Дед (роман нашего времени) - Эдуард Лимонов

Бородач забрал его в свой кабинет, где, слава Богу, было тепло. Они вознамерились снять с него отпечатки пальцев. «Они», потому что в кабинете находилась ещё ментовская дама. Отпечатки его имелись в нескольких отделениях в городе Моисея, имелись в Петербурге, в нескольких европейских странах и в Америке. Отпечатки его можно было получить в мгновение ока из их ментовского компьютера, Дед был уверен в этом. Но они хотели, чтоб он понервничал, покричал, отказался бы, а им пришлось бы его заставлять. Потому Дед только усмехнулся и сказал: «А чем обмыть пальцы, хозяйственное мыло-то у вас есть?» Бородатый был готов, как показалось Деду, отменить дактилоскопию, ведь Дед не разозлился, но не отменил. Дама аккуратно накатала валиком его пальцы и оттиснула на их сраных формах.

– Детям буду рассказывать, у кого пальчики катала, – с придыханием сказала она. Бородач указал на раковину с горячей водой, дал губку и мыло. Эти типы были из тех, что повесят тебя по приказу, но благоговейно будут хранить верёвку, на которой повесили.

После дактилоскопии дама сфотографировала его у рейки в профиль, фас и полупрофиль. Вот это уже ему не понравилось.

– К тюрьме, что ли, подготавливаете? – спросил он.

– Как скажут. Будем надеяться, что нет, – вздохнул бородач.

– А что, «фабулу» ещё не прислали? В чём сегодня обвинять будете? В убийстве?

– Нет ещё, – честно ответил бородач. – Не прислали ещё. Ждём.

«Фабулой» на милицейском жаргоне называется лживый текст милицейского рапорта, который следует скопировать задержавшим нарушителя милиционерам. «Фабулу» присылает начальство. В моём случае, подумал Дед, фабулу наверняка сочиняют в Администрации Президента. Или нет?

Его отвели обратно в зал. Там было так же холодно. Пришла в брюках, лёгкой жилетке и шёлковой рубашке тощая блондинка, села неподалёку и углубилась в кипу подшитых бумаг. Когда блондинка стала задавать ему вопросы, он понял, что это его уголовное дело.

– По какой статье вы были осуждены?

– 222, ч. З.

– Какой срок приговора?

– Четыре года. А в чём дело? Я своё отсидел, вышел условно-досрочно.

– Да нет, ничего. Мы и не подозревали, что у вас были такие статьи: организация вооружённых формирований, терроризм.

– В ходе судебного процесса эти обвинения не нашли подтверждения, не было достаточно доказательств. А вам не холодно?

– Я привыкла. А кто у вас был адвокат?

Ему и это не понравилось, как и фотографирование в трёх ракурсах. Хотя он понимал, что его пугают.

– А где правонарушители и преступники? Это что, из-за меня всех нагнали в шею?

– В каком-то смысле да. Сам начальник ГУВД был, ну мы старались не упасть лицом в грязь. Новый год, а мы тут сидим из-за вас.

– То-то у вас и запахов нет. Обычно ОВД воняет.

– Мы пока воняем слабо. Не старые ещё стены у нас.

Блондинка ушла с папкой вместе. Он подумал, что от этих уродов всего можно ожидать. Могут и старое дело открыть по вновь открывшимся обстоятельствам.

Пришёл майор и принёс прошитое дело.

– Читайте.

И стал рядом, ожидая. К нему присоединилась милицейская женщина.

Он стал читать нудные милицейские бумаги. Его обвиняли по ч. 2 статьи 20.2. Статья эта – обещала, насколько он помнил, лишь штраф. Но когда он дошёл до показаний двух свидетелей – милиционеров 2-го оперативного полка, двух из семи, которые брали его у подъезда и ехали с ним в автобусе, он остолбенел от наглости обвинения. Его обвиняли, будто бы он, стоя на Ленинском проспекте, ругал нецензурными словами прохожих. Некая женщина якобы вызвала милицию, и патруль 2-го оперативного полка, дежуривший почему-то неподалёку, приехал. Он, Дед, встретил патруль нецензурной бранью, и когда ему предложили пройти в милицейский автомобиль, он сопротивлялся патрулю физически, отталкивая их. Так и было написано: «оказал сопротивление». Это сопротивление прямиком могло завести его в Уголовный кодекс, в статью, кажется 318-ю, по которой можно было так простенько получить несколько лет за решёткой.

– Вот подлецы! – сказал он вслух. – Всё ложь! – при этом он поднял голову на майора. И на милицейскую даму в чине лейтенанта. Те посмотрели на него глазами животных. Вдруг стало понятно, что в зале очень холодно, что власть не шутит, и никогда не шутила, и что она способна достать и его, Деда, человека опытного, закалённого годами тюрем.

Если бы он был молодой человек, он бы взорвался криками негодования. Он же ограничился тем, что написал в объяснении: «Всё ложь!», и ещё прибавил пару строчек. Отказался отдачи показаний согласно статье 51-й Конституции Российской Федерации.

Майор сложил свои бумаги и сообщил, что сейчас они поедут в суд. Видимо, они торопились осудить его до наступления Нового года. На некоторое время он остался один, если не считать опера с видеокамерой. Опер снимал его только что, читающим милицейские бумаги, и остался где-то за его спиной. Дед подумал было, что нужно обернуться и посмотреть на опера, но не стал. Вместо этого он принялся вспоминать своих маленьких детей. «Червячки любимые» в его воображении явились красивыми и грациозными, как в жизни. «Они как свежие цветочки», – подумал он. Некоторое время он любовно рассматривал своих деток, плавающих в его воображении. Это занятие показалось ему очень уместным за несколько часов до Нового года. Дети-ангелы должны являться своим отцам красивой картинкой под Новый год.

Внизу в коридоре он встретил и словоохотливого капитана 2-го оперативного полка и его подчинённых. Двое из них: тучный брюнет с украинской фамилией, заканчивающейся на «о», и худосочный блондин из бедной деревни во Владимирской области. Капитан был мрачен. А лжесвидетели мялись и глупо улыбались, как школьники.

– Эх вы, ребята! – сказал Дед. – Зачем неправду написали? Совести у вас нет.

Они даже не ответили ему какой-нибудь мерзостью. Не послали. Не заорали вызывающе, что-нибудь вроде «Молчать! Задержанный!». Они улыбались, отводя глаза, как нашкодившие тупые школьники. И капитан, распинавшийся в автобусе, когда везли Деда сюда, молчал. Он уже не мог претендовать на принадлежность к той же группе человечества, что и Дед. «Вот тебе, бабушка, и общечеловеческие ценности. Вот тебе, капитан, ваше истинное лицо, а то присоединился», – подумал Дед. И вдруг неожиданно добавил для себя: «мент поганый». Он ведь недаром отсидел несколько лет и встретил за решёткой несколько Новых годов. Какая-то часть его стала з/к. Пишется как дробь, з/к.

В автобусе все молчали. О чём он мог с ними говорить теперь, когда они дали на него ложные показания. Ему и до этого не о чем было с ними говорить.

Они прикатили в суд, нарушая все правила движения. Видимо, был такой приказ. За автобусом ехали ещё менты из отделения. На своей машине. Командовал ментами из отделения психопатичный подполковник в коротком кожаном пальто с воротником того же каракуля, что и папаха. Им открыл дверь ленивый толстый пристав в бронежилете, и всей толпой они пошли по лестнице вверх. Нигде не было ни души. Только он, Дед, и свора вооружённых людей в форме.

Пришли в коридор со многими дверьми. В нормальное время тут, без сомнения, кипела судебная жизнь, сновали секретари суда и судьи. Жались по лавкам обвиняемые и свидетели. Дед сел на лавку и снял отцовскую шапку, потому что в суде было тепло. Посидев пару минут, он встал и подошел к стенду, где вывешиваются объявления. Ему хотелось понять, куда его привезли, что за участок, кто судья…

Не тут-то было. К нему уже летел психопат-подполковник.

– Сядьте! Сидите и ждите! – закричал подполковник. Он снял папаху, как Дед свою шапку, и под папахой оказался брит и лыс. Подтверждая полковничий крик, один из милиционеров с измождённым лицом двинулся на Деда, сигнализируя Деду телом, чтоб садился.

– Вот психи! – сказал Дед и сел. И стал думать, отчего они такие психованные. И пришёл к выводу, что в психопатию их ввёл главный мент города Моисея/ Моше – генерал Колокольцев, приезжавший подготовить его, Деда, визит к ним. «Ты, старый, – сказал себе Дед, – не забывай, что ты числишься главным смутьяном России. Менты ведут себя как психи от страха. Боятся, что сделают что-нибудь не так. Ну, посуди сам, у них была в их отделении размеренная ментовская жизнь, был последний день перед Новым годом, они уже к салатам оливье и к жирным жёнам собрались, все кроме несчастливых дежурных, и тут пожалте, прилетает самый главный милицейский генерал города Моисея. Буквально стрелой, видимо, пронзил весь город кортежем генерал с упитанными щеками. Стоять! Как стоите! – чтобы им проорать инструкции.

Пока он ехал (всё же через город Моисея не быстро проехать даже ему), они срочно выгнали всех задержанных хулиганов, дебоширов и алкоголиков на улицу. Вот кому повезло! На улицу, чтоб не воняли! Перед этим заставили их быстро-быстро подметать и мыть полы. Менты достали из шкафов белые рубашки, шеи в галстуки, перегар перешибли одеколонами, и стали, глаза навыкате. А генерал, я думаю, прямиком прошёл к начальнику отделения, возможно, к этому психованному подполковнику, на хрен ему, генералу, в их не подметенные углы соваться. Подполковнику генерал устно сообщил, что от него требуется.