Привидения и жертвы - Эдвард Бульвер-Литтон

Мы снова поднялись по лестнице и осмотрели комнаты первого этажа, столовую, крохотную заднюю комнату и еще меньшую комнатенку возможно, некогда предназначавшуюся для лакея, вездe царила мертвая тишина.

Затем мы побывали в гостиных; здесь, в обновленных апартаментах, запустения не ощущалось. В парадной гостиной я уселся в кресло. Ф.

поставил на стол подсвечник, при помощи которого освещал нам путь. Я велел слуге закрыть дверь. Он повернулся и тут кресло, стоявшее у противоположной стены, быстро и бесшумно стронулось с места и встало напротив меня, на расстоянии ярда.

- Да это забавнее, чем вращающиеся столы! заметил я с натянутым смешком; и при этом звуке пес запрокинул голову и завыл.

Не заметив перемещений кресла, Ф. вернулся к собаке и принялся ее успокаивать. Я по-прежнему не сводил с кресла глаз, и вот мне померещилось, что я различаю в нем бледный, голубоватый, туманный контур человеческой фигуры, однако настолько неясный, что я не был уверен, не подводит ли меня собственное зрение. Бультерьер тем временем затих.

- Поставь на место это кресло, приказал я слуге. Отодвинь назад к стене.

Ф. повиновался.

- Это вы, сэр? вдруг спросил он, резко оборачиваясь.

- Я? Что?

- Что-то меня ударило. По плечу, резко вот сюда.

- Я тут ни при чем, отозвался я. Тут у нас, похоже, завелись фокусники; может быть, их трюков мы и не разгадаем, зато их самих поймаем с поличным куда раньше, чем они напугают нас.

Мы недолго задержались в гостиных там было так сыро и холодно, что мне не терпелось подняться наверх, к очагу. Двери гостиных мы заперли, надо заметить, что эту меру предосторожности мы предприняли в отношении всех помещений нижнего этажа, нами обследованных.

Спальня, выбранная для меня слугой, оказалась лучшей на всем этаже просторная, с двумя окнами, выходящими на улицу. Внушительная кровать с пологом возвышалась напротив очага, в котором плясало яркое, живое пламя; дверь в стене слева, между окном и кроватью, вела в комнатушку, где предстояло расположиться слуге. Это тесное помещение с диван-кроватью не сообщалось с лестницей иных дверей, помимо той, что вела в мою спальню, мы не обнаружили. По обе стороны от очага располагались стенные шкафы, в тон со стенами, и оклеенные теми же блекло-коричневыми обоями. Мы заглянули внутрь нашли только вешалки для женских платьев, и ничего более; мы исследовали стены убедились, что они явно сплошные и явно выходят на улицу. Закончив изучение этих апартаментов, я секунду-другую постоял у огня, зажег сигару и, по-прежнему в сопровожаении Ф., вышел из спальни, дабы продолжить осмотр дома.

На лестничной площадке обнаружилась еще одна дверь, плотно закрытая.

- Сэр, удивленно заметил мой слуга, я отпер эту дверь вместе с прочими сразу по прибытии; запереть ее изнутри невозможно, потому что...

Не успел он докончить фразы, как дверь, к которой ни один из нас не прикасался, бесшумно отворилась сама по себе. Мгновение мы глядели друг на друга. Одна и та же мысль пришла в голову обоим здесь не обошлось без человеческого участия. Я вбежал первым, слуга за мной. За дверью оказалась пустая и мрачная обставленная комнатушка: взгляд различал несколько порожних коробок и корзин в углу, да крохотное окно с закрытыми ставнями; взгляд не усматривал ни очага, ни другой двери, помимо той, через которую мы вошли, ни ковра на полу: сам пол, невесть когда настеленный, неровный, изъеденный червями, был тут и там залатан, судя по проплешинам более светлого дерева. Мы не нашли ни души равно как и места, где живое существо сумело бы спрятаться.

Пока мы стояли, оглядываясь по сторонам, дверь, через которую мы вошли, затворилась так же тихо, как и открылась. Мы оказались в западне.

Впервые я ощутил приступ безотчетного страха. Слуга, впрочем, проявил должную стойкость.

- Тоже мне заманили в ловушку, сэр; да я вышибу эту жалкую дверь одним ударом ноги!

- Сперва попробуй, не удастся ли справиться при помощи рук, посоветовал я, гоня неясную тревогу, меня обуявшую, а я открою ставни и погляжу, что там за окном.

Я отодвинул шпингалет и распахнул ставни: окно выходило на внутренний дворик, описанный выше; карниза не было стена обрывалась совершенно отвесно. Выбравшись из этого окна, человек не нашел бы, куда поставить ногу, и рухнул бы прямо на камни.

Тем временем Ф. тщетно пытался открыть дверь. Наконец он обернулся ко мне и попросил разрешения применить силу. И здесь следует отметить, воздавая должное слуге, что он и не думал поддаваться суеверным страхам; напротив, его выдержка, спокойствие и даже веселость в обстоятельствах столь необычных вызвали мое восхищение, и я поздравил себя с тем, что заручился спутником, во всех отношениях подходящим к случаю. Требуемое разрешение было ему охотно даровано. Но, хотя и он отличался недюжинной статью, грубая сила ни к чему не привела, равно как и более деликатные попытки; дверь даже не дрогнула под самыми мощными пинками. Тяжело дыша, он отступился.

Затем за дверь взялся яи с тем же успехом. Прекратив бесполезные старания, я снова ощутил приступ ужаса; но на этот раз еще более леденящего и неумолимого. Мне казалось, что от щелей шероховатого пола поднимаются неведомые, жуткие испарения, и ядом разливаются в воздухе, угрожая человеческой жизни. Дверь открылась очень медленно и тихо, словно по собственной воле. Мы опрометью выбежали на лестничную площадку. И оба увидели, как огромное, бледное пятно света размером с человеческую фигуру, но бесформенное и бесплотное заскользило впереди нас и поднялось вверх по лестнице, ведущей в мансарду. Я поспешил за светом, а слуга за мною. Световое пятно свернуло направо, в небольшой чулан, дверь которого была открыта. Я вошел следом. Свет сконцентрировался в крохотную шаровидную каплю, ослепительно-яркую и подвижную; на мгновение капля повисла над постелью в углу, затем задрожала и исчезла. Мы подошли к кровати и осмотрели ее самая обыкновенная односпальная кровать с балдахином, из тех, что являются традиционным атрибутом мансарды, отведенной для слуг. На комоде рядом мы нашли старый, выцветший шелковый платок; в прорехе, зашитой до середины, до сих пор торчала иголка. Платок был покрыт слоем пыли; возможно, он принадлежал той самой старухе, что умерла в доме последней; вероятно, чулан служил ей спальней. У меня достало любопытства выдвинуть ящики:

внутри обнаружились разные детали дамского туалета и два письма, перевязанные узкой ленточкой поблекшего желтого цвета. Я позволил себе завладеть письмами.

Ничего больше, достойного упоминания, в комнате мы не нашли, и световое пятно больше не появлялось; но, уже собираясь уходить, мы отчетливо заслышали чью-то поступь, легкий топоток прямо перед нами.