Эдера - В. Гридасова

— Неправда! Вот это, например, вполне строгое платье. Для начала примерь его.

— Нет, я не могу…

— Знаешь, дорогая, ты всё-таки послушайся меня! Платье, которое на тебе… оно… слишком нормальное.

— Скажи уж лучше, что оно просто кошмарное. Ведь я сама его подрезала и ушила.

— Вижу. Оно настолько закрывает шею, что можно подумать, ты боишься заболеть ангиной. А длина его как раз такая, к которой обычно прибегают те, у кого кривые ноги. Завтра мы его немножко переделаем, а пока прошу, надень моё.

— Спасибо. Я попробую. Но сумею ли я в нём сделать хоть шаг?..

С платьем, так или иначе, всё решилось, а перед сном Чинция не удержалась, чтобы не преподать Эдере ещё один урок. Речь шла о пижаме, в которую облачилась Эдера.

— Нет, ты посмотри на себя в зеркало! — нарочито строгим тоном скомандовала Чинция. — Посмотри, что ты с собою творишь! Представь, какой ужас испытал бы мужчина, увидев на тебе это тряпьё!

— Вряд ли может представиться такая возможность, — нисколько не обидевшись, поддержала шутку Эдера. — Разве что доктор, если бы я, не дай Бог, заболела…

— Но почему надо обижать доктора — пугать его этой пижамой?..

Эдера между тем стала расчёсывать волосы, и Чинция буквально поперхнулась от увиденной красоты.

— Да как ты смеешь всё это скрывать?! Такую роскошь, такое богатство ты упрятала в дурацкий узелок! Даже я, с моим намётанным глазом, не догадалась, какие у тебя великолепные волосы. Сейчас я вижу, что они не просто русые, а золотистые! Но открой секрет: как ты ухитрилась замаскировать такую копну, выдав её за тощий хвостик? Нет, я просто обязана прочитать тебе курс эстетики!

Чинция сдержала обещание и при этом оказалась учительницей весьма талантливой: уже через неделю Эдеру было не узнать. Золотистые локоны свободно струились по её плечам, платье подчёркивало стройность фигуры и оттеняло глубинную синеву глаз, до той поры казавшихся серыми; едва заметный макияж подчёркивал оригинальность черт лица. В целом же от всего облика Эдеры веяло чистотой и свежестью молодости, только-только входящей в пору своего цветения.

Благодаря Чинции Эдера впервые задумалась о собственном стиле в одежде, и вдвоём девушки решили, что он должен быть строгим, но не чопорным, элегантным, но лишённым какой бы то, ни было претенциозности. Естественность и утончённость — вот на чём основывалась Чинция, создавая романтический образ своей подруги.

— Ты не представляешь, — воскликнула она, глядя на Эдеру, — какое удовольствие мне доставляет наблюдать за превращением безликой куколки в красивую изящную бабочку!

Такая увлечённость Чинции объяснялась не только её несомненной добротой и душевной щедростью, а ещё и тем, что девушка мечтала стать модельером-дизайнером. О своём сокровенном желании она поведала Эдере и показала ей альбомы с рисунками моделей.

— Всё это пока лишь для собственного развлечения. Ты первая, кто может оценить плоды моей буйной фантазии. Но знаешь, иногда я изображу что-нибудь, шутя, а потом вижу похожее в новых коллекциях известных модельеров. Наверное, я не совсем бездарная, как ты считаешь?

— Нашла ценителя! — улыбнулась Эдера. — Ты посоветуйся с синьорой Бенти. Но если для тебя так важно моё мнение, то мне очень нравится вот это платье… и это… и вот ещё костюм…

— Хм… неплохо! Великолепный вкус! Как тебе удавалось его скрывать?

Это было настоящим открытием не только для Чинции. Эдера сама немало удивилась, что интуитивно она чувствует, какие платья и причёски ей подходят, а какие нет.

— Ты не могла бы познакомить меня со своим парикмахером? — попросила она Чинцию. — Мне захотелось сделать одну причёску… Не буду сейчас объяснять. Но пообещай, что честно скажешь потом, подвёл ли меня мой вкус.

Возвращения из парикмахерской Чинция ждала с некоторой опаской: вдруг та и в самом деле навертит на голове что-нибудь невообразимо нелепое? Но все сомнения Чинции развеялись, как только она увидела входящую в дом красавицу.

— Это невероятно! Ты великолепна! Ты фантастически красива! Нет, я умолкаю, потому что все слова тут бессильны…

— Ты говоришь серьёзно? — вымолвила Эдера, и из глаз её потекли слёзы.

— Да что с тобой? — испугалась Чинция.

— Я провела два худших часа в моей жизни, — всхлипывая, объяснила Эдера. — Меня буквально измучили…

— Ну, ты совсем дитя, — улыбнулась Чинция. — Думаю, не найдётся ни одной женщины, которая бы отказалась подвергнуть себя подобным «мучениям», чтобы стать такой же красивой, как ты…

— Но самое худшее было, когда я вышла на улицу, — не слушая подруги, продолжала Эдера. — Ещё немного, и я бы бросилась бежать, только бы скорее спрятаться здесь от их взглядов…

— На тебя глазели прохожие? Я их понимаю! От тебя сегодня невозможно оторвать глаз.

— Это ужасно, — плакала Эдера. — Мне казалось, что все они думали: вот она, подкидыш, монастырская воспитанница, вырядилась. Изображает из себя модницу!

— Держу пари, что рассматривали тебя главным образом мужчины, — не могла удержаться от смеха Чинция. — И взгляды их при этом были весьма красноречивы, ведь так? Бедняжка, наверное, ты чувствовала себя овечкой в стае волков.

— Да, всё было именно так, как ты говоришь.

— Послушай, Эдера, тебе придётся привыкать к вниманию со стороны мужчин, ведь ты — очень красивая. Я поделюсь с тобой одной маленькой хитростью: если у этих нахалов прямо спросить, чего они глазеют, то девяносто из ста смутятся и поспешат убраться восвояси. Уверяю тебя!

— А остальные десять?..

— Ну, сокровище, с теми ты должна держать ухо востро. Потому что они-то и есть настоящие мужчины.

От таких премудростей Эдере стало совсем страшно, и на следующий день она отправилась за советом к матушке Марте, заранее приготовившись выслушать укор. Но Марта, против ожиданий Эдеры, пришла в изумление и восторг: хороша! Ну-ка повернись, пройдись, дай разглядеть тебя получше…

— Матушка, вчера я была у парикмахера…

— Ты говоришь об этом как о величайшем грехе. Но тут нет ничего плохого, не волнуйся. Господь даровал женщине красоту. Наверное, затем, чтобы её, как и всё остальное, она использовала во благо.

— Я всё это сделала, чтобы понять себя. Но, кажется, ещё больше запуталась. Матушка, мне приятно чувствовать, что я нравлюсь. Это, наверное, грех…

— Небольшой, но всё-таки грех, — подтвердила Марта. — И называется он — тщеславие.

— Да?.. Мне казалось, что я не тщеславна. Особенно, когда на меня смотрят слишком настойчиво, пристально, мне становится стыдно, словно я вообще не одета.

— Ладно, не расстраивайся, это пройдёт. Со временем ты научишься находить разумную меру во всём, что будешь делать. А сейчас пойдём в церковь, пусть Мадонна дель Джильо посмотрит, как ты преобразилась.

После разговора с Мартой Эдера почувствовала заметное облегчение.