Королятник, или потусторонним вход воспрещен - Павел Калмыков

Караван трогался в обратный путь, а принца Фофочку профессор отводил в палату, где тому предстояло жить с такими же принцами, с такими же кавалерами орденов и полковниками.

Не обходилось и без капризов. Иногда капризничали высочества, но по преимуществу — сопровождающие лица. Одно очень толстое сопровождающее лицо кричало:

— Я лично отвечаю за принца! Я никому не обязан доверять! Вы простудите ребенка, отравите недоброкачественной пищей! Я не допущу, чтобы он здесь жил и питался! Недалеко сдается замок без привидений и тараканов, мы едем туда. Будь это мой ребенок, я бы никогда…

И тут принц — звали его Гольга — не выдержал. Когда его первый раз назвали ребенком, выдержал, а второй не выдержал.

— Насмехаться, да?! — рассердился гордый Гольга. — Раз барон, так можно над принцем насмехаться? А ну, убирайтесь! Стану королем, я вам понасмехаюсь!

Сопровождающее лицо серьезно испугалось. Покричало еще немного и уехало.

Глава 4. Синий леопард, черный Крокодил и скатерть-самобранка

Когда разместили высочеств по палатам, получилось шесть палат. Три палаты — мальчиков и три — девочек. Три класса: младший, старший и средний. Самые маленькие высочества были как наши первоклассники, самые старшие — как наши шестиклассники. А семиклассников на Бланеде можно было женить.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕКОРОЛЬ МИРОНКороль Мирон любил ворон,Особенно одну ворону.Кормил из рук, а как-то вдругЕй подарить решил корону.Но рядом был, остановилЕго министр обороны.Сказал он, пальчиком грозя,Что допускать никак нельзя,Чтоб миром правили вороны.

Сначала королевичи и королевны были все такие важные и надменные, сидели по палатам и молчали. Но не век же молчать! И вот один принц из младшего класса сказал:

— А мой папа — самый великий король, он одной рукой солдата поднимает!

— Ой, солдата! Да мой — двух солдат! — отозвался другой королевич.

— А мой — трех!

— Ты же говорил одного?!

— Это правой одного, а левой — трех или четырех.

— А у моего зато папы армия больше всех! — раздался третий голос.

— Ну а сколько у него солдат?

— А у ваших сколько?

— Нет, а у твоего сколько?

— Миллион!

— Ха, а у моего два миллиона!

— А у моего, у моего — миллион миллионов!

— А у моего — сиксиллион пушек! [Сиксиллион — самое большое на Бланеде число. Математика до него еще не дошла. (Прим. автора.)]

— А вот и врешь ты все!

— Я — вру?! Сейчас как дам по мозгам!

— А мои слуги тебя…

— Ха-ха, нету твоих слуг!

— А я стану королем, всех вас разобью!

— А я…

Угадайте, чем закончился этот спор? Угадали, маленьким побоищем. А чем закончилось побоище? Опять угадали, синяками и шишками. Синяков хватило бы на небольшого синего леопарда. Вот так принцы младшего класса и познакомились.

Принцессы-младшеклассницы в соседней палате почему-то не дрались. А совершенно мирно играли в куклы. Водили их друг к другу в гости и устраивали балы. Куклы были тоже принцессами с белоснежно-фарфоровыми лицами в длинных платьях, парчовых и бархатных.

Королевны среднего класса были уже слишком взрослыми, чтобы так вот просто играть в куклы. Они уже и сами носили модные платья с вот такенными юбками, на головах красовались высокие прически.

Две королевны между собой вежливо беседовали.

— Вы, наверное, приехали с юга?

— Из Избании. Я принцесса Надажа Избанская. У моего папеньки короля дворец из розового мрамора.

— Ах, что вы говорите! Как интересно! А у нас в Пуркунтии три дворца, и все из белого камня…

А рыжая принцесса Лита слушала их, слушала, и вдруг ей стало смешно. Все на нее посмотрели, а она распустила свою прическу и сказала:

— Да ну ее. У нас так не носят.

— Правда? — удивилась Надажа Избанская. — А вы откуда приехали?

— Ниоткуда. Откуда надо. Секрет. Да ну, чего вы, как эти самые? Давайте лучше подушками кидаться!..

У королевичей среднего класса стоял грохот. Это длинный Доля прибивал над кроватью папин портрет. Братья-близнецы Ветя и Фидя играли на полу с котенком. Котенок Мурсиг изображал гигантского черного тигра, побеждающего войско оловянных солдат. Солдатики с криком «мамочки» разлетались по всей палате, братья хихикали, а гордый королевич Гольга сидел на кровати и злился. Он думал, хихикают над ним. Наконец, когда солдатики стали залетать уже под Гольгину кровать, он не стерпел, отчертил куском штукатурки линию на полу и сказал:

— Все. Это моя территория. Кто сюда залетит, сам виноват будет.

Тут маленький конопатый принц Журиг возмутился:

— Ничего ты себе территорию отхватил! Вот граница. — И Журиг тоже отчертил линию. — Здесь уже моя земля. Кто пройдет без разрешения, тот на букву «л». — И пояснил: лопух.

Остаток пола разделили близнецы и длинный Доля. Еще один житель палаты Мижа (помните, сын короля Зерёши Четвёртого?) — где-то гулял, и земли ему не досталось. До своей кровати ему пришлось бы теперь прорубаться бы с боями сквозь чужие земли. Назревала война. Хитрый Журиг уже предлагал Вете и Фиде военный союз, когда пришел завхоз Гослоф со шваброй.

— Запомните, ваши высочества, как это делается, — сказал завхоз, смывая все границы. — Король должен всё уметь, тогда будет порядок в королевстве. Хороший король — это хороший завхоз. Вот, оставляю веник, швабру, тряпку, ведро, это все теперь ваше. — И ушёл.

А через окно прямо на свою кровать залез толстяк Мижа.

— Здорово, мужики! — сказал он.

— Мы тебе не мужики, — гордо ответил Гольга.

— А чего ты сразу обижаешься? Не, мужики, я так считаю: надо жить мирно.

(Толстяк Мижа в отличие от своего папы Зерёши был очень спокойным и мирным человеком. А еще он мало ел и мало спал.)

— Можно к вам? — спросил знакомый добрый голос, и в палату вошел профессор Ифаноф. Привел еще одного королевича. Да не простого, а чернокожего! И на плече у королевича сидел попугай!!

— Здесь ты будешь жить, — сказал ему Ифаноф. — Вот кровать, занимай.

А чернокожий королевич оглядывался круглыми глазами. Он никогда ещё не видел кровать, потому что у себя на родине спал в удобном королевском гамаке. А вслух только сказал профессору:

— У вас добрый голос, как у вечерней птицы кургу.

— Ну, спасибо, — обрадовался профессор. — Ладно, знакомьтесь, я пойду, там еще кто-то подъехал.

Новенький огляделся, сияя улыбкой, и сказал громко:

— Крокодил!

— Кто крокодил?! — подскочил Гольга. Он подумал, что это про него.

— Фамилия моя Крокодил, — объяснил новенький. — Нравится?

— Хорошая фамилия, — похвалил Журиг. — А за что тебе ее дали?

— А, это у нас на Южных островах сперва одни звери жили. А потом одни зверями остались, а другие в людей превратились. Мой предок был крокодилом, а стал королем. Так и осталась фамилия. Дед был Бедя Крокодил. Отец — Мидя Крокодил. А я — Крижа Крокодил. А Чим — попугай.

— Говорящий? — спросили братья Ветя и Фидя.

— Учится. О, а это кто?

— Это наш котёнок, — похвастались братья. — Зовут Мурсиг.

— Да! — сказал котенок. (Мурсиг не умел говорить «мяу». Говорил «да».)

— На меня похож, — сказал Крижа Крокодил, — тоже черный. У нас есть такие же, только крупнее, пантеры называются. А ещё львы есть, бегемоты …

Раздел территории в палате отодвинулся в неопределенное будущее. До вечера королевичи слушали рассказы про львов, удавов, слонов, бегемотов… И конечно, про крокодилов.

А Мижа спросил у Журига шепотом: "Что такое крокодил?" И рыжий Журиг объяснил: "Это такой небольшой дракон южной породы".

Два из тех анекдотов, которые до полуночи рассказывали королевичи-старшеклассники:

— Приезжает рыцарь свататься. А король говорит: "Сначала надо убить дракона. Езжай на север и, пока не убьешь, обратно не приезжай". Рыцарь поехал на север. Видит — огромная гора. А в ней пещера. Он туда заезжает и кричит: "Эй, дракон, выходи биться!" А дракон отвечает: "Биться так биться. Только зачем ты со своей лошадью ко мне в ухо залез?"

И второй:

— Один королевич решил убить великана людоеда. Прилетает к нему на ковре-самолете. "Эй, людоед, сдавайся!" А людоед спрашивает: "Принц, а принц, что это за тряпочка, на которой ты сидишь?" — "Ковер-самолет!" — "А мне кажется, скатерть-самобранка! Хрум-хрум-хрум!"

За полночь принцы угомонились. Анекдоты еще не кончились. Просто смеяться устали.

Только принцессы старшего класса так и промолчали весь день. До позднего вечера они сидели на своих стульях в величественных королевских позах, высоко держа головы с прическами на стройных шеях. И зевки прикрывали веерами. Догорали свечи, гасли одна за другой, и принцессы одна за другой с независимым видом раздевались и ложились в постели. Лишь ночью, при лунном свете, две принцессы вдруг разоткровенничались. О чем они шептались? Не скажу. Секрет.