Торговец кофе - Дэвид Лисс

Когда она поцеловала его в первый раз, они были в таверне, и Мигель, который никогда до этого не дружил с женщиной, а тем более с голландкой, решил, что обязан отвести ее в заднюю комнату и задрать ей юбки. Мигель не в первый раз оказался в ситуации, когда голландка давала ему понять о своих желаниях. Голландкам нравились его непосредственность, улыбчивость и большие черные глаза. У Мигеля было округлое лицо, нежное и молодое, но недетское. Голландки иногда просили разрешения потрогать его бороду. Такое случалось в тавернах и музыкальных салонах, да и прямо на улице в менее фешенебельных частях города. Они говорили, что хотят потрогать его бороду, аккуратно подстриженную и ухоженную, но Мигель знал, что на самом деле им нравится его лицо, — с кожей мягкой, как у ребенка, но решительное, как у мужчины.

Однако Гертруда никогда не позволяла себе ничего большего, чем прижаться губами к его бороде. Она давно дала понять, что не имеет ни малейшего желания, чтобы ей задирали юбки, по крайней мере это относилось к Мигелю. Эти голландки могли целовать кого хотели и когда хотели и делали это куда смелее, чем португальские еврейки, когда те целовали своих мужей.

— Видите, — сказала она, указывая на толпу, — несмотря на то что вы давно живете в этом городе, я могу показать вам нечто новое.

— Боюсь, ваш арсенал новинок скоро истощится.

— По крайней мере вы можете не беспокоиться, что вас здесь увидит этот ваш иудейский совет.

Это было правдой. Евреям не позволялось вести дела с иноверцами в тавернах, но какому еврею из Португалии придет в голову выбрать для этого такую грязную дыру? И все же не стоило терять бдительности. Мигель быстро осмотрел помещение на предмет шпионов маамада: евреев, одетых как голландские рабочие, подозрительных людей, сидящих поодиночке или парами, не прикасающихся к еде, людей с бородами, так как бороды, коротко остриженные ножницами, чтобы было похоже на выбритое лицо, носили исключительно евреи (Тора запрещала сбривать волосы на лице, но не подстригать бороды, а поскольку бороды вышли в Амстердаме из моды, даже намек на бороду выдавал еврея).

Гертруда погладила руку Мигеля почти с нежностью. Свободные отношения с мужчинами нравились ей превыше всего. Ее муж, которого она называла самым жестоким из злодеев, умер несколько лет назад, но она все еще праздновала свою свободу.

— Этот мешок сала за стойкой — мой кузен Криспин, — сказала она.

Мигель взглянул на мужчину: бледный, тучный, с опухшими веками, ничем не отличающийся от десятков тысяч других жителей этого города.

— Благодарю за предоставленную возможность лицезреть вашего жирного родственника. Надеюсь по крайней мере, я могу попросить его принести кружку наименее омерзительного пива, чтобы заглушить вонь?

— Никакого пива. Сегодня у меня для вас есть кое-что получше.

Мигель и не пытался сдержать улыбку:

— Кое-что получше? Вы выбрали это место, чтобы я наконец познал ваши тайные чары?

— У меня много тайн, можете не сомневаться, но не тех, о которых вы думаете. — Она сделала знак кузену, он кивнул с серьезным видом и исчез в кухне. — Я хочу, чтобы вы попробовали новый напиток — бесподобное удовольствие!

Мигель посмотрел на нее с изумлением. Он мог бы быть сейчас в одной из полудюжины таверн и говорить о шерстяной ткани, меди или древесине. Он мог бы трудиться не покладая рук, чтобы поправить состояние своих счетов, найти какую-нибудь сделку, в которой никто, кроме него, не распознал бы выгоды, или уломать какого-нибудь пропойцу подписать фьючерс на бренди.

— Мадам, я полагал, вы понимаете, что у меня уйма неотложных дел. У меня нет времени для удовольствий.

Она придвинулась еще ближе и посмотрела ему прямо в лицо. На мгновение Мигелю показалось, что она собирается его поцеловать. Не просто едва коснуться щеки, а подарить настоящий поцелуй, страстный и обжигающий.

Он ошибся.

— Я пригласила вас сюда не просто так, вы увидите, что я предлагаю вам нечто неординарное, — сказала она, наклонившись к нему так близко, что он мог чувствовать ее приятное дыхание.

А потом ее кузен Криспин принес то, что изменило его жизнь.

В двух керамических чашках, от которых шел пар, была жидкость чернее кагора. В тусклом свете таверны Мигель взял двумя руками щербатую чашку и сделал первый глоток.

Жидкость была удивительно горькой, Мигель никогда еще не пил ничего подобного. Она немного напоминала на вкус шоколад, который ему довелось попробовать однажды несколько лет назад. Возможно, он подумал о шоколаде только потому, что оба напитка были горячими и темными и подавались в толстых керамических чашках. Этот напиток имел менее богатый вкус, был резче и проще. Мигель сделал еще глоток и поставил чашку. Пробуя шоколад, он из любопытства выпил две чашки напитка и пришел в такое возбуждение, что даже после свидания с двумя вполне сносными шлюхами почувствовал необходимость посетить своего врача, который привел его организм в равновесие с помощью рвотного и слабительного.

— Этот напиток приготовлен из плодов кофе, — сказала Гертруда, гордо сложив руки на груди, словно изобрела его сама.

Мигель сталкивался с кофе пару раз, но только как с товаром, которым торговали купцы из Ост-Индии. Для торговли на бирже необязательно знать природу товара, а только потребность в нем. Иногда, в разгар торгов, даже это было необязательно.

Он напомнил себе о необходимости благословить чудесные дары природы. Некоторые евреи отворачивались от своих друзей-иноверцев, когда молились о благословении пищи или питья, но Мигелю молитва доставляла удовольствие. Ему нравилось произносить слова молитвы публично в стране, где его не преследовали за то, что он говорит на священном языке. Ему хотелось бы, чтобы возможность благословлять вещи выпадала чаще. Когда он произносил слова молитвы, это наполняло его головокружительной радостью; он представлял, что каждое слово на древнееврейском языке, произнесенное открыто, было ударом ножом в живот какого-нибудь инквизитора.

— Это новая вещь, совершенно новая, — объяснила Гертруда, когда он закончил молиться. — Напиток возбуждает не чувства, а интеллект. Поклонники кофе пьют его за завтраком, чтобы обрести бодрость, и вечером, чтобы дольше бодрствовать. — Лицо Гертруды стало серьезным, как у кальвинистских проповедников, выступающих с самодельных помостов на городских площадях. — Кофе отличается от вина или пива, которые пьют для веселья, или чтобы утолить жажду, или потому, что это просто приятно. От кофе жажда только усиливается, кофе вас не развеселит, а что касается вкуса, скажем откровенно, он любопытный, но никак не приятный. Кофе — это нечто… нечто более важное.

Мигель достаточно давно был знаком с Гертрудой и знал многие ее маленькие слабости. Она могла веселиться всю ночь напролет и пить наравне с мужчинами, она могла бросить все дела и, как девчонка, бродить босиком за городом, однако к деловым вопросам подходила со всей мужской серьезностью. Такую деловую женщину было бы немыслимо представить в Португалии, но в Голландии такие женщины были хоть и редки, но никого не шокировали.

— Вот что я думаю, — сказала она, и ее было едва слышно из-за гвалта, который царил в таверне. — От пива и вина человека клонит в сон, но кофе делает его бодрым, а голову ясной. Пиво и вино возбуждают плоть, но от кофе человек теряет интерес к плотским утехам. Человека, который пьет плоды кофе, интересуют исключительно его дела. — Она замолчала, чтобы сделать еще глоток. — Кофе — это напиток коммерции.

Сколько раз, когда Мигель занимался делами в тавернах, его разум мутнел от очередной кружки пива? Сколько раз, обрабатывая ведомости цен за неделю, он мечтал о том, чтобы иметь возможность сосредоточиться еще на часок? Отрезвляющий напиток — это именно то, что нужно торговому человеку.

Мигеля охватило возбуждение, он заметил, что нетерпеливо постукивает ногой по полу. Он перестал слышать и видеть то, что происходит вокруг. Во всем мире осталась только Гертруда. И кофе.

— А кто его сейчас пьет? — спросил он.

— Точно не знаю, — призналась Гертруда. — Слышала, что где-то в городе есть кофейня, туда ходят турки. Так говорят, но сама я там не бывала. Не слышала, чтобы кто-то из голландцев пил кофе, если только его не прописывает врач. Но слухи распространяются быстро. В Англии уже открылись таверны, где подают кофе вместо вина и пива и где собираются торговые люди, чтобы обсудить дела. Эти кофейни стали своего рода биржами. Такие таверны неминуемо должны открыться здесь тоже, ибо где еще коммерцию любят так же, как в Амстердаме.

— Я правильно понял, что вы хотите открыть таверну? — спросил Мигель.

— Таверны — чепуха! Мы должны стать их поставщиками. — Она взяла его за руку. — Спрос будет огромным, и если мы подготовимся как следует, то заработаем кучу денег.