Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

(«Рай»)

Если жизнь — великое благо человека, то человек — самое главное в жизни. Тагор настойчиво утверждает самостоятельность и значение человеческой личности, ее внутреннего мира как источника творческих сил. Человек не песчинка в океане бытия и не орудие воли божьей. Он сам творец, и если «джибондебота» — природа создает человека, то человек в своем творчестве идет дальше, и его творчеству нет конца.

Ты птице дал песню — поет она песню твою,Больше отдать не под силу звончайшему соловью,Ты голос мне дал, но я больше тебе отдаю —Песню свою пою.

(«Беру — даю»)

Один из ведущих мотивов лирики Тагора — это поистине самозабвенное восхищение красотой мироздания, природы. В чем-то, скорее всего именно в психологическом настрое, оно восходит к мотивам растворения личности в самозабвенной любви к богу, которые свойственны средневековой индийской поэзии («бхакти»). Но у Тагора это прежде всего глубоко эмоциональное отношение человека к реальному миру природы, который восхищает поэта своей красотой и совершенством, влечет его своими тайнами, рождает у него ощущение единства в многообразии. В его восприятии природы, неизменно эмоциональном, и напряженный поиск, и счастье открытия, а самое главное — это бьющая ключом радость бытия и щемящее сознание быстротечности жизни. Способность ощутить красоту мира он называет своим самым большим богатством. Дать другим глубже и полнее почувствовать красоту — это самый ценный дар, который он несет возлюбленной, всем людям.

Богатство мое в зарницах, мерцающих нощно и денно.Оно возникает мгновенно, исчезает мгновенно.У него названия нет, но запомни его приметы,  —Воздух вдруг запоет, зазвенят на ногах браслеты…

(«Подарок»)

Природа и человек у Тагора предстают в единстве прежде всего благодаря эмоциональному восприятию природы, что столь присуще самому поэту. С редким поэтическим проникновением в глубины восприятия Тагор показывает, как радостные чувства и переживания — душевный подъем любви, буйная игра жизненных сил юности, родительская нежность, радость творчества и познания — делают зрение человека более глубоким и острым. Они словно наделяют красотой окружающий мир, многое из того, что прежде казалось безжизненным и бесцветным, — «зажигают звезды». В страдании, душевном смятении мир является поэту безбрежным темным океаном — это «бесформенный мрак мироздания». Тагор раскрывает перед нами и своего рода «обратную связь» между ликом природы и человеческими переживаниями. Картина природы пробуждает воспоминания о пережитых чувствах, которые наполняли ее своим содержанием, несет отблеск былых переживаний, а вечность мира, вечное обновление жизни обращают мысли поэта к будущему. Так у Тагора возникает одна из его излюбленных мыслей-тем позднего периода его творчества: слияние былого с грядущим:

…Но канувшие мгновенья —В шумящей твоей листве, дрожащей от дуновенияВесеннего ветра… И память моя оживает… ВдругВозникнут под лепет лиственный и юность, и давний друг.

Так, глядя друг другу в лицо, цепями цветов сплетены,С грядущим сливают былое волшебные ночи весны.

(«Шал»)

Присущее поэзии Тагора то особое проникновение в глубины человеческих чувств, в котором художественное видение сочетается с философским осмыслением, интенсивно и полно проявляется в его любовной лирике. Это — совершенно исключительное как по чувству, так и по мысли вдохновенное славословие любви. Живой и непосредственный, то эмоционально напряженный, то утонченно лиричный, а иногда и совсем простой рассказ поэта о влюбленности и любовных переживаниях свободно поднимается до высокого философского обобщения, до постижения прекрасного.

Поэт умеет показать любовь как налетающий вихрь чувств, который сливает влюбленных воедино, срывая индивидуалистическую оболочку — «покровы души», и уносит за пределы повседневности.

Налетай, ураган, сокруши, оглуши.Все одежды сорви, все покровы с души!Пусть она обнаженной стоит, не стыдясь!Раскачивай нас!Я душу обрел, мы сегодня вдвоем.Без боязни друг друга опять познаем.В безумных объятиях слились мы сейчас.Раскачивай нас!

(«На качелях»)

Но порою его любовная песнь — сама простота, хотя и затейливая, как деревенская частушка:

Называется деревня наша Кхонджона,Называется речушка наша Онджона,Как зовусь я — это здесь известно всем,А она зовется просто — наша Ронджона.

(«Мы живем в одной деревне»)

Но есть общее в многообразной любовной лирике Тагора — это сознание бесценного дара любви, который для Тагора всегда нечто большее, чем сами любовные отношения двух людей. Он может сказать об этом просто и лирично:

Без близкого участия подруги,Которая в те годы там жила,Наверное, не знал бы я в округеНи озера, ни рощи, ни села.

(«Та женщина, что мне была мила…»)

А может и отчеканить свою мысль с мастерской афористичностью:

Одно всегда одно, и больше ничего,А двое создают начало одного.

Эмоциональный подъем, присущий влюбленности, обостряет восприятие мира, любовь становится для поэта путем радостного его постижения, а счастливая иллюзия влюбленных, которым кажется, что время остановилось, переходит в сознание вечности самой жизни:

Где жизни теченье сливалосьС течением небытия,Где время для нас обрывалось,Однажды сошлись ты и я..Я понял, как звездная силаБлеснула и сумрак сразила.Как трепетно, неудержимоДыханье летит бытия,Я понял, когда недвижимоСидели вдвоем ты и я.

(«Встреча»)

Любовь в восприятии Тагора — это сама человечность, естественная и прекрасная. И если в ранний период творчества поэта единение влюбленных, видящих мир «одними глазами», — это прежде всего пьянящий своею радостью праздник, то в зрелые годы — это и животворный источник душевных сил человека «на самом трудном пути — на пути будней». Мрачный колорит неустроенных будней лишь подчеркивает мужество и стойкость влюбленных («Дорогая, нового рая мы создавать не станем…»). И словно молния, прорезающая затянутый тучами небосвод, вспыхивает неистребимый светоч любви, звучит ее торжествующий глас, — поэт повторяет, как символ веры, как заклинание:

Ты — есть, я — есть, мы — рядом!

Если рассматривать поэтическое творчество Тагора в целом, то создаваемая им картина мира предстает, скорее, обобщенной и возвышенной, нежели конкретной и повседневной, а высокая эмоциональная напряженность подчас словно бы поглощает оттенки чувств и настроений. Однако с годами поэт все настойчивей стремился к конкретности изображения, сохраняя свой характерный лирико-философский подход. Уже на склоне лет Тагор находит «связь былого с грядущим» не только среди полей и лесов, — он открывает ее повсюду… Школьный звонок в переулке, залитом жарою, — ему звучать для все новых и новых поколений, — становится для старого поэта таким же ярким символом вечного обновления жизни, как и весенняя листва, шумевшая в пору его юности.

Трамвай за окнами прогрохотал…Теперь наш переулок шире стал.Где тот разносчик старый?Нет нынче спроса на его товары,И хриплый крикРастаял вдалеке. Прошли, как миг,Десятки лет. Все миновало.Но вновь звенит звонок в конце квартала.

(«Старая книга»)

Такие стихотворения-воспоминания занимают немалое место в творчестве старого поэта, а порою он сам называет их «игрой осколками минувшего». Но всплывающие в памяти видения прошлого почти неизменно соотносятся с настоящим, которое Тагор рисует немногими, но очень выразительными штрихами, и в целом стихотворения-воспоминания создают подвижную картину жизни, характерную именно своей конкретностью. Они имеют и свое особое настроение, исполненное новыми для поэта мягкими переливами многообразных чувств.

Стремление к большей конкретности изображения, очевидно, не было только вопросом изменения стихотворного стиля, как не было оно вызвано только дорогими для старого человека воспоминаниями. Думается, что это стремление было обусловлено растущим интересом Тагора к повседневной жизни простых людей, более глубоким осознанием ее значимости, что отражало развитие реалистического начала и гуманистической направленности его творчества.