляне гораздо более поздней эпохи. Темп повести в последней ее трети заметно убыстряется: стремительнее разматывается клубок тайн и загадок, активнее становятся персонажи. Распутывается, наконец, детективная интрига, и мы узнаем, что Сыновей Бога изображали из себя двое подонков, совершивших на Земле ряд преступлений. Под стать им их шеф, ученый Веркрюисс - злой гений, использовавший идеи своего учителя, убитого им, в корыстных целях. Веркрюисс доводит до кондиции начатую учителем машину прокола пространства и с ее помощью преступная компания попадает на Терру Инкогниту. Веркрюисс - маньяк с наполеоновским комплексом. "Стремясь стать сверхчеловеком, потерял родину, друзей, даже право человеческого общения... Фактически как человек он давным-давно умер, хотя и продолжал существовать..."Уединившись на острове в глубоком подземелье, он выводит новую человеческую породу - послушных людей-рабов, используя для страшных опытов юношей, которых жрецы Атлантиды регулярно приносят в жертву Сыновьям Бога. После захватывающих единоборств, погонь, пленения Сыновей Бога, сладостраствующих в Жертвенном храме, участники экспедиции добираются и до оборотня Веркрюисса... Все трое, в конце концов, благополучно возвращаются на исходную точку - кордон Линекера. Довольно сложна и композиция повести, что в какой-то степени способствует поддержанию детективно-приключенческой напряженности, сохранению читательского внимания до последних страниц, хотя и мешает целостности восприятия. А вот о повышенном интересе к личностям героев повествования, говорить, увы, не приходится, ибо полноценными художественными образами они не стали в силу явной своей условности, схематичности, этакой компьютерной смоделированное(tm), которая, рисуя четкий контур той или иной фигуры, не в состоянии придать ей необходимые глубину и объемность. Впрочем, чувствуется, автор не особенно-то и стремится к хорошо прописанным психологическим портретам и характеристикам. Это, конечно, снижает художественный уровень произведения, но, с другой стороны, надо учесть и то, что повесть "Миров двух между" держится больше острым сюжетом с неожиданной сменой ситуаций, атмосферой таинственности, фантастическими эффектами и антуражем, динамизмом, наконец, а это все как-то уравновешивает отсутствие самобытного лица у персонажей. Хотя и не компенсирует полностью, поскольку подлинно художественная вещь (а фантастика, надо не забывать, какой бы научной ни была, остается все-таки полноправным жанром художественной литературы) немыслима без полнокровных человеческих образов. Романтикой и приключениями насыщена и повесть "Пленники Черного Метеорита", написанная новосибирцами А. Бачило и И. Ткаченко. В ней группа старшеклассников, совершая экскурсию по краеведческому музею, который расположился в средневековом замке, вдруг попадает совершенно в иной мир. Мир этот причудлив. В нем смешались эпохи и исторические формации: древние пращи и мечты здесь запросто сосуществуют с пулеметами и бронетранспортерами, а средневековые обычаи и обряды - с... современным телевидением. Возникают и чисто литературные реминесценции. Но, как может поначалу показаться, что это не эклектическая смесь. Дело в том, что юные персонажи произведения под воздействием удивительных свойств находящегося в музее в качестве экспоната космического пришельца - Черного Метеорита - попадают в ту среду, которая материализовалась из их собственного неустоявшегося и противоречивого воображения. Тоже своего рода "параллельный мир", где, по словам одного из героев повести, "все, что там происходило, было, строго говоря, лишь усиленным вариантом, инсценировкой" той или иной воображаемой ребятами картины. "При полной достоверности ощущений... все реалии того мира были, вероятно, порождением... собственного сознания и подсознания. А. Бачило и И. Ткаченко данный прием понадобился не просто для создания сюжетного напряжения и возбуждения крутой приключенческой волны, но и для целей нравственно-этических. Юные персонажи повести "Пленники Черного Метеорита" получают возможность увидеть себя как бы в зеркале собственного реализованного воображения, собственных мечтаний, во всей совокупности своих сильных и слабых сторон. Пережитое же ими здесь, кроме того, испытывает их на прочность. Ну, а в результате, под увеличительным стеклом Черного Метеорита, герои произведения приходят к пониманию того, какими следует, а какими не следует быть. Вот,, скажем, лидер, компании Арвид. В "параллельном мире" он попадает солдатом в центурию. Его спортивность, суперменистость помогают ему выжить, выстоять, закалиться, стать настоящим бойцом, воином. Но главное, что содрали с него жесткие здешние приключения лоск самоуверенности и эгоизма, заставили прийти к важному для него выводу, "что быть сильным не значит применять силу, а быть решительным - не значит решать, не думая". "Лоск самоуверенности и эгоизма" слетел и с первой красавицы класса Марины, убедившейся на собственном опыте, что кинотелевизионная популярность далеко не всегда связана с настоящим искусством, что чаще это - коммерция. Или вот "деловой человек" Боб, вечно что-то обменивавший, достававший, перепродававший. В стране, куда попадает он, ему также предоставляется возможность полностью реализоваться в соответствии со своими представлениями о жизни, развернуться на всю катушку. Боб становится королем подпольного бизнеса, всемогущим Маэстро, способным все достать, кого угодно подкупить, использовать в своих целях власть имущих. Но от этого он не получает удовлетворения, какое дает любимое дело. И в конце концов догадывается - почему. "Слишком легко все далось, так легко, словно все сговорились играть с ним в поддавки. Словно все решили играть на него, Боба, и посмотреть, что из всего этого выйдет, до чего он дойдет или... докатится". А "докатился" он не только до смертельной скуки и пустоты существования, но и, главное, до понимания того, что в мире сомнительного бизнеса, нечистоплотных связей нет места настоящей дружбе, чести, совести. Полезный нравственный урок извлекает для себя и активистка - зануда Зойка. По-своему это тоже весьма примечательный тип. Чуть ли не с первого . класса Зойка на командных постах школьной общественности. Поэтому иной жизни, кроме как наставлять на путь истинный, отдавать распоряжения, непременно регулировать в нужном русле жизнь товарищей она себе не представляет. Она внутренне справедливый человек, но понимание справедливости у нее извращено, искажено средой, в которой она с детства вращалась. (Ведь школьный коллектив - часть всего нашего большого и больного общества с его командно-административным механизмом, который еще совсем недавно задавал всем нам движение и направление). Не случайно поэтому символом порядка и справедливости становится для Зойки Ее Величество очередь (совершенно в духе времени!), ибо, уверена она, "только внутри стройной, упорядоченной системы, каковой является очередь, возможно установление полного равенства между людьми". Зойке тоже предлагается воплотить в жизнь свою идею, поверить на практике, чего она стоит. Очередь обретает при этом "глобальные масштабы". Сама же героиня (не без помощи, разумеется, авторов) приходит к выводу, что отнюдь не очередь решает проблему социальной справедливости. Хуже того - очередь - "образование еще более зловещее, чем толпа", ибо "толпою, по крайней мере, может двигать общий, лишенный корысти интерес. Очередью - никогда". В повести "Пленники Черного Метеорита" немало аллегорий и проекций на современность, однако сатирический образ нескончаемой очереди, теряющейся в глухих недрах неприступной Главной администрации, где население вынуждено проводить большую часть своего существования, - пожалуй, наиболее впечатляющ. Как видим, через поведение и поступки своих героев А. Бачило и И, Ткаченко удалось показать и определенные социальные типы, отражающие соответствующие общественные отношения, и окружающий их социальный и духовный климат. Вот только порой, может быть, слишком назидательно, прямолинейно-дидактично преподносятся нравственные уроки и звучат воспитательные мотивы. Но это, наверное, связано еще и с тем, что авторы, четко представляя себе читателя "старшего школьного возраста", к которому они адресуются, предпочитают говорить с ним доступно, просто, ясно, без недомолвок и околичностей (речь, естественно, о стилистике, а не о сюжетно-содержательной стороне). С чем в повести я бы все-таки решительно не согласился (что, кстати, тоже играет на прямолинейность и назидательность), так это со стремительной и безусловной перековкой в конце повести некоторых ее героев. Пожалуй, более всего логичны изменения, происшедшие после посещения "параллельного мира" с Арвидом и Ростиком, поскольку им пришлось по большей части не переделывать резко себя, а развивать и совершенствовать лучшие свои качества, в них преобладавшие, и отбрасывать все лишнее, ненужное, мешающее. Каждый из них (а к ним можно отнести и Марину) как бы преодолевал свои детские болезни: один - зазнайство, эгоизм (Арвид, Марина), другие (Ростик) - робость и неуверенность в себе, ощущение собственной неполноценности. А вот резкая перемена Боба и Зойки (он решительно и бесповоротно бросает свое "деловое королевство", она - столь же решительно ликвидирует Главную Администрацию, свое детище) кажется искусственной, психологически неподготовленной. , Существует в повести А. Бачило и И. Ткаченко еще один любопытный герой Черный Метеорит, странствующий по просторам Вселенной вопреки всем законам физики, посещающий с загадочными целями обитаемые планеты. С одной стороны, Черный Метеорит в повести выступает как своеобразная машина времени (ребята и попадают в другой мир после того, как Ростик, обидевшись на Арвида, стукнул по метеориту-экспонату кулаком), а с другой - в качестве этакого генератора, материализующего человеческое воображение. Но это, так сказать, функциональная сторона. Есть еще одна грань проявления его чудодейственности. Черный Метеорит становится как бы катализатором-ускорителем, заставляющим человека раскрываться с максимальной полнотой в кратчайшие сроки. И не просто раскрываться, но и достаточно четко определяться в краеугольных человеческих ценностях и ориентирах.