Целительница моей души (СИ) - Чекменёва Оксана

Ваша легенда: ты — вдова, четверо младших — твои дети, старшие — племянники, дети брата. Вы из Вертавии, это объяснит ваш акцент и то, что младшие дети не знают местного языка».

— Какой акцент? — даже обиделась я. — Учитель всегда меня хвалил именно за произношение!

— И у нас с Веллитой по лурендийскому всегда был высший балл, — брат тоже оскорбился.

Лурендия — самое большое королевство нашего мира, лурендийский язык, вместе с ещё тремя, в том числе и кравенийским, будь он неладен, входил в обязательный образовательный минимум юных аристократов. И первым изучался именно лурендийский, даже тройняшки на нём худо-бедно, но объясниться могли. Это большой плюс, попади мы в любую из оставшихся двенадцати стран — изъяснялись бы с местными жителями с помощью жестов. И слова герцога про акцент — это было обидно.

— Ладно, дедушка зря ничего не напишет, значит, так надо, — вздохнула я и продолжила читать:

«Несколько месяцев назад, в Вертавии, неподалёку от этого места, с гор сошёл сель, было много погибших. По легенде — твой муж, брат, его жена и другие родственники были в их числе, поэтому ты взяла к себе осиротевших племянников. Чуть позже местный лорд положил на тебя глаз и планировал сделать своей любовницей, но его жена велела тебе убираться подобру-поздорову, пригрозив извести и тебя, и детей. От греха подальше, ты собрала, что успела, и перебралась через границу — у того лорда уже три любовницы «случайно» умерли, и ты не захотела быть четвёртой.

Магию, как свою, так и детей, объяснишь тем, что твоя бабка в молодости работала в городе горничной у тамошней знатной леди, а вернулась с животом. Никто имя той леди не знает, но видимо, очень знатная была, раз и у твоей матери, и у вас с братом, и у племянников сильная магия проснулась».

— А что значит «вернулась с животом»? — нахмурился Аринтул.

— Ну-у… — я потёрла переносицу, думая, как это объяснить братишке. Будучи целительницей, о размножении я знала гораздо больше, чем положено незамужней леди, но в подобной ситуации прежде не оказывалась. — Это значит, что у неё был роман или с мужем этой леди, или с её сыном, и потом родился незаконный ребёнок.

— Это бастард, да? Как поварихин сын? Я слышал, как лакеи говорили, что она спала с мельником, а он на другой женился.

— Да, — кивнула я, начиная понимать, что не такой уж мой братишка наивный малыш, как мне казалось, и вновь взялась за письмо.

«Оставайтесь в этой деревне не меньше десяти лет. После этого можете перебраться в какой-нибудь город, где ты откроешь свою практику, а дети смогут учиться. Нужные документы находятся в потайном отделении сундука, которое не сможет открыть никто, кроме тебя. Капни своей кровью на металлическую пластину выше замка — и всё увидишь.

Тройняшки вас прокормят. Пусть их магия только проснулась, но её уже достаточно, чтобы обеспечить всех вас овощами и зерновыми, только раздобудь им семена. Твой дар даст вам крышу над головой и одежду. Уверен, магия Аринтулиманда и Веллутриксуны тоже найдёт себе применение. Поэтому, пока живёшь в деревне — трать только мелкие деньги, и то — очень аккуратно, только на самое необходимое, а золото и банковские билеты оставь для города, в Лурендии они действительны.

Я верю в тебя, Меллиндилана. Знаю, ты сбережёшь детей, и горжусь тобой. Прощай. Моя любовь всегда будет со всеми вами.

Твой дедушка, герцог Аравиуленский».

Осторожно переложив голову Веллиты с колен на траву — она даже не проснулась, так умаялась, — я аккуратно достала сундучок из тележки. Он выглядел совсем старым, металлические части проржавели, и я поранила палец об острый угол. Крохотной капельки крови хватило, чтобы сбоку выдвинулось потайное отделение — сундук имел двойное дно. Я увидела несколько полотняных мешочков разного размера и большую папку.

Открыв её, обнаружила другую папку, точнее — просто согнутую пополам картонку, под ней — несколько писем с нашими именами, небольшую стопку банковских билетов на предъявителя, а ещё ниже — документы. Наши настоящие свидетельства о рождении — подписанные герцогом, заверенные королевским нотариусом, с каплями крови новорожденного и его родителей в уголке. По этим каплям всегда можно определить настоящего владельца документа, то есть, при желании, мы всегда смогли бы доказать наши личности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Возможно, когда-нибудь, это нам пригодится. Мало ли, вдруг мор нападёт на Тропорлайвистава, всю его семью и армию. Тогда мы смогли бы посадить Ронтида на трон. Но пока узурпатор жив и силён — эти документы будут надёжно спрятаны.

А вот в картонной папке оказались другие документы, на вертавийском языке — свидетельство о рождении двадцать лет назад некоей Дины Гонт, выписка из храмовой книги о её свадьбы с Фером Троп четыре года назад, свидетельства о смерти Фера Троп, Сила Гонт и Неды Гонт три месяца назад. Дальше лежали свидетельства о рождении Рина Гонт, Велы Гонт, тройняшек Сева, Нева и Льюлы Гонт, рождённых у Сила и Неды Гонт, а также Ронта, Ланы, Авы и Бейла Троп, причём последние двое тоже были близнецами. Их родителями были Дина и Фер Троп.

— Это кто? — брат растерянно перебирал документы — написанные на простой бумаге, без вензелей и водяных знаков, капель крови и нотариальных заверений. Подпись местного старосты на каждом, плюс священника на свидетельствах о браке и повитухи — о рождении.

— Это мы, — вздохнула я.

— С такими короткими именами? — на брата было жалко смотреть. Даже потрёпанная одежда не оказала на него такого впечатления, как эти усечённые имена, показывающие, на какой именно ступени социальной лестницы мы теперь находимся. На самой нижней!

И в нашей Марендонии, и в соседней Кравении к именам, а точнее — к их размеру, относились очень трепетно. Высшая знать носила имена, состоящие минимум из пяти слогов, остальные дворяне — из четырёх, средний класс — из трёх, низший — двусложные у женщин, односложные у мужчин. И за соблюдением этого правила следили очень строго, имя сразу говорило о социальном статусе владельца больше, чем внешность, одежда или драгоценности.

Конечно, внутри семьи мы пользовались именами, сокращёнными до трёх слогов. Но все окружающие — слуги, учителя, соседи, или даже мы сами в официальной обстановке, как герцог в письме ко мне, — использовали только полные имена.

Поэтому контраст между нашими настоящими именами и односложными из документов был очень заметен. И болезнен. Словно с полководца сорвали знаки отличия.

— Зато запомнить будет проще, — попыталась я хоть как-то подбодрить братишку. — Ты заметил, дедушка взял первые слоги от наших настоящих имён. Только у меня почему-то наоборот — последние, и то не подряд. А ты знал, что в Лурендии вообще нет никого с длинными именами?

— Правда? — Аринтул, то есть, теперь уже Рин, нужно привыкать к новым именам, удивлённо поднял на меня глаза.

— Здесь даже у короля двусложное имя, — кивнула я. Вспомнила, как это меня удивило на уроке географии, для меня подобное было дикостью, но так оно и было — вся местная знать, от короля до мелкопоместных дворян, носила двух-трёхсложные имена, в зависимости от пола, все простолюдины — одно-двухсложные, и мы теперь относимся к последним.

— Я привыкну, — кивнул братишка. — Лучше жить с коротким именем, чем умереть с длинным.

И я снова подумала о том, как же быстро пришлось ему повзрослеть.

— Давай посмотрим, что в мешочках, — предложила я, чтобы немного отвлечь его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В мешочках оказались драгоценности — кое-какие фамильные и личные, не все, для всех не то что потайного ящика, всего сундучка не хватило бы. В один из мешочков была вложена записка с планом тайника и инструкцией, как именно его открыть — снова каплей крови, моей или Ронтида. Сможем мы за ними прийти или нет — захватчикам они не достанутся в любом случае. Было ещё несколько мешочков с золотыми и серебряными монетами, и ещё один — потёртый, и не бархатный, а суконный — с медяками, среди которых затерялось несколько серебрушек.