Гончаров и таежные бандиты - Михаил Петров

Через десять минут он вернулся с большой бутылкой паршивого, хоть и дорогого коньяка. Открутив пробку, он налил два полных стакана и молча, как будто пил лимонад, высосал один за другим оба.

- Ты спрашиваешь, не нашли ли мы Сергея Константиновича? Нет, мы его не нашли. Он пришел сам. Точнее, не пришел, а приплыл, как только на Лебеде начался ледоход. Он висел на длинном толстом шесте, надежно укрепленном между бревнами плота. Это был скелет: время, солнце и вороны свое дело знают отлично... Пропал он осенью. О его судьбе мы ничего не знали полгода. Его убили, а потом надругались над телом. Судя по переломам костей предплечья и пальцев, его пытали. А когда поняли, что добиться от него ничего невозможно, убили и... и... Укрепили тело на плоту, чтобы весной он появился у нас... Кое-кому в назидание.

- Кому?

- Мне. Кому же еще? И выстрелы - предупреждение. И убийство инкассаторов - тоже предупреждение.

- Расскажи об этом поподробнее.

- Да, для этого я тебя и вызвал. Благодаря идее Сергея Константиновича мои промприборы намывали деньги и благополучие. Артель становилась на ноги. На сегодня каждый промывочный прибор пропускает через себя за сутки порядка двухсот пятидесяти кубометров перетертого щебня, что дает примерно полкило металла, а таких промприборов у меня десять, не считая резервных. Суммарно это дает порядка ста пятидесяти килограммов в месяц. Сдаем мы его государству по пятьдесят тысяч за грамм. Даже если учесть сумасшедшие налоги, что нам приходится отваливать, жить вполне можно. В среднем старатель получает пять "лимонов" в месяц.

- Ничего себе, Клондайк прямо.

- Ты не учитываешь того, что у нас двенадцатичасовой рабочий день, и работаем мы без выходных. И тем не менее все довольны. Устроиться к нам очень трудно. Питание, спецодежда и даже сигареты у нас бесплатные, живем своим замкнутым мирком. Но вот кому-то захотелось все разрушить. Кому? Уж конечно, не самим артельщикам. Тогда кому? Я исправно плачу бешеные налоги, аккуратно сдаю золото в государственную казну, а в ответ...

- Федя, довольно эмоций, расскажи конкретней, как убили инкассаторов.

- Их убили первого октября. Инкассатора, съемщика и сопровождающего! Снайперы поработали. На манер финских стрелков они сидели на деревьях. После того как сняли водителя, машина врезалась в кедровый ствол и заглохла. Грабители спустились вниз, спокойно забрали четырнадцать килограммов золота, которые остались на участке со вчера, и преспокойно удалились в неизвестном направлении. Вот и все. В прошлом году тоже случилось нечто подобное. Но тогда металла забрали в два раза меньше. Милиция щурилась косыми глазами, хитро разводила руками. Поболтались они с полмесяца, заполняя для проформы всякие протоколы опросов и допросов, кого-то забирали, потом отпускали, опять забирали. На том дело и закончилось. Правда, они до сих пор клянутся найти разбойников, но... Нынче это в порядке вещей. Если уж президенты клянутся жизнью, то что говорить о хитром алтайце, да еще и милиционере вдобавок...

- Откуда и куда везли металл?

- У меня шесть участков. Три основных, они находятся в одном районе это Пайдол, Лебедь и Ушкан. С них в основном я и стригу шерсть. У них один лагерь, одна столовая и общий ЗПК. ЗПК - это охраняемая лаборатория, место, где металл отделяют от шлиха и доводят до кондиции. Именно оттуда и шла машина с химчистым золотом.

- И куда?

- Ко мне в Тунчак. Там у меня тоже неплохой участок. В Тунчаке машина забирает оставшуюся часть и следует дальше в конечный пункт, где и сдает весь металл с четырех участков.

- А что с остальными двумя?

- Один участок с коренным месторождением мы пускаем в эксплуатацию осенью, когда реки перемерзают и россыпи останавливают работу. Что же касается шестого, Кукша, то пока он находится в подготовительной стадии и дохода не приносит.

- И часто вы перевозите золото?

- Не менее двух раз в неделю. По идее рейс первого октября был ненужным, просто инкассатор ездил на участок по своим делам, вот и решил попутно забрать аурум, на свою голову.

- Кто знал об этом?

- Ну, я знал, да многие из конторы... Он, как туда ехал, к нам заскочил. Сказал, что на обратном пути прихватит металл. Ничего особенного в этом не было.

- Конечно, если не считать того, что на обратном пути его поджидала хорошо подготовленная засада. Тебе не кажется это странным?

- Теперь-то кажется! Мне многое кажется не то что странным, а опасным.

- Что, например?

- Это долгий сказ. В Тунчаке я тебе все подробно расскажу.

- Как знаешь. Кому ты доверяешь?

- Никому.

- Хорошо, а кому ты не доверяешь?

- Всем.

- Хорошенькое дело, из такого омута непросто выбраться! Кто, по-твоему, мог совершить последнее преступление?

- Да кто угодно!

- А если немножко подумать? Поконкретней?

- А если конкретней, то мне очень не нравится мой любимый зам Виктор Алексеевич Гнедых.

- Почему?

- Рожа у него паскудная, и, потом, я давно его знаю. Если меня убьют, то все хозяйство переходит в его руки.

- А если убьют и его, то в чье ведение переходит артель?

- Здесь уже решает общее собрание.

- У кого на руках большая часть акций?

- У меня.

- Вы зарегистрированы с... с...

- Маргаритой. Да.

- Значит...

- Ничего не значит, она любит меня.

- Возможно. Только почему ты, Феденька, такой напуганный? Вроде мужик ты не слабый, один кольт из-за пазухи торчит, а второй под мышкой светится. Тебя рабочие любят?

- Вроде да! Но ведь старатель что проститутка, кто пожирнее протянет, тому он и оближет.

- А на каком уровне морального падения задержались твои рабочие?

- Что тут говорить - сброд. Из двухсот человек едва ли наберешь полсотни нормальных ребят. Бывшие зеки, бомжи, просто дураки, всяких хватает. Но я их не держу на коротком поводке, не как раньше. Можешь шляться по поселку, баловаться с бабами, но ровно в восемь ты должен быть на рабочем месте! Если этого не произошло, то выдаются "сапоги", то есть увольнение без претензий на окончательный расчет.

- Круто.

- Так было заведено еще бог знает когда. А теперь мы просто пугаем этим, если даже увольняем, то деньги выплачиваем сполна.

- У них есть свой комитет? Я не имею в виду профсоюз.

- Есть, но их "шестерка" у меня на ушах.

Федор опьянел минут через десять. Я с трудом уволок его на диван, а сам, приняв еще малую толику, безмятежно откинулся на хрустящие простыни, мало думая о старательских делах своего однокашника.

В девять утра он поднял меня, слегка остекленевший и благоухающий, как пустая пивная бутылка.

- Костя, я уезжаю.

- Замечательно, благодарю за интересный вечер. Значит, все отменяется? Шикарно! Вечерком полечу в Питер...

- Ты не понял, я уезжаю сейчас, а ты подъедешь ко мне через сутки-двое.

- То есть?

- Я тебе говорил, что не хочу рисоваться вместе с тобой?

- Говорил. Но я-то что должен делать?

- Пожить в этом номере еще сутки, отрастить пьяную небритость, отпустить приличные мешки под глазами и ехать в Эйск.

- Оригинально, я там уже бывал. Зачем?

- Там прикинешься бичом - тебе это не сложно, потом спросишь у алкашей, как добраться до артели "Тайга", и попутным транспортом доберешься в Тунчак. Найдешь меня, и я тебя устрою каким-нибудь бульдозеристом, а дальше передаю инициативу в твои руки. Понял? Только паспорт, пушку и удостоверение оставь в Эйске у сестры.

- А ху-ху не хо-хо?

- Подумай лучше, как это ко мне может подойти человек с пушкой? Да еще и мент. А если без документов...

- Ладно, понял. Адрес сестры?

- Сиди на Вокзальной площади напротив центрального входа...

- ...И в руках держи газету со славянским шкафом.

- Напрасно иронизируешь, меня действительно хотят убить! Сестра, ее зовут Евдокия, об этом осведомлена. Она встретит тебя, заберет документы, пушку и скажет, что делать дальше. Все, Костя, до встречи. Жду тебя приличным бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком.

Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось, что он уже никогда не разогнется.

Уже открыв дверь, он вопросительно посмотрел на меня и медленно произнес, словно напоследок:

- Ко мне хорошо относится начальник второго участка Тунчака Дима Гранин. Запомни...

Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как в склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его.

* * *

Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного вагона на конечной станции Эйск. От моего первоначального облика не осталось и следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но это только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными запросами и идейными мировоззрениями. Но город оставался тем же: старинным, провинциальным и шукшинским.

Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла пожилая статная баба, показывая из-под мышки горлышко бутылки. Куда тебе, телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись на ничьей, по шесть за сто пятьдесят и в придачу душистый пупырчатый огурец.