С удостоверением Правды (Из блокнота военкора) - Борис Полевой

— Ну вот, теперь вы — правдист. Поздравляю. Это ко многому обязывает.

Каждое слово вылетало у редактора изо рта комочком пара. Он пожал мне руку.

Может быть, кому-нибудь слова эти покажутся сейчас несколько выспренними, но для меня да, думается, и для всех, кто тогда делал «Правду», они были полны смысла, звучали даже лирически. Да, звание правдист в те дни много значило, и военные корреспонденты честно утверждали снова и снова высоту этого звания в течение четырех нечеловечески трудных и небывало героических лет своей доброй работой, а иногда и жизнью, отданной в бою.

Вот мужественный Петя Лидов, первый правдист, с которым я познакомился, вступая в славное братство военных корреспондентов. Вот круглолицый, румяный, застенчивый, как девушка, Сережа Струнников, робкий человек с тихим голосом, обретавший вдруг храбрость, когда надо было сделать на фронте самый хороший снимок. Вот Миша Калашников, так сказать, король военных фоторепортеров, сраженный с фотоаппаратом в руках во время штурма Севастополя. Недалеко Вадим Кожевников. Кто знал, когда с шутками становился в ряды этой группы, что Вадиму придется выносить из-под огня смертельно раненного Мишу и принять от него последние слова… «Кассеты… кассеты… Кассеты со снимками перешли в редакцию». Как и всегда впереди, с веселыми огоньками в хитрых глазах, даже и здесь с фотоаппаратом снялся Миша Бернштейн, жизнь и смерть которого увековечил потом Костя Симонов в стихах и прозе. Вот Сережа Крушинский, спокойный, иронический человек, умевший шутить и в часы лихих бомбежек. С ним шагали мы по низким Татрам далеко в тылу врага в дни знаменитого Словацкого национального восстания, где я навсегда полюбил этого скромного и мужественного человека. Вот Лазарь Бронтман, славнейший репортер, участвовавший когда-то в первом десанте на Северный полюс и славившийся как ас репортерского дела. Молодыми глазами смотрят они сейчас на меня со старых, пожелтевших фотографий.

Но хотя остальные и постарели, сделались маститыми журналистами, известными людьми, забрались на высокие посты, былое военное братство заставляет забывать и седину, и три подбородка, и всяческие должностные приметы. Для меня они навсегда останутся такими, какими они были в те далекие фронтовые дни. И чапаевец Ваня Кирюшкин, снова воевавший на этот раз в тылах врага среди партизан Отечественной войны, и фронтовые неразлучники Вася Куприн и Митя Акульшин, славившиеся своим уменьем протиснуть в любой самый тесный номер свою заметочку, два неустанных труженика войны, которые когда-то со спокойствием и деловитостью экскурсоводов водили меня, новичка на их фронте, по траншеям и окопам Сталинграда, знакомым им, как коридор своей редакции. Вот бурно-пламенный Василий Величко, автор горячих публицистических статей, при передаче которых, как шутили мы когда-то, звенели военные провода. Вот степенный, меланхоличный Миша Брагин, ухитрявшийся совмещать беспокойную корреспондентскую работу с педантичными исследованиями военного историка.

Сколько воспоминаний связано со всеми этими людьми, этими солдатами пера, из корреспонденций которых страна, весь мир узнавали о ходе единоборства Красной Армии с объединенными силами фашизма! Старые боевые товарищи! Разве забудешь многокилометровые пешие марши с передовой на телеграф с тем, чтобы в последнюю минуту отстукать по телеграфу наспех, тут же на столе дежурного связи написанную корреспонденцию.

Какие они все разные! Но всех их объединяла любовь к «Правде», желание, чтобы родная «Правда» сообщала обо всем вперед всех и лучше всех. Подтянутый и немногословный капитан первого ранга Иван Золин. Тихий, застенчивый Борис Галантер. Мастер газетных «фитилей» Оскар Курганов. Леша Коробов, совершавший с партизанами длиннейшие рейды по тылам врага. Неутомимый Лева Толкунов, всегда неожиданно появлявшийся на горячем фронте с ворохом веселых новостей. Трудолюбивый, неутомимый Петя Синцов, иронический Ульян Жуковин и потрясатель миров Мартын Мержанов, умевший смешить товарищей под любой бомбежкой. Где-то, кажется, на Северном Кавказе, когда нам сильно доставалось, он держал с друзьями пари, что обязательно опишет дохлого Гитлера. И действительно, три года спустя он первым из корреспондентов попал в берлинскую рейхсканцелярию, это гитлеровское логовище, и одним из первых опустился в шахту, где за сутки до этого покончил с собою берлинский маньяк.

А вот Павел Кузнецов, перед войной прославившийся тем, что познакомил нас, русских, со славным Джамбулом, переведя с казахского языка его стихи, а в войну открыл для страны много замечательных героев среди своих земляков, воевавших в рядах панфиловской дивизии.

Говоря о правдистах в шинелях, бушлатах и ватниках, делавших свое скромное и, конечно же, героическое дело, нельзя не упомянуть писателей, заезжавших на фронт с корреспондентским билетом «Правды», и прежде всего Александра Фадеева, Алексея Толстого, Михаила Шолохова, Владимира Ставского. Нельзя не сказать о Николае Тихонове и его великолепных письмах из осажденного Ленинграда, о Елене Кононенко, Вере Инбер, Ольге Берггольц. Нельзя не сказать о поэте-солдате Алексее Суркове, пешком прошагавшем по многим фронтам, чья «Землянка» в те суровые дни потрясала и согревала сердца.

Это не научный труд и не диссертация на соискание степени кандидата каких-нибудь там наук, и я знаю, что те, кого я не упомянул здесь, не обидятся. Все мы тогда были товарищами, все и каждый по мере своих сил отдавали все, что могли, своей газете, и «Правда» была тогда воистину газетой газет. Ее ждали, ее читали, ей верили и раскрывали сердца для ее призывов.

На фронте «Правда» была великой силой. Помнится, весной 1942 года мне удалось упросить начальство заслать меня в тыл врага, где давно и устойчиво существовала «Малая земля», функционировала почта и даже действовала узкоколейная дорога.

Самолет нес магнитные мины, бывшие тогда новинкой и представлявшие собой заветную мечту партизан. Он должен был нести им и тюк со свежими газетами. Место этого тюка я и занял. Но едва самолет коснулся лыжами талого весеннего снега и запрыгал по болотным кочкам и партизаны с криками «ура» окружили машину, я сразу понял, что тюка с газетами мне не заменить. Уже по дороге комиссар отряда, кстати сказать, мой товарищ по комсомолу, принялся пенять: «Эх, ты, газет не привез! Как же это ты так?»

Когда же до партизан дошло, что вместо газет прилетел невесть зачем какой-то майор, на меня стали смотреть и вовсе неприязненно. И вдруг случайно в своем подсумке я обнаружил свежий номер «Правды». Его у меня тут же отобрали и потом до поздней ночи читали вслух у костра, снова и снова повторяя на «бис», особенно заинтересовавшие статьи и очерки для тех, кто возвращался из нарядов и с боевых заданий.

«Правда» была дорога и желанна и на фронте и в тылу. Больше того, она была нужна, как хлеб, как сухари. И вот сейчас, вспоминая о тех днях, я думаю о работе военного корреспондента как о славной поре моей жизни.

Военные будни

Открытый лист

Под Орел мы выезжали внезапно.

Ночью мне позвонили из военного отдела и спросили, готова ли машина. Я сказал, что ее только что загрунтовали и не успели покрасить. Ответ был настоящий газетный: «У Орла «началось», немедленно выезжайте». И вот, изумляя встречных своей полосатой окраской и ядовито-зеленым цветом, моя многострадальная эмочка уже несется по влажному, лоснящемуся от утренней росы шоссе по направлению к Туле.

Самое скверное — это то, что у нас всего четверть бака бензина, и на спусках стрелка бензоуказателя подолгу застревает на роковой крайней точке шкалы. Мы дожигаем последнее горючее, а в кармане не только нет открытого листа, но и ни одного завалящегося талона. Ко всему этому нужно гнать, гнать с возможной скоростью и, во всяком случае, без остановок. Но Петрович не унывает. У него свой, многажды проверенный способ добывать горючее по пути из Москвы. Только бы дотянуть до Подольска, до первой заправки.

Здесь мы смело подруливаем к бензиновой колонке. Петрович берет свежую, еще пахнущую краской «Правду» из пачки, взятой им утром чуть ли не прямо из ротации. Через мгновение весь персонал бензозаправки, потеряв свой строго официальный вид, жадно склоняется над свежей газетой. И хотя, конечно, правила строго запрещают заправлять машины в дороге без талонов и открытого листа, но разве откажешь человеку, который ранним утром привез свежий номер «Правды»?

В Серпухове повторяется та же история с той только разницей, что здесь для проходящих машин бензину нет вовсе и нас заправляют из неприкосновенного «генеральского» запаса. У Тулы мы обгоняем следующую к фронту танковую колонну, сделавшую остановку в березовом леске. Разгоряченные дневной жарой, густо запыленные лица танкистов, на которых стекающий пот оставляет розовые бороздки, гроздьями свешиваются над газетой. У толстой цистерны бензозаправщика нас заправляют с «царской» щедростью. Петрович заливает «под пробку» и основные и запасные бачки так, что оставшийся путь машина совершает с осторожной медлительностью объевшегося удава.