The New Class War: Saving Democracy from the Managerial Elite - Michael Lind

происходит рывок социальной группы или класса менеджеров к социальному господству, к власти и привилегиям, к положению правящего класса <...> В конце этого переходного периода менеджеры, фактически, достигнут социального господства, они будут правящим классом общества. Более того, этот рывок по своему масштабу является глобальным, и уже серьёзно охватил все нации, хотя находится на разных уровнях развития в разных странах».

В своём эссе «Джймс Бёрнхэм и революция менеджеров» (1946) Джордж Оруэлл дал краткую выжимку тезиса Бёрнхэма: «...Капитализм исчезает, но на смену ему идет не социализм. Возникает новый тип планового, централизованного общества, которое не будет ни капиталистическим, ни в каком бы то ни было принятом смысле слова демократическим. Правителями этого нового общества будут те, кто фактически контролирует средства производства: администраторы компаний, техники, бюрократы и военные, которых Бёрнем объединяет под именем «менеджеров». Эти люди устранят прежний класс капиталистов, сокрушат рабочий класс и организуют общество таким образом, что вся власть и экономические привилегии останутся в их руках. Права частной собственности будут отменены, но не будет и общественной собственности. Новый мир не будет пестрым собранием маленьких независимых государств, а будет состоять из громадных сверхгосударств, сложившихся вокруг главных индустриальных центров Европы, Азии и Америки. Эти сверхгосударства будут сражаться за еще не захваченные части земли, но, вероятно, ни одно не сможет достичь окончательной победы. Все они будут иерархическими: аристократия способных наверху и масса полурабов внизу».

После отказа от коммунизма глобальной нормой как в развитых, так и в развивающихся странах, как демократических, так и авторитарных, стала разновидность смешанной экономики, в которой господствовали бюрократические корпорации, бюрократические правительства и бюрократические некоммерческие организации, которые комплектовались представителями национальных элит с университетскими дипломами, которые переходили из одного сектора в другой, третий и так далее. То, что Оруэлл назвал бёрнхэмовскими «великими супергосударствами, сгруппированными вокруг главных промышленных центров Европы, Азии и Америки» сейчас существует под именами НАТО и НАФТА, ЕС, русского ЕвраЗэС-а и неформальной китайской сферы влияния.

Хотя право частной собственности не было отменено, но оно даже и в так называемых капиталистических странах было размыто и переопределено до неузнаваемости. Говорят, что большое количество временных держателей корпоративных акций, которые часто покупают и перепродают посредники вроде паевых инвестиционных фондов, «владеет» корпорациями. Аналогично и обычные люди с планами погашения кредитов или рассрочками платежей, которые, по сути, арендуют дома, телефоны и машины у корпораций и банков, являются собственниками только по имени.

Теория революции менеджеров Бёрнхэма похожа на экономическую социологию американского экономиста Джона Кеннета Гелбрейта. По своим политическим взглядам консерватор Бёрнхэм и либерал Гелбрейт очень сильно отличались друг от друга, хотя оба они дружили с влиятельным консервативным редактором и журналистом Уильямом Ф. Бакли-младшим. Но оба они верили в то, что новая правящая элита замещает старые буржуазию и аристократию. В книге «Новое промышленное государство» (1967) Гелбрейт назвал новую элиту «техноструктурой». В своих воспоминаниях «Жизнь в наше время» (1981) он писал: «...Вклад Джеймса Бёрнхэма, частично из-за его упорно-правых взглядов, исключавших его из политического мейнстрима, частично из-за того, что он не был признанным учёным, не был полностью признан. В ранних изданиях «Нового промышленного государства» я был по определению среди этих категорий».

Хотя Бёрнхэм и Гелбрейт включали инженеров и учёных в новую элиту, они не описывали технократию как утопический «совет техников», в духе экономиста-вольнодумца Торстена Веблейна. Наиболее значимыми менеджерами являются бюрократы в государственном и частном секторе, которые управляют крупными национальными и транснациональными корпорациями, правительственными ведомствами и некоммерческими организациями. Они обладают непропорционально большим влиянием благодаря своему положению в больших, могущественных бюрократических сетях. Некоторые из них лично богаты, но большинство является служащими с зарплатой или высоко ценимыми профессионалами. Большинство миллиардеров современности рождено в верхней части бюрократического среднего класса с университетским образованием и дипломами, и их наследники, спустя поколение-два, склонны возвращаться в ту же среду. Титулованная аристократия домодерновых времён, та, что уцелела на современном западе, является анахронизмом, который, по большей части, избегает насмешек маскируясь под работящих специалистов и менеджеров.

В моей книге «Следующая американская нация» (1995) я использовал термин «надкласс» для описания этой группы специалистов и менеджеров с высшим образованием.

Насколько велик надкласс? Это трудно определить, но, опираясь на теорию Марка Боуэнса и Анхрита Вилли, что западные демократии являются «демократиями дипломов» - «управляются гражданами с наивысшими учёными степенями» - мы можем считать высшее образование маркером принадлежности к надклассу.

Как в Европе, так и в США, только трое из каждых десяти граждан имеют диплом об окончании колледжа, и эта треть обеспечивает почти все кадры для правительства, бизнеса, СМИ и некоммерческих организаций. Ещё меньшее количество людей имеет научные степени, которые более точно соотносятся с членством в менеджерском надклассе с университетским образованием - не больше 10 или 15 процентов от населения типичного западного государства, небольшое меньшинство, хотя и значительно большее, чем так много обсуждаемый «один процент». Этот надкласс с дипломами приблизительно владеет половиной богатства в США, в то время как оставшуюся половину делят между собой «один процент» и нижние 90 процентов.

Являются ли менеджеры и специалисты замкнутым, самовоспроизводящимся наследственным классом так же, как и образовательной элитой? В чисто меритократическом обществе ряды менеджеров с университетским образованием и специалистов могли бы полностью обновляться в каждом за счёт вертикальной мобильности индивидов. Однако в США у студентов колледжей есть тенденция, что один или оба их родителя также имеют высшее образование. Также и в других западных демократиях членство в менеджерском надклассе с университетским образованием является частично наследственным, хотя и открытым для талантов из нижних слоёв.

В США и Европе межепоколенческая мобильность, приблизительно оцениваемая по корреляциям между доходами отцов и сыновей, потрясающе низка. По данным Джулии Б. Айзекс из Института Брукингс, примерно половина «преимущества родительских доходов» наследуется сыновьями: «...если проследить за этой тенденцией, в среднем потребуется шесть поколений для семьи в США и Соединённом Королевстве, чтобы семейное экономическое преимущество перестало действовать». В Канаде, Норвегии, Финляндии и Дании социальная мобильность несколько выше, так что там «...нужно три, не шесть, поколений, чтобы, по сути, исключить эффект рождения в богатой семье». Если бы только Америка была бы похожа на социал-демократическую Европу, то требовалось бы только три поколения, чтобы стать джентльменом.

Постоянство класса в Британии шокирует ещё больше. Грегори Кларк и Нил Каммингс продемонстрировали, что британцы с французско-нормандскими фамилиями, вроде Дарси, Мандевиль, Перси и Монтгомери находятся на верхних ступенях британской общественной лестницы на протяжении 27 поколений со времён нормандского завоевания в 1066 году,