Претендентка - Роман Викторович Титов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незнакомец, то ли от природы невосприимчивый к угрозам, то ли со слегка заторможенной реакцией, позволил стакану выскользнуть из рук и подняться над столиком, подобно куску мяса, насаженному на шампур. Взгляд его абсолютно ничего не выражал.
— Знаешь, кто мы? — поинтересовался Усач.
Незнакомец, продолжая смотреть, как его стакан медленно плавится, сползая с казавшегося нереальным лезвия под собственным весом, пожал плечами:
— Все знают.
— А о лейрах слышал?
— Не больше, чем другие.
— И что же ты слышал?
— Что здесь их точно нет. А если б были, — он поочередно обвел взглядом каждого из троицы, — вы бы себя так не вели.
Кто-то ахнул, кто-то чертыхнулся. Нашлись и те, кому стало весело. Кинн же зажала рот ладонью и перевела взгляд на вонзившего в стойку когти Йелту.
Стакан, не выдержав, упал и разлетелся вдребезги, но никто из странной четверки, казалось, этого не заметил.
— А ты, я смотрю, парень не промах, да? — Усач широко ухмыльнулся. — Дерзить любишь. И даже яйца, как будто, не втянулись.
Незнакомец, с некоторой тоской поглядев на то, что осталось от стакана, вздохнул.
— Да ну. Просто не все серые стражи одинаково опасны.
Трижды за вечер в таверне повисла мертвая тишина. Казалось, само время застыло. Никто в Галактике не позволял себе открыто выступать против стражей, и никто не смел разговаривать с ними подобным образом. Иное грозило серьезными проблемами.
Дальше должно было случиться то, чего Кинн отчаянно боялась, но поразительным образом жаждала увидеть.
Усач протянул руку и резко сдернул с незнакомца капюшон, открыв на всеобщее обозрение в общем привлекательное, но без каких-либо примечательных черт лицо. Он склонился над ним:
— Думаешь, это весело? — Усач схватился за собранные в тугой пучок волосы и несколько раз приложил незнакомца лицом о столешницу. — А теперь? Весело тебе, шут безмозглый? Удостоверение на стол! Живо!
Незнакомец, из разбитого носа которого тонкой струйкой сочилась кровь, нарочито медленно порылся за пазухой и все так же без слов швырнул на столик черный прямоугольник ид-карты. Никто во всей таверне, казалось, не решался вдохнуть. Кинн, не будучи особо суеверной, засунула руку в карман юбки и крепко сжала подаренный прабабкой оберег. Маленькая неказистая вещица была отлита из метеоритного железа и, как говорила прабабка, была способна противостоять любой нечисти.
— Ну и кто ты у нас? — Усач подцепил карту и поднял ее на уровне глаз. — Гражданин Эпине, историк, университет Мас Пирей, Риомм. Ха! И что же ты забыл на Боиджии? Здесь же ни хрена нет, кроме джунглей да кровожадных аборигенов.
— Люблю дикую природу, — пожал плечами незнакомец. Кровь с лица он так и не вытер.
Усач хохотнул.
— Это потому от тебя воняет мурафьим навозом? Ну-ну. — Он сморщил нос и огляделся по сторонам с таким видом, будто впервые понял, что вокруг все еще полно народу. — И сколько тут у нас еще таких натуралистов?
Этого оказалось достаточно, чтобы таверна снова ожила, и каждый сделал вид, будто вернулся к своему делу. Но все как один отчаянно старались не глядеть в сторону двери, где по-прежнему, будто пришпиленное насекомое, истекал кровью молодой человек. Кинн, воспользовавшись моментом, сбегала в подсобку за аптечкой, тряпкой и ведром. Битое стекло, разлитый эль, раненый бедняга и расстроенный выше всякой меры Йелта ждали, когда их приберут.
Впрочем, не только это подталкивало Кинн к суете. Имелась у нее одна слабость, с которой никак не удавалось совладать, а именно острая жажда всегда и везде оставаться в курсе событий. И, если уж так получилось, что остатки разговора между незнакомцем и стражами заглушал вновь поднявшийся гомон, она не собиралась упускать возможности подслушать подробности самой. Кинн знала, что на таких, как она — невзрачных мышек без роду и племени, годных только на то, чтобы подавать напитки и драить полы, — никто не обращает внимания, а потому собиралась как следует воспользоваться преимуществом.
Она приблизилась как раз в тот момент, когда Усач, подав знак напарнику спрятать стрекочущий клинок, склонился над столиком и громким шепотом проговорил:
— Я сегодня добрый и потому не стану обращать внимания на твою грубость, крыса древесная. Однако в следующий раз лучше не попадайся мне на глаза. Гражданин Сет Эпине. — Он швырнул незнакомцу его ид-карту, распрямился и, подхватив со стола все еще бубнивший о лейрах передатчик, окинул зал тяжелым взглядом. — Приятного вечера, разумники. Веселитесь.
Незнакомец проводил удаляющуюся троицу ничего не выражающим взглядом, после чего поковырялся в карманах и бросил на столик еще одну пригоршню монет.
— Это за стакан и ситуацию. Извините.
Кинн, которая изо всех сил прикидывалась неприметным роботом-уборщиком, слегка опешила, когда поняла, что тот обращался к ней. Оставив тряпку на полу, она разогнулась и на этот раз позволила себе рассмотреть лицо гостя более внимательно. Молодым ли он был? И да, и нет. Несмотря на то, что кожа его оставалась безукоризненно ровной и белой, как мел, а в темных волосах не проглядывалось ни единой седой нитки, глаза отражали такую безмерную усталость и тоску, каких, казалось, не заработаешь даже за две прожитые жизни.
— Не за что извиняться, — выдохнула она и, завороженная глубиной взгляда, протянула гостью платок.
Опомнилась она, когда незнакомец ушел, а его место занял мрачный Йелта.
— Так и будешь с-с-столбом стоять? За-ра-бо-ту!
Освободилась Кинн лишь к середине ночи. Раненого парня они сняли без проблем и, оказав первую помощь, отправили с конвоем восвояси. Выпроводив последнего посетителя и до блеска надраив столы и пол, она дождалась, когда Йелта закончит раздавать указания старой грузной судомойке в замызганном чепце и рассчитает ее за смену.
— Сегодня потрудились на с-с-славу. — Несколько серебристых монет, украшенных сложным золотистым плетением, указывавшим на их достоинство, ударились о стойку.
Кинн посмотрела на деньги и нахмурилась.
— Меньше, чем вчера.
Йелта с такой силой свел чешуйчатые брови, что те едва не сползли на его маленькие хищные глазки.
— Бери или выметайс-с-ся!
Старая присказка, хоть и не пустая угроза.
Кинн сгребла монеты в кошелек и, не прощаясь, через подсобку вышла в ночь.
Никто на Боиджии не шутил по поводу темного времени суток. Естественного спутника планета не имела и с наступлением ночи погружалась в бескомпромиссный мрак. Из-за очень высокой облачности даже звезды не были видны, что Кинн никогда не расстраивало. Привыкшая смотреть только под ноги, она радовалась уже тому, что редкие фонари, едва освещавшие тесные улочки,
