Смелость не нравиться. Как полюбить себя, найти свое призвание и выбрать счастье - Кога Фумитаке

ФИЛОСОФ: В свою очередь, позволь спросить тебя: почему ты так твердо уверен, что люди не могут меняться?

ЮНОША: Вот почему. У меня есть друг, который несколько лет провел взаперти в своей комнате. Он хочет выходить на улицу и даже, по возможности, найти себе работу. Он хочет изменить свою жизнь. Я его друг, но могу утверждать совершенно объективно: он очень серьезный человек, который мог бы принести пользу обществу. Но он боится выходить из комнаты. Если он оказывается на улице, у него начинается учащенное сердцебиение, дрожат руки и ноги. Думаю, это нечто вроде панического невроза. Он хочет измениться, но не может.

ФИЛОСОФ: Как ты думаешь, в чем причина такого состояния?

ЮНОША: Я точно не знаю. Возможно, дело в его отношениях с родителями, а может быть, его травили в школе или на работе. Он мог пережить какую-то психологическую травму. Но возможно и обратное: его слишком баловали и лелеяли в детстве, и теперь он неспособен вынести столкновения с действительностью. Но я не могу совать нос в его прошлое или семейную ситуацию.

ФИЛОСОФ: Значит, ты говоришь, что в прошлом у твоего друга были инциденты, которые стали причиной душевной травмы, и теперь он не может выходить на улицу?

ЮНОША: Конечно. Это следствие, но должна быть какая-то причина. Тут нет ничего загадочного.

ФИЛОСОФ: Тогда, возможно, причина его расстройства кроется в домашней обстановке его детства. Родители жестоко обращались с ним, и он достиг зрелости, так и не узнав любви. Поэтому он боится взаимодействовать с людьми и не может выходить на улицу. Звучит правдоподобно, не так ли?

ЮНОША: Да, вполне правдоподобно. Могу представить, как ему тяжело.

ФИЛОСОФ: А потом ты сказал: «Это следствие, но должна быть какая-то причина». Иными словами, нынешнее состояние человека (следствие) определяется прошлыми событиями (причины). Я правильно понял?

ЮНОША: Да.

ФИЛОСОФ: Если нынешнее состояние любого человека обусловлено прошлыми событиями, как ты утверждаешь, то не должен ли мир выглядеть немного иначе? Разве это не понятно? Каждый, кто в детстве подвергался жестокому обращению, должен испытывать те же симптомы, что и твой друг, и стать отшельником – иначе твоя идея не выдерживает проверки на прочность. Это именно так, если прошлое действительно определяет настоящее, а причины управляют последствиями.

ЮНОША: К чему ты клонишь?

ФИЛОСОФ: Если мы сосредоточиваемся только на прошлом и пытаемся объяснить положение вещей причинами и следствиями, то в итоге оказываемся детерминистами. Детерминисты утверждают, что наше настоящее и будущее предопределено прошлыми событиями, поэтому его нельзя изменить. Разве я не прав?

ЮНОША: Выходит, ты говоришь, что прошлое не имеет значения?

ФИЛОСОФ: Да, с точки зрения психологии Адлера.

ЮНОША: Понятно. Наши противоречия немного проясняются. Но смотри, если мы будем придерживаться твоей версии, разве это в конечном счете не означает, что мой друг не может выходить из дома вообще без всякой причины? Ты же говоришь, что прошлые события не имеют значения. Извини, но об этом не может быть и речи. Его поведение должно иметь некую причину, иначе нет никакого объяснения.

ФИЛОСОФ: Действительно, тогда объяснения не существует. Поэтому, когда мы действуем в соответствии с психологией Адлера, то думаем не о прошлых «причинах», а о нынешних «целях».

ЮНОША: О нынешних целях?

ФИЛОСОФ: Твой друг не уверен в себе, поэтому он не может выйти на улицу. Попробуй посмотреть на ситуацию с другой стороны. Он не выходит на улицу, и для этого генерирует беспокойство.

ЮНОША: Как это?

ФИЛОСОФ: Думай об этом следующим образом. У твоего друга заранее была цель никуда не выходить, поэтому он создает себе состояние страха и беспокойства как средство достижения этой цели. В адлеровской психологии это называется «телеология».

ЮНОША: Ты шутишь! Что, мой друг вообразил свой страх и беспокойство? Ты утверждаешь, что он лишь притворяется больным?

ФИЛОСОФ: Он не притворяется. Беспокойство и страх твоего друга вполне реальны. Время от времени он также может страдать от мигрени и желудочных спазмов. Однако эти симптомы созданы им самим ради достижения цели: оставаться дома и никуда не ходить.

ЮНОША: Не может быть! Это неправда! Это слишком жестоко!

ФИЛОСОФ: Нет. Это разница между этиологией (исследованием причинности) и телеологией (исследованием цели конкретного феномена, а не его причины). Все, что ты мне рассказывал, основано на этиологии. Пока мы будем придерживаться этого метода, мы не сделаем ни шагу вперед.

Травмы не существует

ЮНОША: Если ты собираешься так отстаивать свои аргументы, то мне нужны подробные объяснения. Для начала, в чем разница между этиологией и телеологией?

ФИЛОСОФ: Допустим, у тебя простуда с высокой температурой и ты обратился к врачу. Врач объясняет причину болезни тем, что вчера ты легко оделся перед выходом на улицу и поэтому простудился. Тебя это удовлетворит?

ЮНОША: Конечно нет. Причина не имеет значения, будь то отсутствие плаща в дождь или что-то еще. Дело в симптомах. Для меня важна моя высокая температура. Если он врач, то должен прописать мне лекарство, сделать укол или принять другие необходимые меры.

ФИЛОСОФ: Однако те, кто стоит на позициях этиологии, включая большинство психиатров и психотерапевтов, будут говорить, что ты страдаешь из-за какой-либо причины в прошлом. Потом они просто начнут утешать тебя и скажут: «Видишь, ты в этом не виноват». Аргументы в связи с так называемыми душевными травмами типичны для этиологии.

ЮНОША: Минутку! Ты вообще отрицаешь существование психологических травм?

ФИЛОСОФ: Абсолютно.

ЮНОША: Что? Разве ты – или, вернее сказать, Адлер – не авторитет в психологии?

ФИЛОСОФ: В системе психологии Адлера отрицается само понятие психологической травмы. Это новая и революционная точка зрения. Разумеется, у Фрейда были свои, очень интересные взгляды на такую травму. Его идея состояла в том, что психические травмы человека служат причиной его нынешнего несчастья. Когда вы рассматриваете человеческую жизнь как одно большое повествование, то видите хорошо понятную причинность и наблюдаете драматическое развитие событий. Это производит сильное впечатление и выглядит очень убедительно. Но Адлер, опровергающий этот аргумент, говорит следующее: «Ни одно переживание само по себе не служит причиной нашего успеха или неудачи. Мы не страдаем от шока наших переживаний – так называемых душевных травм, а превращаем их в средство достижения наших целей. Наша жизнь определяется не прошлыми переживаниями, а тем смыслом, которым мы придаем им при выборе наших дальнейших действий».

ЮНОША: Значит, мы подчиняем их нашим целям?

ФИЛОСОФ: Вот именно. Я прошу тебя обратить внимание на слова Адлера, когда он описывает целенаправленность не в контексте наших переживаний, а в контексте смысла, которым мы их наделяем. Он не говорит, что ужасные невзгоды или пережитые в детстве страдания не оказывают воздействия на формирование личности. Но важно знать, что это воздействие ничего не решает. Мы определяем свою судьбу в соответствии со смыслом, который придаем переживаниям прошлого. Твоя жизнь, – это не чей-то дар, а то, что ты сам выбираешь для себя. Ты сам решаешь, как жить.

ЮНОША: Ну, хорошо. Значит, ты говоришь, что мой друг заперся в доме, потому что сам выбрал такой образ жизни? Это серьезно? Поверь, он вовсе не этого хочет. Так или иначе, он был вынужден сделать выбор в силу обстоятельств. Он не мог стать никем другим, кроме того, кто он есть сейчас.

ФИЛОСОФ: Нет. Даже если исходить из предположения, что твой друг думает: «Я не смог вписаться в общество из-за жестокости моих родителей», он просто поставил цель думать таким образом.

ЮНОША: Какую цель?

ФИЛОСОФ: Непосредственную цель, которую, пожалуй, можно сформулировать как «не выходить на улицу». Оправданием для нее служат создаваемые им страх и беспокойство.