Переярок - Владимир Стрельников

Ладно, пора в школу. Заткнув пару учебников и общую тетрадь сзади, за пояс джинсов, я вышел из дома.

15 сентября 2006 года, суббота, два часа пятнадцать минут, скоро утро.

— Не, Рахим, я тут спокойно докачу. Не переживай, — я выгрузил «Вихрь» и улов, три крупных толстолобика и пару хороших сазанов в свою тачку, которую оставил у знакомых в магазине. Они и ночью водочкой или пивом приторговывают, я их периодически рыбой снабжаю. Спиртное–то я не пью вообще, матери пообещал, а вот шоколадку порой или пакет с сахаром я у них в ларьке беру. Вот и сейчас оставил хорошего усача, Исмаил–ака очень любит именно усачей, балдеет он от этой рыбы. Я и сам, конечно, от вяленого усача бы не отказался, но тут никуда не денешься, если нет денег, то нужно крутиться.

Оставив единственный качающийся фонарь позади, я впотьмах, в освещенном только светом луны и звезд проулке неторопливо толкал свою тележку. Тяжеловато, но я парень здоровый, а свой груз не тянет. Дорогу знаю практически наизусть, не первый и не двадцатый раз здесь тачку толкаю, каждую выбоинку успел изучить. Так что топаю потихоньку. Тишина, собаки изредка брешут и вдалеке, на пределе слышимости, тепловозы гудят.

Проходя мимо бросающего из окон свет дома одноклассницы, больше похожего на замок, я было удивился тому, что они не спят. Празднуют, что ли?

Тут калитка в воротах распахнулась, грохнув об стену, и из нее выскочила Сайорка. Выбежав со света в темноту, сослепу запнулась об мою тачку и, взвизгнув, упала через нее.

— Сайора, ты чего? — удивился я здорово. Но удивлялся недолго, из калитки выскочил парень с женским чулком на голове и со здоровенным тесаком в левой руке. Рванул было к Сайоре, и нарвался на мой хук правой в челюсть. Хорошо нарвался, чистый нокаут. Так кулем и рухнул под ноги.

— Что это было? — снова повернулся я к девушке. Красивой, надо сказать, девушке. А сейчас вообще эффектной, в коротких шортиках и топике. Но та вместо ответа всхипнула, и осела на землю. А из ворот выскочил еще один тип, тоже в чулке. Ну да, я много–то не шумел. Вот только у этого арматурина была, с приваренной крестовиной. Так что мне пришлось схватить из тачки свой багорик и шагнуть вперед. Тут и немного светлее, и девчонка под ногами не путается.

Тип, не долго думая, попробовал меня навернуть своей железякой с богатырского замаха, но я шагнул влево, ловя арматуру на древко и уводя удар в сторону, а потом резко, тычком тупой стороны ударил его в солнечное сплетение. И практически тут же, всей своей тяжестью и обеими руками, середкой древка по макушке. Тип молча лег у моих ног, надеюсь что живой, а то у меня с перепуга сердца ходуном заходится.

— Мама! — моя одноклассница вскочила, и рванула во двор. Ну а я за ней, эти, похоже, пару минут полежат.

Сайорка взлетела по лестнице, и отлетела вниз от сильного удара по лицу. А я с ужасом увидел блеснувший ствол пистолета, который вытягивал из–за пояса еще один хрен в чулке, и длинным выпадом ударил его острием гарпуна в пах. Единственное место, куда я уверенно дотягивался. И попал, хорошо попал. Аж чвакнуло, а чулкоголовый с негромким воем схватился за причинное место, где сейчас торчал мой багорик.

Сайорка вскочила, и длинным прыжком через пострадавшего грабителя, наверное, махнула в дом. А я подобрал пистолет (пневматика, чтобы его!), отбросил его в сторону, и затащил во двор обоих налетчиков. Содрал чулки с голов, и ими же стал вязать. Какие–то незнакомые молодые узбеки, годов по двадцать пять. Оба живы, особенно тот, который на мой хук нарвался. В себя приходить начал, так что я ему в пасть сорванную с веревки тряпку засунул. Ничего, главное все живы, а Абдуразак–ака человек здесь не из последних, богатый, уважаемый, пусть он с милицией объясняется.

Подойдя к третьему, я поглядел на окровавленные руки, которыми тот, скуля, прикрывает свои причиндалы. Похоже, что–то я ему все–таки пропорол. И сдернул с него чулок.

— Ибрагим! — Млядь! Как же я попал! Это же младший из сынов нашего районного раиса! Ходили слухи, что он в дурной компании обретается, анашой побалывается. Но что такое может быть — мне и в страшном сне не могла присниться.

Я, несколько ошалев от нахлынувших в голову вариантов — главный из которых — бросить все и валить в Туркмению и пробовать через нее перебраться в Россию, что не обратил внимания на вышедшую из двери девушку. А та коротким и сильным ударом топорика с мерзким, глухим звуком пробила Ибрагиму висок.

— Ты чего? — я подскочил к девчонке, и, схватив за руки, тряхнул, отчего топорик отлетел в темноту. — Ты что сделала, дурра?!!!

— Не ори, соседи спят, — злой, шипящий как у кобры голос Сайорки привел меня в чувство. — Они убили отца и мать, братик без сознания. Так что не надо, — тут девушка глянула случайно на растекающуюся из–под расколотого черепа кровищу, и, схватившись за горло, согнулась в рвотных спазмах.

А я лихорадочно думал, что делать. Раис района вроде как белый и пушистый, но только вроде. Он Каримову дорогу не перебегал, особо в политику не лез, но про него нехорошие слухи ходили. И про исчезнувших в пустыне конкурентов, и про сгоревший завод, который он не смог к рукам прибрать. А за сына он вообще и мой, и Сайоркин дом спалит вместе с нами, если узнает.

— Что молчишь? — девушка пришла в себя, и уже даже умылась под небольшим фонтанчиком.

— Думаю. Если Салиев узнает — нам точно не жить. — Мне не хотелось умирать, честно. Очень хотелось жить, и жить на свободе. А если Абдуразак–ака погиб, то кто мне поможет?

— Так это Ибрагим? — девушка глянула в залитое кровью лицо, с трудом снова справилась с тошнотой. — А с этими что делать?

— Ты иди, погляди, как братик, собери свои вещи, только маленькую сумку, собери все золото, драгоценности, деньги, документы. Никому не звони и не связывайся по интернету! Беги! — мне было жутко до дрожжи в коленках, но я уже понял, что никогда не буду прежним. Поглядел на нахмурившуюся девушку, решительно кивнувшую мне и побежавшую в дом, а сам подхватил свой багорик. Острие у него длинное и достаточно острое, сам из арматуры отковал. Пойдет вместо пики.

Очнувшийся бандюк мыча и суча ногам, пытался отползти. Но уперся в стену спиной, и только попытался дернуться, когда я изо всех сил всадил ему пику чуть ниже горла. Меня самого чуть не вывернуло от хрипа и запаха крови и дерьма. Но деваться мне было некуда, оставлять свидетеля — смертный приговор, да и не я первый напал. Если бы не мой удар — лежать бы мне с выпущенными кишками. А потому я выдернул из него острие багорика, и коротким ударом пробил висок так и не пришедшего в себя второго налетчика.