Корниловъ. Книга вторая: Диктатор (СИ) - Борчанинов Геннадий

Глава 3

Знаменская площадь — Смольный

Толпа гудела и шумела, как морской прибой, Знаменская площадь была запружена народом до самого предела, выливаясь на Невский и Лиговский проспекты и парализуя любое движение по этим улицам. Но кортеж Верховного всё-таки сумел протиснуться к Знаменской церкви и остановился там.

Генерал Корнилов поднялся в кузов грузовика, как на трибуну, с высоты глядя на взволнованных горожан. От волнения несколько перехватило дыхание, перед такой аудиторией выступать ему ещё не приходилось, но он быстро взял себя в руки.

Выступать лично на этой демонстрации было вовсе не обязательно, товарищ Киров справился бы и сам, но генерал понимал — надо.

— Петроградцы! Друзья! Братья и сёстры! — громким поставленным голосом произнёс Корнилов с импровизированной трибуны.

Толпа постепенно начала затихать, желая послушать речь Верховного.

— На протяжении трёх долгих лет наш народ несёт на себе бремя тяжёлого испытания, — начал генерал. — Тяжкое потрясение пошатнуло Россию, миллионы лучших людей отправились на фронт, чтобы защитить Родину. Из-за отсутствия внутреннего единства мы терпели поражение за поражением. Теперь же всё иначе! Настало время сплотиться и выстоять в этом бою!

Речь прервалась аплодисментами и одобрительными выкриками. Специально обученные люди заводили толпу, настраивая на нужный лад.

— И мы выстоим! Даже если внутренние и внешние враги будут пытаться нам помешать! Германские шпионы, провокаторы, большевики и реакционеры будут ставить палки нам в колёса, саботируя создание нового Российского Государства и пытаясь снова погрузить нашу Отчизну в пучину нищеты и бессилия! — распалялся Корнилов, активно жестикулируя и чувствуя, как внутри него разгорается беспощадное пламя.

Толпа грозно загудела, чувствуя то же самое. Ненависть к этим самым врагам переполняла всех и каждого, рискуя вылиться в погромы.

— Но я, генерал Корнилов, сын казака-крестьяниина, клянусь вам! Я не позволю никому из врагов препятствовать нам в создании новой, свободной России! — выкрикнул он. — Время споров и совещаний прошло! Настало время решительных действий! И я не позволю никому из нынешних авантюристов и проходимцев захватить власть в стране в обход Учредительного собрания!

— Ура! Да здравствует генерал Корнилов! — раздались выкрики из толпы, тут же подхваченные всеми остальными.

Щёлкали вспышки фотокамер, журналисты спешно записывали каждое слово.

— Сегодняшним утром министр-председатель Керенский сложил с себя полномочия, своим приказом передавая всю полноту гражданской власти Верховному Главнокомандующему! — объявил Корнилов. — До тех пор, пока идёт война! И как только стихнут громы пушек, Учредительное собрание определит дальнейшее устройство нашего государства!

Народ ликовал. Для них появилась хоть какая-то определённость. Период безвластия подходил к концу.

— А до тех пор я призываю вас сплотиться! Германия сражается из последних сил, всеми способами, честными и нечестными, пытаясь навредить нам и нашим союзникам! Как крыса, загнанная в угол, дерётся отчаяннее всего! Но мы не дадим ей и шанса! — воскликнул Верховный. — Мы освободим каждую пядь нашей земли! И вместе построим новую Россию! Великую и прекрасную Россию будущего!

— Ура! Слава патриоту Корнилову! — кричали из толпы.

— Да здравствует Россия, единая и неделимая! — крикнул генерал, вскидывая вверх сжатый кулак в известном жесте пролетарского приветствия.

Волна народного одобрения захлестнула его дружным рёвом, и генерал, улыбаясь в усы, спустился с трибуны. Верные туркмены стояли плотной стеной, не пропуская горожан непосредственно к Верховному.

Журналисты всё записали, уже сегодня вечером это будет во всех газетах. Демонстрация продолжилась, какой-то умник забрался на торговый киоск, чтобы выступать с него, как с трибуны, и начал кричать про бонапартизм и душителей свобод, но его быстро стащили с киоска и вразумили пролетарским методом.

Оставаться на площади дольше необходимого генерал не стал. Работы предстояло просто колоссальное количество, и кортеж Верховного покинул площадь, направившись к Смольному. Корнилов желал проверить работу своего зловещего КГБ.

В голове у него продолжала вертеться фраза про «душителей свободы», и генерал с этим определением был категорически не согласен. Ещё не все свободы он успел задушить. Для более эффективного удушения необходимо вообще создавать эскадроны смерти из вооружённых подростков, максимально жестокие и преданные лично Верховному. А КГБ Манштейна и ударники Неженцева с Сахаровым это так, ещё цветочки. Генерал даже ещё не переходил к террору, внесудебным расстрелам и прочим методам ВЧК и ОГПУ.

Ворота в Смольный охранялись двумя ударниками, так что кортежу пришлось остановиться и подождать, пока усталые бойцы проверят автомобили. Корнилов мог, конечно, просто махнуть рукой со своего места, но он предпочитал так никогда не делать и не любил, когда так делали другие полковники и генералы. Если по уставу дежурный по КПП обязан проверить — то нельзя давать ему повод филонить, завидев знакомую толстую рожу в автомобиле. В конце концов, даже генерала могут взять в заложники.

В конце концов, после короткой проверки ударники взяли винтовки на караул, и кортеж заехал внутрь, присоединяясь ещё к нескольким грузовикам. Туда грузили убитых членов Петросовета, складывая в кузов штабелями, друг на дружку. ВЦИК состоял преимущественно из меньшевиков и эсеров, отчасти из большевиков, но теперь все их споры оказались решены окончательно. Генерал равнодушно поглядел на трупы, под общим весом которых прогибались рессоры грузовиков, и прошёл внутрь.

Следы боёв виднелись невооружённым глазом, выбоины от пуль и чуть подсохшие лужи крови, казалось, были повсюду. Солдаты вытаскивали мертвецов одного за другим, чуть в стороне лежали, будто спящие, погибшие при штурме ударники и бойцы КГБ. Корнилов снял фуражку и пригладил волосы.

— Ваше Высокопревосходительство! — окликнул его знакомый голос.

Генерал обернулся. Бледный, но весёлый Манштейн стоял в дверях, левая рука его безвольно висела на широкой повязке-косынке.

— Приказ выполнен в точности! — доложил он.

— Вы ранены? — хмыкнул Корнилов.

— Пустяки, Ваше Высокопревосходительство! Заживёт, как на собаке! — скаля зубы, произнёс Манштейн, видимо, ещё не до конца отошедший от адреналина.

— Объявляю вам выговор, — холодно произнёс генерал. — Вы, Владимир Владимирович, теперь глава одной из важнейших структур. Вы права не имеете лезть под пули.

Манштейн посерел лицом. Очевидно, он рассчитывал совсем на иную реакцию.

— А за выполнение задачи объявляю вам благодарность! — продолжил Корнилов, глядя, как снова меняется в лице юный полковник. — Немедленно покажитесь врачу. Не хватало ещё занести заразу в рану.

— Право, Лавр Георгиевич, это просто царапина… — пробормотал Манштейн.

— Это приказ, полковник, — отрезал Верховный.

— Есть показаться врачу! — выпалил Манштейн, вытягиваясь смирно, насколько это позволяла рана.

Кажется, история намерена сопротивляться даже в мелочах. В реальности ранение Манштейна привело к гангрене и ампутации до самой лопатки, что, впрочем, не помешало ему стать самым молодым генералом Белой армии и непримиримым «истребителем комиссаров». «Безрукий чёрт Манштейн» определённо был бы полезнее Корнилову, имея обе руки в наличии.

И это его ранение при штурме Смольного наводило генерала на мысль, что и в других, более весомых моментах история будет пытаться вывернуть на те же рельсы, пусть даже без Троцкого, Ленина и Керенского. Значит, в октябре стоит ждать переворота и штурма Зимнего дворца, даже с другими действующими лицами. Это несколько… Тревожило. Как и возможная смерть генерала от осколка гранаты. Бомбы и гранаты — излюбленное оружие эсеров и прочих террористов. А эсеров он только что смертельно обидел.

Глава 4

Зимний

И всё же на первое время Верховному пришлось расположиться в Зимнем дворце. Смольному после штурма требовался небольшой ремонт, а Таврический дворец отремонтировать ещё не успели.