Корабль, который стал кораблем - Редьярд Киплинг

Запатентованные узлы всегда употребляют длиннейшие слова из всех возможных, поскольку именно так поступают изобретатели.

— Вот так новости, — удивилась центробежная помпа. — Мне-то казалось, что ты нужен для мытья палуб и помещений забортной водой. Во всяком случае, один раз тебя для этой цели использовали. Не помню уж, сколько галлонов в час я откачиваю, но уверяю вас, мои малодушные друзья, что вы вне опасности. Без всякой помощи я могу выбросить отсюда всю воду, сколько бы ее ни набралось. Однако качает, клянусь моими насосами!

Море разгулялось вовсю. С запада, со стороны рваного просвета в зеленом небе, обложенного грузными серыми облаками, дул штормовой ветер. Вихрь, как клещи, сбоку впивался в волны и облеплял их кружевом пены.

— Послушайте, — передала вниз по вантам фок-мачта. — Я с высоты вижу, что происходит. Против нас организован заговор. Я абсолютно уверена в этом, потому что каждая из набегающих волн движется не куда-нибудь, а прямо к нам. Все море ополчилось против нас вместе с ветром. Это ужасно!

— Что ужасно? — поинтересовалась волна и в сотый раз накрыла шпиль.

— Заговор против нас, — булькнул шпиль, подхвативший версию мачты.

— Пена в заговоре с пузырями! Над Мексиканским заливом понизилось давление. Извините, спешу! — И волна спрыгнула за борт. Рассказ продолжили ее подруги:

— Пониженное давление дошло… — волна перекувыркнулась через трубу.

— …до мыса Гаттерас… — волна затопила мостик.

— …и уходит обратно в море, в море, в море! — волна пролетела по палубе тремя горбами и сорвала шлюпку. Шлюпка перевернулась вверх дном и потонула в темном провале водяных гор, и только оборванные фалы хлестали по шлюпбалкам.

— Только и всего, — пробурлила покрытая белой пеной вода на пути к шпигатам. — У нас нет злых намерений. Мы — следствие состояния атмосферы.

— Улучшения не ожидается? — спросил носовой якорь, привязанный к палубе, где он мог вздохнуть не чаще, чем раз в пять минут.

— Не знаем, сказать не можем, возможно, к полуночи ветер посвежеет. Рада знакомству, спешу.

Вежливая волна побежала по направлению к корме и неожиданно оказалась в тупике — в колодезной палубе, зажатой между фальшбортами. Один обшивочный лист был подвешен на петлях так, чтобы открываться наружу. Он откачнулся и с чмокающим звуком выпустил волну на свободу.

— Так вот, значит, для чего я нужен, — обрадовался клапан шпигата и гордо захлопнулся. — Э, нет, приятель, сюда не лезь!

Гребень волны пытался влезть снаружи на палубу, но у петель ходу внутрь не было, и гребень, несолоно хлебавши, убрался прочь.

— Ну что же, недурно для пяти шестнадцатых, — сказал шпигат. — Видно, мне не придется скучать нынче ночью, — и он пошел открываться и закрываться в такт ходу корабля, как, собственно, и было задумано.

— Мы тоже не очень ленимся, — разом застонали шпангоуты. «Димбула» вскарабкалась на волну, на гребне едва не легла на борт и провалилась в открывшуюся теснину, рыская на спуске из стороны в сторону. Гигантская водяная глыба подхватила ее под самую середину, так что и нос, и корма повисли в воздухе. Тотчас новая волна решила поддержать шутку. Она протиснулась под корму, еще одна подняла нос, все остальные — из чистого любопытства — ушли и оставили неимоверную тяжесть машин, корпуса, груза висеть на киле и стригерах.

— Легче! Легче там! — застонал килевой пояс. — Хотя бы на одну восьмую дюйма можно правила соблюдать?! Слышите, вы, заклепки!

— Легче! Легче! — заскрежетали стрингеры. — Дайте нам отойти от шпангоутов!

— Легче! — заурчали бимсы из-под угрожающе накренившейся палубы. — Вы вдавливаете наши кницы в стрингеры так, что нам не пошевельнуться. Легче, вам говорят, не то останетесь без своих плоских головок!

Две встречных волны врезались в нос, одна в левую скулу корабля, другая в правую, и рухнули вниз дымящимся грохочущим водопадом.

— Легче! — завопила передняя таранная переборка. — Меня ведет во все стороны, а я зажата, как в тисках. Легче, вы, проклятые кованые стружки! Дайте передохнуть!

И сотни обшивочных листов, приклепанные к шпангоутам, подхватили ее крик, потому что каждый лист стремился сместиться и сдвинуться, и каждый на свой лад клял заклепки.

— Нет, нет, ни за что, — забормотали они в ответ, — наше дело — как раз не давать вам двигаться, и мы не отступим. Не дергайте нас все время в одну сторону. Предупреждайте нас о ваших намерениях, и мы постараемся пойти вам навстречу.

— По-моему, — сказал четырехдюймовый настил верхней палубы, — все, кому не лень, тянут куда им вздумается. Зачем это? Друзья мои, давайте объединим усилия!

— Делайте, что хотите, — прорычала труба, — но не вздумайте пробовать ваши эксперименты на мне. Я стою неподвижно, только когда семь тросовых расчалок тянут меня в разные стороны. Верно я говорю?

— Верно, дружище! — зазвенели ванты, певшие на ветру, как струны, натянутые между топом трубы и палубой.

— Вздор! Будем тянуть все вместе, — повторил настил. — В длину — тя-ни!

— Ладно, — сказали стрингеры, — но тогда не давите на нас сбоку при каждой новой волне. Качайтесь мягко от носа к корме, от кормы — к носу и чуточку изгибайтесь у самых концов, как мы.

— Не сметь изгибаться у концов! Мягкий и осторожный изгиб с бортов, жестко держать кницы и — никакого напряжения в сварных швах, — возразили бимсы.

— Ерунда, — откликнулись железные цилиндрические пиллерсы из темного глубокого трюма. — Кто это говорит об изгибах? Стойте прямо, как положено, и вы не шелохнетесь ни под какой нагрузкой, вот так! Оп-ля! — Большая волна тяжело рухнула на палубу, стойки напряглись и замерли неподвижно.

— Просто вверх-вниз — это еще не беда, — заметили шпангоуты, шедшие поперек бортов, — но вот еще бы немного раздвинуться! Расширение — закон жизни. Раздайсь! Раздайсь!

— Назад! — злобно огрызнулись бимсы, когда под натиском вздымающейся волны шпангоуты попытались разогнуться. — На место, хилые железяки!

— Жест-че, жест-че, жест-че, — отбивали ритм двигатели. — Все-гда, во всем, жест-че, жест-че!

— Вот видите, — всхлипнули заклепки, — все тянут в разные стороны, а мы виноваты. Наше дело — проходить насквозь и намертво вцепляться с обеих сторон, и мы не можем, не смеем и не будем двигаться!

— Но, между прочим, я добился некоторой подвижки, — торжествующе заявил килевой пояс, и был прав: все днище облегченно вздохнуло.

— Мы никуда не годимся, — зарыдали внизу заклепки. — Нам приказали, нам приказали не отступать, а мы отступили, море хлынет внутрь, и мы вместе уйдем на дно. Сперва нас ругают за то, что мы всем мешаем, а теперь мы лишены даже сознания выполненного долга.