Черви - Алекс Граймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старая жизнь кончалась. У Андрея не осталось родственников. А со стороны жены они все на него наплевали. Они ещё те были люди добрые, которым надо гореть в самом центре ада.
«Жизнь шла своим чередом», – иногда говорил себе Андрей, приходя на могилу жены. Ему становилось некомфортно от той мысли, что она лежит там, в земле, в этом деревянном гробу, а он здесь, на земле, среди живых, где раньше он мог обнять или поцеловать её. Но всё уже в прошлом, и мёртвый лежит там, а не здесь, среди живых. От одной мысли, что человека больше нет, что он больше ничего не скажет становиться не по себе.
Андрей много раз думал над тем, как сейчас выглядела жена в гробу. Сильно она там разложилась, сгнила, или у неё остался по-прежнему тот знакомый ему образ, образ больной женщины. Он проявлял наподобие детского интереса, как теперь выглядит любимый человек. Где в её теле ползают эти противные мерзкие черви, поедая её плоть, выедая все её внутренности, находясь полностью во тьме, где запах ещё тот.
Андрей мог подолгу стоять возле могилы жены, просто смотреть и молчать.
Раньше он спал с этим человеком, занимался любовью, ласкал, готовил завтрак, а сейчас она сама стала завтраком, обедом и ужином для мерзких маленьких тварей, пожирающих её плоть с большим удовольствием. Они только и знают, что жрать, жрать плоть некогда живого человека.
– Молодой человек, – раздался сзади старческий голос.
Андрей резко обернулся от неожиданности и увидел перед собой старика, еле стоявшего на ногах. Андрею казалось, что он сейчас упадёт и что-нибудь себе обязательно сломает.
– Вы случайно не знаете…
– Нет, – грубо ответил Андрей, не желая слушать. – Ничего не знаю, старик, и иди туда, куда шёл.
Здесь какой-то жалкий старикан, еле стоявший на ногах, отвлек его от раздумий от мыслей о жене. Иногда Андрею вообще кажется, что каким-то волшебным образом он становится ближе к ней и может услышать её голос. Но сам не хочет верить в это, потому что если так, то его крыша уже поехала, а это не самое лучшее, что может случиться с человеком после потери близкого.
– Сынок, я понимаю, – он указал на могилу полусогнутым указательным пальцем.
– Проваливай, старик, – фыркнул злобно Андрей. – Или непонятно для тебя выразился?
Он приходит сюда, чтобы стать как можно ближе к жене, ближе к ней, как это вообще возможно, а он мешает, просто мешает старик, которому на вид восьмой десяток и одной ногой стоит в могиле, а сам бродит по кладбищу.
– Ладно, – сказал сдержанно старик, поджав губу, и медленно стал разворачиваться, опираясь на чёрную трость, которую Андрей не сразу заметил.
«Ползи быстрее, старик, отсюда», – подумал Андрей, подходя ближе к могиле жены.
Он помнил, как она его нежно обнимала за шею, нашёптывая на ухо, когда у Андрея было плохое настроение, когда к нему лучше было не подходить. Когда с самого утра всё катилось к черту, Андрей становился раздражительным и мог накричать на прохожего, если он чем-то зацепит, что послужит как детонатор для бомбы. Нина говорила ему в ухо всякие слова. Она произносила с неким акцентом, уклоном, что успокаивало Андрея, и словно все проблемы уходили сами по себе, оставляя всё позади.
Голоса. Голоса в моей голове. Всё это бред, ты меня слышишь, друг, бред, потому что я не могу сойти сума. Я здоровый человек, как все остальные, и со мной всё в порядке. Эти голоса – иллюзия моего плода, как иногда бывает у людей. Я здоров, здоровее, чем моя жена или кто-то другой в моём возрасте, пусть мне даже нет тридцати двух, но всё же. Гнить – не самое лучшее представление в нашей жизни. Быть кормом для этих червей. Словно они плавают в органах, как в воде, поедая всё что можно. Умереть и оказаться там. Быть съеденным?
Андрей развернулся и ушёл с этой мыслью.
Его не очень устраивала эта перспектива. Как всё глупо. Слишком глупо. Люди живут неважно как долго, а потом попадают в могилу и гниют в этому деревянном ящике, после того как сделали кому-то подарок, спасли от смерти или не выполнили домашнее задание по этой глупой геометрии, как считал Андрей на протяжении многих лет. Или полетел в космос, став первым человеком, который увидел открытый космос, нашу планету, тоже лежит в гробу, где остались кости и больше ничего.
Садясь в машину, Андрей бросил короткий взгляд на кладбище, а потом завёл мотор, захлопнул дверцу и ощутил тот самый холодок, который был на кухне, когда он пошел за водой. Он обернулся. Никого. Старого друга не было.
– Хрень, – произнёс Андрей, давя на газ, выжимая сцепление.
Возле двери ждал Максим. Андрей почувствовал напряжение во всём теле, и захотелось развернуться и пойти прочь, сесть в машину и уехать на пару часов отсюда, пока он не уйдёт.
– Дружище, ты видел себя?
– Каждый день вижу, – отвечает он, подходя к двери, вставляя ключ в замочную скважину. – Или какие-то у тебя проблемы?
Он повернул пару раз ключ в правую сторону, дверь открылась, и Андрей зашёл в квартиру. Максим продолжал стоять.
– Это жалкое зрелище, ты не замечаешь? Каждый день, ну почти, ездить к могиле жены и стоять, смотря на этот крест, – он говорил спокойно, словно в этих словах нет ничего плохого.
Андрей резко развернулся к нему. Дрожь пробежала по телу, и на один миг ему захотелось впиться зубами ему в глотку, как бешеная собака, но это желание быстро пропало.
– Ты, – злобно произнёс он. – Следишь за мной?
Ответ был очевиден, что да. Да, этот упырь, его лучший друг, следит за ним, как в детском садике.
– Да, – ответил он со спокойным лицом, которое ничего не выражало. – Так, делать было нечего, вот решил, – улыбки нет на лице. – А что, разве это плохо? Мне хочется знать, почему мой друг стал таким затворником, закрылся от всех в этом мире, как будто так и надо. А ты не думал, что проблема в тебе? Ты не можешь простить, отпустить её, – он почесал подбородок. – Три месяца прошло, а ты ведёшь себя так, словно она умерла неделю назад.
Молчание. Андрей не знал, что сказать человеку, чтобы он понял хоть то, что чувствовал и чувствует он на протяжении всех этих дней после смерти жены. Злость. Это чувство стало для него частым явлением. Он мог сидеть на кухне, и неожиданно его окутывала злость, и в этот миг хотелось почесать свои кулаки об чьё-то лицо.
– О