Мираж - Юрий Герт

А первый роман, отчаянный, писавшийся четыре года?.. Отстаивать его собралось человек двадцать, но среди них не было ни одного еврея...

Давид написал об этом рассказ, послал его в еврейскую газету - там обиделись на него и больше Давида не печатали... В другой газете он опубликовал статью, в которой объяснял вспышку антисемитизма в России ненавистью к евреям-олигархам... В редакцию повалили письма, в которых Давида называли антисемитом. Давид стал присматриваться к окружавшей его комьюнити. Америка приветствовала выбравшихся из Союза эмигрантов, обеспечивала молодых работой, стариков - прожиточным минимумом, крышей, лекарствами. Но многие хитрили, мошенничали, жульничали, но говорили при этом не о себе, а о российских олигархах - в том смысле, что на первой стадии капитализма любые средства хороши, а честность, порядочность... Все это фикция, выдумки...

7

У Давида был приятель, близкий ему человек, математик из Ленинграда. Как-то, когда он остался один, приятель зашел к нему со своей женой - крупный, рослый, с бородой от плеча до плеча (Давид по сравнению с ним выглядел маленьким горбоносым хлюпиком), жена была подстать ему - полноватая, с темно-карими глазами, подернутыми поволокой.

Они зашли к нему, прочитав его статью.

- Написано здорово, но я с тобой не согласен... Тот олигарх, о котором ты пишешь, содержит два монастыря, отвалил на строительство храма Христа Спасителя миллионы долларов...

- Он загреб сотни миллионов, торгуя нефтью и алюминием... К тому же он еще и крестился. А монастыри, храм... Все это создает ему популярность среди русских...

Они пили чай, но спор все более разгорался. У Игоря щеки порозовели, в зрачках вспыхнул ожесточенный, упрямый блеск.

- Что вы ссоритесь, задираете друг друга, как мальчишки!.. - вскипела Бэла. - Вы оба любите свой народ, считаете его своим!..

Но напрасно пыталась она примирить их. Давид, прощаясь, произнес:

- В Библии сказано, как в то время, когда Моисей разговаривал с Богом на горе Синай, Аарон соорудил внизу золотого тельца, и евреи ликовали - он заменил им сурового Бога... Моисей, спустившись с горы Синай, в негодовании разбил скрижали, собрал левитов и велел тех, кто ликовал вокруг золотого тельца, убить... И левиты убили около трех тысяч... Если бы им попались российские олигархи, они бы снесли им головы...

Игорь и Бэла промолчали. Дети их занялись доходным бизнесом, купили дом, отдали сыновей в частную школу... Видно, приняли они слова Давида на свой счет

8

Мираж...

Россия... Америка... Еврейство...

Все было, как в пустыне, среди песков...

9

Они приняли слова Давида на свой счет, но - какие же были они олигархи?.. Игорь с утра до ночи работал в основанной детьми фирме, Бэла хозяйничала по дому, нянчила внучат... Давид позвонил им, извинился, в ответ они пригласили его во Флориду - отдохнуть, полюбоваться морем... Он отказался. Он начал повесть из давних времен - о хрупкой, романтичной, юношеской любви - к Тане, к России...

10

По утрам, как всегда, он садился за "Эрику".

Таня ему иногда писала, у нее умерла мать, она звала Давида приехать... Но он не мог. Когда-то русские интеллигенты писали обращения, послания к царю и правительству, протестуя против антисемитизма: считалось, что быть антисемитом - то же, что выпачкаться в гнусной вонючей грязи... Теперь такие обращения подписывали одни евреи. Антисемитизм вытолкнул Давида из этой страны, он обжегся на нем, ему не хватало воздуха, чтобы дышать полной грудью, как в комнате, которую давно не проветривали, не открывали ни окон, ни даже форточки...

Сын звонил ему, но разговоры по телефону Давида не утешали. Машинка - вот все, что ему оставалось.

Когда он садился за машинку, а за окнами еще не рассеивалась ночная мгла, он как бы плыл в этой темноте, на маленьком кораблике, в каютке, где горел свет, не разгоняя окружающего мрака...

В другой раз ему казалось, что он в Каракумах, перед ним, дрожа в раскаленном воздухе, впереди разворачивается мираж... Он как бы нависал над уходящей в пространство дорогой, которая никуда не вела... Шоссе блестело на солнце, искрилось, напоминая узкую, сверкавшую под солнечными лучами речушку... Она упиралась в озеро, раскинувшееся между рыжими барханами, над ним склонялись птицы, готовые взлететь...

Впереди был оазис...

Давид никогда не был в Израиле, прародине всех евреев, все мы вышли оттуда... И что до песчаных барханов, Средиземного моря, Масады, Генисаретского озера... Израиль был оазисом в пустыне... Но перед собой он видел в размытом, дрожащем, распростертом над горизонтом мираже Россию, в которой родился, рос, познавал и беды, и радости, красоту земли, неба, луны... То была другая страна, его страна, которой тоже давно не существовало...

Он поднимался, ходил по комнате, заваривал крепкий "Липтон", подкладывал в него ложечку сахара... И опять садился за машинку, в широкое, сбитое золотистым плюшем кресло, подобранное на гарбиче. В нем порой он задремывал - и ему хотелось лишь одного: задремать, уснуть - и не проснуться...