Люди Волка - Майкл Гир

Внезапно он обернулся и со жгучей ненавистью посмотрел прямо в глаза Цапле. Он поднял кулак. Его красивое лицо перекосилось от крика, слезы стекали по его щекам. Он как будто страстно убеждал кого-то в чем-то, спорил или оправдывался. Потом он отвернулся и побежал прочь, перепрыгивая через высокие камни. Его вопль разнесся по равнине и словно повис в затуманенном воздухе.

Облако пара закружилось, видение исчезло во мраке.

Опять послышался зов, громкий, настойчивый. Цапля устало провела по лицу мозолистой ладонью.

— Это не он. Нет… вовсе не он. Кто же тогда? Кто? Она потянулась к мешочку с ивовой корой и бросила еще горсть на пышущие пламенем угли, дабы последовать далее по тропе встреч, дарованных Единым.

И в волнистом тумане возникло другое видение. Женщина, которую Цапля видела на берегу моря, лежала нагая, со вздутым животом, в котором толкалось дитя. Поодаль стояли другие женщины; их глаза блестели при свете горящих березовых и ивовых веток. На лбу у роженицы выступил пот; он стекал в ложбинку между ее грудей на шкуру, на которой она лежала. Женщина сжалась в конвульсиях, расставив ноги, и другие склонились над ней, готовясь прийти на помощь.

Женщина скорчилась и закричала, тяжесть сдавила ей грудь. Стали отходить воды; они хлынули, заливая темно-багровые шкуры, на которых она лежала. Одна из старух кивнула. Роды проходили трудно. Наконец появился плод — красно-синеватый, измазанный выделениями лона. Одна из женщин — редкостно красивая — склонилась и перерезала пуповину, а другие тем временем приняли ребенка и отерли его тельце травой. Сердце Цапли содрогнулось, когда она узнала красавицу: это была Обрубленная Ветвь. Сжав кулаки, Цапля обратила к Отцу Солнцу молитву: да проклянет он во веки веков ее обидчицу, да лишит ее загробной жизни, чтобы душа ее тлела в земной грязи.

Она опять взглянула на младенца. Солнечный луч, пройдя сквозь отверстие в кровле, осветил новорожденного.

Живот роженицы был все еще вздут. Она вновь забилась в конвульсиях, расставив ноги. Две другие женщины держали ее лодыжки. Из лона стал выходить второй ребенок — ногами вперед. К роженице приблизилась какая-то старуха. Она поглядела на женщину и покачала головой. Шишковатые руки коснулись лона и раздвинули его. Роженица издала протяжный вопль, и второе дитя появилось на свет. Старуха покачала головой и что-то пробормотала себе под нос. Поморщившись, она подняла и перевернула ребенка. Роженица застонала, кровь хлынула потоком.

— Это уж чересчур, — сквозь зубы прошептала Цапля. Она знала толк в таких делах. У этой женщины что-то повреждено внутри. Кровь хлынула вслед за младенцем, когда его голова проходила сквозь кости таза. Такой крупный ребенок — он пробивает себе дорогу на свет, не обращая внимания на кровь матери, попадающую в его беззубый ротик. — Дурная кровь… Дурная, — страстно шептала Цапля, страшась за эту несчастную женщину.

Кровь роженицы заливала шкуры, дыхание ее становилось все реже. Старухи пели над ней целительную песнь, но это не помогало. Страдальческий блеск в ее глазах сменился мутной агонией. Лицо ее побледнело — всю кровь уносил этот бесконечный поток, вырывавшийся из ее лона.

Мальчики, оба мальчики. Новые охотники для Народа. Чьи-то осторожные руки перерезали пуповину второго ребенка и теперь безуспешно пытались стереть с его тела запекшуюся кровь. Наконец мальчика положили рядом с братом. И вдруг откуда-то сверху упало черное перо — прямо на младенца. Он с криком схватил его своим крохотным кулачком и смял.

Цапля вглядывалась в новорожденных братьев. Так вот они и лежали — один заходился в крике и сжимал в ладошке воронье перо, другой поеживался и дрыгал ножками в лучах солнечного света, с рассеянным взглядом, будто он все еще находился во Сне. Он моргнул, издал короткий крик, и на краткое мгновение его взгляд, казалось, сосредоточился на ней, словно он высматривал ее сквозь мглу видений.

«Ты? Ты тот, кто звал меня? — Цапля кивнула своей догадке, с облегчением облизала пересохшие губы и основания своих сточенных зубов. — Да, ты видишь Сон, дитя. В твоих глазах — Сила. Отныне я знаю тебя и буду тебя ждать».

Видение кончилось, струи дыма улетели сквозь дыры в камне и растворились в ночной прохладе. Цапля сжала кулаки, чтобы собраться с силами: ее все еще качало от съеденных грибов. И все же она заставила себя подняться на ноги и выйти прочь — за занавес из шкуры карибу. Холодный ночной воздух охватил ее со всех сторон, и она в изнеможении упала на колени. Жирный серный запах горячих источников щекотал ее ноздри. Она согнулась, и ее стошнило.

Голоса грибов перешептывались в ее крови, и в них таилась смерть. А она молила Единого, чтобы он усмирил грибы и заглушил их голоса.

Когда она замолкла и утерла рот рукавом, в ночи завыл волк, могучий, громогласный, свирепый, чем-то родственный ее давешнему видению.

1

Долгая Тьма все продолжалась — нескончаемая, съедающая души. Ветряная Женщина проносилась над ледяными сугробами, снежные вихри поднимались в полярной ночи. В ярости своей она разрушала жилища Народа — чумы из мамонтовых шкур. Билась и дрожала на ветру промерзшая кожа, под которой скрывался от холода человек по имени Бегущий-в-Свете.

Он лежал без сна и вслушивался в завывание бури. Вокруг крепко спали, завернувшись в кожаные плащи, его сородичи. Некоторые тихо посапывали. Холодно, как холодно… Бегущий-в-Свете не мог сдержать дрожь. Еще бы жиру, чтобы поярче разжечь огонь в яме, — да только где его взять! С тех пор как Бегущий-в-Свете родился, семнадцать раз миновала Долгая Тьма. Не так много силы успел он скопить в своих мышцах за это время, и ту высосал голод.

Даже старуха Обрубленная Ветвь и та говорит, что такой зимы прежде не бывало.

Ветер принес из-за чумов отзвуки воя. Какое-то животное царапает лед — ищет еды… Зря ищет. Все, что можно, давно уже выели люди. Что же это за зверь? Волк?

В сердце Бегущего-в-Свете вспыхнула надежда. Его окоченевшие пальцы потянулись к атлатлу — искривленному пруту с множеством прорезей, которым пользовались как луком, стреляя небольшими копьями с каменным наконечником. Он выбрался из-под толстой промерзшей шкуры и, переступая через закутавшихся в меха спящих товарищей, двинулся к выходу. Мороз забирался ему под одежду, пробирая до костей. Но даже на таком холоде запах, царящий в чуме, ударял в нос. Люди жили здесь месяцами, почти не выходя наружу.

Из-под одной из шкур подал голос ребенок Смеющейся Зари. Он плакал от голода. Острой болью отозвался этот плач в сердце Бегущего-в-Свете.

— Где же ты, Отец Солнце? — сурово спросил он, до боли сжав в кулаке рукоятку своего атлатла. А после он быстро, как чайка в оледенелое гнездо, нырнул за низкий подог чума — на свежий воздух. Ветряная Женщина налетела с затянутого тьмой северо-запада, ударив его в спину. Он прислонился к стене чума. Снежные кристаллы безмолвно блестели на толстом слое льда.