Маленький зеленый бог агонии - Стивен Кинг

Она разместила подушку под его коленом. Обхватила обвисшие мешки, которые вновь должны уже были становится мышцами. Начала сгибать ногу. Ждала, пока он закричит, чтобы она остановилась. И она остановится. Ведь пять тысяч долларов в неделю сводились к четверти миллиона долларов в год чистыми. Знал ли он, что частью того, что он покупает было ее молчание? Как он мог не знать этого?

Теперь расскажи им о врачах — Женева, Лондон, Мадрид, Город Мехико и т. д. и т. п.

— Я обращался к врачам по всему миру, — сказал он им, разговаривая теперь, главным образом, с Райдаутом. Райдаут так и не проронил ни слова, лишь сидел себе с красным подбородком и чрезмерно выбритой шеей, повиснувшей над доверху застегнутой рубашкой священника. На нем были большие желтые рабочие ботинки. Подошва одного из них почти что касалась его черной коробки. — Учитывая мое состояние, легче было бы проводить телеконференции, но, разумеется, в случаях, вроде моего, так не подходит. Поэтому я лично ездил к ним, невзирая на боль, которую мне это доставляет. Мы были везде, правда, Кэт?

— Да, и вправду, — сказала она, очень медленно, продолжая сгибать ногу. На которой он бы сейчас ходил, если бы не относился к боли, как какой-то ребенок. Как разбалованное дитя. Да, на костылях, но ходил бы. И еще через год, он смог бы выбросить эти костыли. Вот только еще через год он все еще будет здесь, в своей ультрасовременной больничной койке за двести тысяч долларов. И она все еще будет с ним. Все еще получая за молчание деньги. Сколько будет достаточно? Два миллиона? Она сказала себе это сейчас, но не так давно она уже говорила себе, что полтора миллиона будет достаточно, и с тех пор подняла планку. В этом плане деньги ужасны.

— Мы повидались со специалистами в Мехико, Женеве, Лондоне, Риме, Париже…где еще, Кэт?

— В Вене, — сказала она. — Ну, и, конечно же, в Сан-Франциско.

Ньюсом фыркнул:

— Тамошний доктор сказал мне, что я сам вырабатываю свою боль. Говорит “чтобы избежать тяжелого труда реабилитации”. Но он был чуркой. И педиком. Чурка-педик, как вам такая комбинация?

Он коротко, резко рассмеялся, затем покосился на Райдаута.

— Я не обидел вас, святой отец?

Райдаут в отрицательном жесте из стороны в сторону покружил головой. Дважды. Очень медленно.

— Отлично, отлично. Хватит, Кэт, достаточно.

— Еще немного, — упрашивала она.

— Хватит, я сказал. Больше я не вытерплю.

Она позволила ноге опуститься и начала работать с его левой рукой. Это он позволял. Он часто говорил людям, что обе его руки также были сломаны, но это было неправдой. Левая была лишь вывихнута. Также он говорил людям, что ему повезло, что он не оказался в инвалидном кресле, однако напичканная прибамбасами больничная койка ясно говорила о том, что это была удача, преимуществами которой он не намеревался пользоваться в ближайшем будущем. Напичканная всяческими прибамбасами больничная койка и была его инвалидным креслом. Она ездила. Она проездил в ней по всему миру.

Невропатическая боль, подумала Кэт. Это большая загадка. Возможно неразрешимая. Медикаменты больше не помогают.

— В итоге, все сошлись на том мнении, что я испытываю невропатическую боль.

И трусость.

— Это большая загадка.

И замечательная отговорка.

— Возможно неразрешимая.

Особенно, если не пытаться.

— Медикаменты больше не помогают и врачи не в силах мне помочь. Вот почему я и пригласил вас сюда, отец Райдаут. Ваши рекомендации в сфере… ээ… лечения… очень впечатляющи.

Райдаут встал. Прежде Кэт не осознавала насколько он был высок. Позади него, его тень на стене оказалась даже выше. Почти до потолка. Его глаза, глубоко запавшие в своих глазницах, мрачно рассматривали Ньюсома. У него была харизма, в этом не было никаких сомнений. Это не удивляло ее; в этом мире шарлатаны не могли обойтись без нее, но она не осознавала сколько или насколько сильной она была до тех пор, пока он не поднялся и не возвысился над ними. Дженсен фактически вытягивал шею, чтобы видеть его. Уголком глаза Кэт увидела какое-то движение. Она повернулась и увидела в дверях Мелиссу. Так что теперь они все были здесь, за исключением Тони, поварихи.

Снаружи, ветер поднялся до пронзительного крика. Стекла в оконных рамах затряслись.

— Я не лечу, — сказал Райдаут.

Кэт думала, что он родом из Арканзаса — по крайней мере, там подобрал его Ньюсомовский “Гольфстрим IV” последней модели — но его голос не выдавал акцента. И был безжизненным.

— Нет? — Ньюсом выглядел разочарованным. Раздраженным. Кэт даже думала, что немного напуганным. — Я отослал группу расследователей, и они уверяют меня, что во многих случаях…

— Я изгоняю.

Мохнатые брови Ньюсома поднялись:

— Прошу прощения?

Райдаут подошел к кровати и стал, неплотно сомкнув руки с длинными пальцами на уровне плоского паха. Его глубоко посаженные глаза хмуро глядели на человека в кровати.

— Я истребляю вредителя из уязвленного тела, за счет которого он кормится, так же, как истребители насекомых истребляют вредителей — к примеру, термитов — кормящихся за счет дома.

Теперь уж, подумала Кэт, я услышала все. Но Ньюсом был восхищен. Словно ребенок, наблюдающий на улице за мастером игры в “Трехкарточного Монти”, подумала она.

— Вы одержимы, сэр.

— Да, — сказал Ньюсом. — Именно так я себя и чувствую. Особенно по ночам. Ночи… очень долгие.

— Разумеется, каждый мужчина или женщина, испытывающие боль одержимы, но в некоторых несчастливцах — вы один из них — проблема заходит глубже. Одержимость не мимолетное явление, а устойчивое состояние. Такое, что усугубляется. Доктора не верят, ведь они люди науки. Но вы же верите? Ведь это вы страдаете.

— Еще бы, — выдохнул Ньюсом. Кэт, которая сидела около него на стуле, пришлось подавить свое желание закатить глаза.

— В этих несчастливцах, боль открывает дорогу демоническому божку. Он мал, но опасен. Он кормится за счет особого вида боли, возникающего лишь у определенных, особых людей.

Гениально, подумала Кэт, ему это понравиться.

— Как только этот бог находит путь в середину, боль перерастает в агонию. Он кормится так же, как термиты кормятся древесиной. И он будет есть, пока не истощит вас. Затем, он забросит вас, сэр, и двинется дальше.

К своему собственному удивлению, Кэт выпалила:

— И что же это за бог? Верно не тот, о котором вы проповедуете. Тот бог — Бог любви. По крайней мере, я всю жизнь верила в это.

Дженсен неодобрительно взглянул на нее и покачал головой. Он явно ожидал вспышку эмоций от босса… но едва заметная улыбка коснулась губ Ньюсома.