Минуя полночь - Мэри Маккомас

Нарисованная фломастером карта была крупной и яркой. Малыш расставил смешных коров на большом лугу за домом, посадил деревья и зеленеющие поля пшеницы там, где они должны быть, и выделил черным цветом посыпанные галькой подъездные пути и дорожку между домами. Сами дома были большими иксами, а тропинка извивалась пунктиром, показывая, как лучше пройти. Она сразу простила ему светлые кудри женщины, стоящей рядом с одним иксом… он ведь никогда ее по-настоящему не видел. Но больше всего ее очаровала широкая улыбка на лице мальчугана, которого он изобразил в своем дворе.

Первый раз за долгие месяцы на лице ее невольно появилась легкая улыбка. Ей подумалось, что над таким шедевром ему, наверно, пришлось как следует потрудиться. Она вздохнула, и сердце ее наполнилось теплой радостью.

Держа в руке карту и вглядываясь в нее, Дори вернулась на кухню.

— … Ева, дочь Миджа? Помнишь? Та, у которой был ужасный прикус? В прошлом году ей сделали операцию — рак груди, а она все еще замужем… по-моему, Мидж говорил, что у них вот-вот годовщина свадьбы, восемнадцатилетие. Вот видишь…

— Мама, — спокойно перебила Дори. — Счастье после всего этого не для меня. Муж и дети просто не записаны в моей судьбе. Чему я научилась, так это тому, что нельзя заставить случиться то, чего не должно быть и нельзя остановить то, что все равно будет. Что есть, то и должно быть. А случиться может всякое…

Причем в самое неподходящее время, когда меньше всего ждешь, добавила она про себя, касаясь улыбающегося мальчугана на карте.

— …А может и не случиться.

— Ты превращаешься в фаталистку. Милая моя, я…

— Мама? Мамочка? — опять перебила она. — Я тебе перезвоню, ладно? Сегодня я еду в город, и, если не начну сейчас собираться, скоро устану и не смогу поехать.

— Конечно, дорогая. Но я знаю, что ты забудешь позвонить. Я сама перезвоню тебе попозже.

— Прекрасно. Спасибо, что позвонила. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, дорогая, я так рада, что ты поправляешься… Если вдруг встретишь богатого фермера, умоляю тебя…

Географический центр континентальной части США располагается в трех километрах к северо-востоку от Лебанона, что в штате Канзас. Чуть проехав в любом направлении от этого места, вы окажетесь как раз в центре небытия. Именно этого и искала для себя Дори. Место, где ее никто не знает и где можно оставаться самой собой.

В двухстах километрах на юго-запад раскинулся маленький сонный городок Колби — даже не городок, а, скорее, фермерская община. Проезжая первый раз по его главной улице, улице Рейндж, Дори убеждала себя, что это просто рай, небесное блаженство, идеальное место, чтобы спрятаться от себя.

На самом деле она никогда не стремилась в Денвер, ведь, чтобы спрятаться, крупной рыбешке нужна заводь поглубже. Но, свернув с магистрали и распрямив больную затекшую ногу, она вдруг поняла, что в этом самом Колби есть что-то приятное.

Стояло начало марта, а в это время любое место выглядит так себе. И лишь впечатление от первых повстречавшихся ей жителей города пробудило в ней желание осмотреться поосновательнее. Хозяин бензоколонки быстро и аккуратно обслужил ее, дружелюбно расспросил, куда она едет, заметив номерные знаки штата Иллинойс, и заботливо предупредил быть поосторожнее на дороге. Она остановила машину на тихой улочке в центре города напротив аптеки и, прихрамывая, направилась к ближайшему кафе. Идущая навстречу женщина средних лет приветливо улыбнулась и поздоровалась с ней. Дори остановилась и обернулась назад, чтобы проверить, не уставится ли та ей вслед. Этого не произошло.

Вход в кафе не остался незамеченным, но внимание людей улетучилось как-то уж очень быстро, особенно учитывая то, как она выглядела. На ней было длинное широкое пальто, шарф и темные очки — будто бы она, как в фильме сороковых годов, путешествует инкогнито. Она не услышала шепота за спиной, не уловила «случайных» бегающих взглядов. Один из посетителей приветственно кивнул, когда она пробиралась к свободному столику, и это было все. Создавалось впечатление, что жители Колби невероятно открыты и дружелюбны, но вместе с тем достаточно хорошо воспитаны, чтобы не совать нос в чужие дела. Это ей понравилось.

Понравилось ей и то, как они выглядели. Аккуратно, спокойно, уверенно. В них чувствовалось полное здоровье и благополучие. Никаких вычурных костюмов от известных модельеров, никаких режущих глаз расцветок или высоченных каблуков… никаких длинных волос и изысканных причесок. Простые земные люди, которым ни к чему пистолеты в карманах и жертвы, которых надо преследовать. Трудяги, довольные собой и своей жизнью.

Она сидела в кафе, полном незнакомых людей, и руки ее не дрожали. Первый раз за долгие недели одиночества она чувствовала себя в безопасности и отдыхала. Как будто большая рыба все уменьшается и уменьшается и в конце концов радуется тому, что может спрятаться в малюсеньком пруду.

По дороге домой она вспоминала этот свой первый выход в общество. Дрожа и удивляясь собственной смелости, она укуталась в пальто. Решиться на поездку ее заставила необходимость — нужно было купить что-то к чаю. Все прошло очень быстро, казалось, ее никто не заметил, ведь она стала к этому времени почти невидимкой. Все еще одобряя мысленно решение остаться в Колби, она вдруг услышала шум мотора на дороге, ведущей к ее дому.

Большой серебристо-черный грузовик свернул с дороги на посыпанную гравием тропинку, и сердце ее бешено заколотилось. Она поправила темные очки и подняла шарф до самого подбородка. Придется поприветствовать семейство Хаулеттов.

Выходя из дома, она обычно брала с, собой на всякий случай трость, чтобы не так сильно хромать. Но сейчас случай особый, и она вышла на крыльцо без нее, надеясь, что так меньше напугает малыша. Однако, ступив за порог, сразу поняла, что стараться удержать равновесие, хромая, да вдобавок держа в руках корзинку с печеньем, не так-то просто.

Не остановившись между домом и сараем, грузовик подъехал прямо к ней и встал в двух шагах от нижней ступеньки крыльца.

— Дороти Деврис? — Мужчина выключил мотор и вышел из машины. Она была поражена, что сейчас, на одном с ней уровне, он оказался гораздо выше, чем когда она смотрела на него из окна второго этажа.

— Да. Мистер Хаулетт, верно?

— Зовите меня Гилом, — ответил он, поднимаясь по ступенькам с очаровательной улыбкой на лице.

— Ну, а меня тогда — Дори. — Она старалась преодолеть панический страх, овладевавший ею каждый раз в присутствии незнакомых людей, и улыбнуться в ответ. Губы как будто онемели и не двигались.