Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Карина Демина

— Нам они по плечу… наши дети вырастут в настоящем мире, где нет зависти и злобы…

…а также водопровода, доктора или хотя бы аптекарской лавки на мили вокруг.

— Наши души очистятся от смога цивилизации, станут чисты и прекрасны…

…разве что только души.

Тело Эльвиры, которое было ей куда дороже души, требовало серьезного ухода.

— Послушай, — перебила она Себастьяна. — Мне очень жаль, но… у нас не получится.

— Думаешь, мне не стать охотником? Ладно. Мы можем заняться золотом… слышала, там золото на каждом шагу!

Слышала. Об этом многие газеты писали, как и о том, что на одного разбогатевшего старателя приходится две сотни безвестно сгинувших.

— Нет, Себастьян, — Эльвира высвободилась из объятий и с раздражением смахнула листик, прилипший к белой ее рубашке. — У нас ничего не выйдет. У тебя… у тебя, быть может, и получится…

Не разочаровывать же его сходу!

Пусть уезжает.

К медведям, нерпам и золоту. Пусть строит свой дом, а Эльвира… она подыщет себе другого мужа… в конце концов, зря что ли привечала графа Бойдуцкого? Ему, правда, под семьдесят… зато богат.

И главное, что королю угоден.

— Я поняла… — Эльвира сделала глубокий вдох. Все-таки она была сердобольной женщиной, и отказывая очередному искателю ее руки и капиталов, испытывала некоторую печаль. Правда, длилась оная печаль недолго, но неудобства доставляла. — Я поняла, Себастьян, что мы с тобой слишком разные.

Она взяла кольцо.

— Мне жаль, но… я не могу уехать… бросить отца, братьев… матушку больную…

…болела она давно, с немалым удовольствием, которое, впрочем, умело скрывала и от докторов, и от супруга, свято верившего, что жена его пребывает едва ли не на смертном одре.

— Да и подобная жизнь не по мне… я…

— Элечка… — Себастьян упал на колени.

— Нет. Послушай. Я уверена, что ты найдешь другую женщину… ту, которая поймет и примет тебя… и разделит все трудности…

— А ты?

— А у меня свой путь, — решительно произнесла Эльвира. — Я буду помнить о тебе… а теперь уходи!

Она сунула кольцо в его руку.

— Но как же ты… я ведь… уеду, — ненаследный князь шмыгнул носом.

— Как-нибудь. Я справлюсь.

В конечном итоге, это не первый любовник и не первое расставание.

— Элечка…

— Уходи, — жестче произнесла она. — Пока нас кто-нибудь не увидел…

…например, батюшка, которому должно было бы надоесть ожидание… или братья… а то, не приведи Иржена, и вовсе родственники, которые в питии порой теряли меру, исполнят первоначальный план, тогда Элечке и вправду останется одна дорога — к снегам да оленям.

— Уходи, уходи, — Эльвира подтолкнула несостоявшегося супруга к окну. — Ты же не хочешь, чтобы обо мне нехорошие слухи пошли?

— А поцеловать?

Целовать Себастьяна ей не хотелось совершенно. Она коснулась ледяными губами щеки.

— Я буду помнить о тебе! — сказал он.

— Я тоже, — соврала Эльвира и, дождавшись, когда ненаследный князь исчезнет в оконном проеме, выдохнула с немалым облегчением.

Вот уж верно сказано: поспешишь…

Эльвира присела перед зеркалом… нет, надобно брать графа… конечно, ходят слухи, что в свои семьдесят он весьма по мужской части активен… но и лучше, меньше проживет… а вдовой быть не стыдно…

Дверь открылась без стука:

— А хто тут?! — пьяный батюшкин бас перекрыл соловьиное пение.

Эльвира и сама пуховку выронила.

— Никого, батюшка…

— Элечка, ты одна? — барон Чеснецкий покачнулся, но на ногах устоял.

— Одна, батюшка…

— Сбег?

— Он нам не нужен.

— А… — барон хотел спросить, отчего вдруг случилась столь резкая перемена, но передумал. Во — первых, на грудь он принял изрядно, а потому в голове шумело, и шум этот мешал должным образом вникнуть в объяснения. Во — вторых, избранник дочери ему не нравился.

А в — третьих, князю зверски хотелось спать.

— Не нужен, — с нажимом повторила Эльвира, проводя по волосам щеткой.

— Ну… — барон понял, что должен изречь что-то глубокомысленное, этакое, но не знал, что именно. — Затогда ладно… пущай… а ежели чего… то мы его того! Во!

Во устрашение беглого жениха, он стукнул кулаком по каминной полке, которая хрустнула.

— Ах папенька, — Эльвира вымученно улыбнулась: спорить с папенькой не имело смысла. С другой стороны, управлять им было легко. — Отчего мне так не везет-то?

Папенька лишь крякнул и вновь по полке кулаком шибанул, избавляясь от эмоций, выразить которые иным способом он не был способен.

— Так это… того, — ласково произнес барон, за дочь свою, излишне разумную, переживавший вполне искренне. И пускай не по нраву ему был выбранный Элечкой жених, но смирился бы.

Принял бы как родного.

А глядишь, лет через пару… или не лет, но бочек семейной настойки, каковую готовили по древнему рецепту — по слухам, именно благодаря ему Чеснецкие и вышли в бароны, а потому рецепт оный берегли крепко — и сроднились бы…

— Ты только словечко скажи, — он дыхнул Элечке в шею перегаром.

И та покачала головой: оно верно, стоит слово сказать, и батюшка Себастьяна за хвост к алтарю приволочет, а братья помогут, да только… что с того?

Не ехать же и вправду к светлой жизни на лоне природы?

Нет, на подобные подвиги Эльвира Чеснецка готова не была.

— Нет, батюшка, не надо, — она взмахнула ресницами. — Ты прав был всецело. Не тот он человек, который нам нужен… не тот…

А может, поискать кого похожего на батюшку?

Сильного и не особо умного?

Папенька там про какого-то своего приятеля сказывал… граф-то никуда не денется, а на приятеля этого можно глянуть… если, конечно, он не мечтает отбыть на край мира оленей пасти… или медведей стрелять.

— Ты у меня такой сильный… и что бы я без твоей защиты делала?

Барон лишь крякнул.

Дочь он любил, как и прочих своих детей. И за них не то, что князю, королю бы рыло начистить не побоялся. Впрочем, мысль сия была крамольной и даже во хмелю барон осознавал это, а потому прогнал прочь. Благо, Его Величество поводов для баронского гнева не давал…

— Ниче, Элька, будешь ты у меня княжной, — он ободряюще похлопал дочь по плечику, как по мнению барона чересчур уж узенькому, тощему. Сам-то он предпочитал женщин солидных, в теле и нынешней моды на тщедушных красавиц не разумел. Но раз уж дочери хотелось голодом себя морить, то пущай. А что до обещания, то даром что ли молодой Дагомысл Ружайский, который не столь уж и молод, но ума невеликого, в грудь себя бил, что любого перепить способный… и еще спор предлагал…

В хмельной голове мысли заворочались быстро, причиняя барону едва ли не физическое неудобство. Его аж замутило слегка, но Вотан не дал перед дочерью опозориться.