Хранители жемчужного жезла - Вольфганг Колльберг

В обтрепанной корзиночке лежали свежие хрустящие булочки, а из разбитого носика старого кофейника, который сейчас блестел чистотой, струился аромат свежесваренного кофе.

— Что тут происходит? — пробормотал старик.

— Я приготовил завтрак, дядя Йозеф. Принес из булочной на углу свежие булочки, масло и кофе.

— Откуда у тебя деньги?

— Они лежали на столе в гостиной.

Черт! Когда мальчишка успел добраться до бабок?

— Ты не в своем уме!

У мальчика снова слезы навернулись на глаза.

— Как ты смеешь вот так, запросто, брать чужие деньги!

— Но… но… в письме… в мамином письме сказано, что это деньги на продукты, — всхлипнул мальчик.

«Сам виноват, ты, идиот, — мысленно ругнулся Юп. — Надо было сразу припрятать и письмо, и бабки. А теперь мальчишка знает про них и может проболтаться в приемнике».

— А откуда ты это умеешь? — он изобразил улыбку и указал на накрытый стол.

— Я всегда выполнял работу по дому. Маме было тяжело, у нее просто не хватало сил на все, — пожал плечами мальчик.

Вот кусок дерьма — валяется на боку и заставляет мальчишку все делать! Потом он задумался. Вообще-то, не так уж и плохо. Может, дней четырнадцать Юп его и подержит. Если мальчишка будет спать на старой садовой кушетке, то вряд ли будет мешать. Племянничек мог бы хорошенько отскоблить его конуру и привести ее в нормальный вид.

— А стирать и гладить ты умеешь?

— Да я и готовить умею, — кивнул мальчишка.

— Ну и прекрасно. Можешь остаться на четырнадцать дней. Только не ной. А сейчас налей-ка мне кофе.

Юп подвинул ему свою кружку («Будем надеяться, он не слишком много ест»).

Парень оказался настоящим сокровищем: он и вправду ел как воробей и вел все домашнее хозяйство. Даже собутыльники заметили, что Юп теперь одевается как-то аккуратнее.

Спустя четырнадцать дней пришло новое письмо от Розвиты. Она писала, что должна задержаться еще на две недели. В письме лежали пятьдесят евро. Отпуск стоил ей дороже, чем ожидалось, и больше денег она сейчас прислать не может при всем желании. Юп вскипел было, но как-то вяло: мальчишка его устраивал.

А еще через месяц пришло очередное письмо. Новый спутник жизни Розвиты имел возможность очень выгодно взять в аренду маленький магазинчик на пляжном променаде, прямо на Баллермана, 6, — хотелось бы стать самостоятельными, — поэтому мальчик сейчас, к сожалению, будет им в тягость. Да к тому же в маленькой квартирке за магазином всего две комнаты — кухня и спальня, а мальчик его возраста не может спать с ними в одной комнате (Юп презрительно фыркнул). Этого она действительно не вправе требовать от своего Ганса Гюнтера, который, вообще-то, душа-человек. Кроме того, ее Гюнни в известном отношении очень требовательный, поэтому она всегда усталая и обессиленная. (Вот ведь задрыга! Развлекается со своим любовником до потери сознания, а бедного мальчишку оставляет торчать здесь.) Так вот, не мог бы он, Юп, еще подержать мальчика у себя? Суммы, которые государство выплачивает на ребенка, не так уж малы. Розвита проинформирует социальную службу и службу по делам несовершеннолетних о том, что она сейчас проживает у брата. Кроме того, она хочет открыть в банке счет на свое имя и дать Юпу право распоряжаться им.

Позже, когда магазин на Баллермана раскрутится, можно будет забрать мальчика. Единственное условие, которое она ставит (Юп за голову схватился от такой наглости), — чтобы он каждый месяц перечислял по сто евро из этих денег на ее личный счет (Гюнни ни в коем случае не должен об этом знать). И пусть брат не вздумает хоть раз забыть об этом (она ведь его хорошо знает): один сигнал в службу по делам несовершеннолетних — и денежные выплаты прекратятся. Юп непроизвольно покраснел: сестра действительно его знала. Впрочем, это неважно, ведь теперь он располагал скромными, но регулярно поступающими средствами, а парень пока не проедает ему плешь. Когда Юп сообщил мальчугану, что его мать остается на Майорке, а он пока будет жить здесь, тот лишь молча посмотрел на старика своими большими синими глазами и кивнул. Позже Юп слышал, как мальчик всхлипывает на своей сломанной садовой кушетке в коридоре…

Он видел, как Оливер повесил полотенце и вышел в коридор. Ну и пусть. Иногда Юп не мог выносить взгляда огромных доверчивых глаз, молчаливо и покорно смотревших на него. Старик сделал еще один большой глоток из бутылки (чего еще было желать!), сладко зевнул и принялся за чтение дюссельдорфской бульварной газетенки, которую всегда таскал из почтового ящика соседей. Он взглянул на передовицу, озаглавленную: «Сенсационная новость на Дюссельдорфской ярмарке!». На фото рядом некий потрепанного вида мужчина в цилиндре и поношенной куртке с ветхим золотым галуном демонстрировал на раскрытой ладони… морковку. «Совсем с ума посходили, — подумал Юп. — Представляют какую-то морковку как мировую сенсацию! Поганый бульварный листок!» И, не читая статью, помещенную под фотографией, он швырнул газету в угол — пусть мальчишка ее уберет. Юп сделал еще глоток. Хороший глоток.

Оливер сидел на своей ветхой кушетке и прислушивался к звукам из дядиной комнаты, служившей и спальней, и кухней. Тот уже громко храпел. Мальчик полез в левый карман своего старого джемпера и осторожно вынул маленькую коробочку. Она была чуть больше спичечного коробка, но раза в два выше и более крепкая. Оливер, сколько себя помнил, хранил в ней самое дорогое, что у него было, — прозрачный ярко-красный камень, похожий на стекло или хрусталь, который старик Юп, обнаружив, едва не обменял на глоток шнапса. Но малыш племянник так обреченно посмотрел на него своими огромными глазами, что Юп снова положил камень в деревянную коробочку и больше не искал денег в его вещах.

Красный стеклянный камень был самым большим сокровищем Оливера. Мальчик часто в одиночестве сидел, держа его, играющий множеством граней, против света, и любовался кроваво-красным свечением. Однажды в камне, как в зеркале, он увидел себя бесстрашным Марко Поло, богато вознагражденным за верную службу великим ханом Хубилаем. Это было удивительное путешествие. Венецианцы сопровождали монгольскую княжну в Персию, где девушку ждал жених, а потом через Армению и Турцию должны были вернуться к родным берегам…

Марко-Оливер взглянул на маленькую коробочку, глубоко вздохнул, осторожно поднял крышку с тремя отверстиями для воздуха и посмотрел на крошечное существо, которое сладко спало в своей постельке из ваты, устроенной мальчиком.

— Привет! прошептал он совсем тихо.

Прорицание

— Пусть Вугур и Вильдо немедленно явятся сюда, они войдут в группу поиска, — велел Голиаф, камарин крохотных гномов.

— Не получится. Вугур сможет встать на ноги, самое раннее, через пару дней. Да и Вильдо требуется как минимум неделя постельного режима, — возразил Клининг.

— Мы не можем ждать так долго, — король был мрачнее тучи.

— У нас же никого нет, Голи.

— Может, мы могли бы прихватить в помощь кого-нибудь из женщин или стариков?

— Голи, у нас никого нет, — повторил Клининг. — В тот злосчастный день была идеальная летная погода. Первоклассный прогноз, полный штиль — все и полетели. И дети, и женщины, и старики… ну, все! Никто и вообразить не мог, что внезапно из ниоткуда налетит ураган… Ужасно! — Клининг вздохнул и замолк.

— Слушайте! — приказал король. — Заберите тех двоих из больницы, сейчас же!

Клининг с Вальмином озадаченно переглянулись, но ослушаться не посмели. Через некоторое время в зал на цветочных носилках внесли Вильдо, а следом прихрамывал поддерживаемый Вальмином Вугур.

— Мне жаль тревожить вас, ребята, но только здесь я могу объяснить вам, о чем речь. — Камарин немедленно перешел к делу. — Я предполагаю, что до сих пор никто из вас, даже ты, — он повернулся к Клинингу, — никогда не видел Жемчужный жезл камаринов и ничего о нем не слышал.

Он вопрошающе оглядел присутствующих. Потом, упершись спиной в маленькую спинку Жемчужного трона, повернул зеленую жемчужину, украшавшую левый его подлокотник, и, закрыв глаза, тихо пробормотал заклинание, которое не расслышали ни Клининг, ни остальные. И в этот момент камарин, казалось, исчез, а Жемчужный трон начал медленно мерцать и становился все более и более прозрачным, а у его подножия появилась маленькая продолговатая шкатулка, которая медленно отделялась от трона, достигшего прозрачности голубой морской воды. Словно пребывая в трансе, камарин поднял шкатулку и поставил ее себе на колени. Как после глубокого обморока, он медленно приходил в себя, пока Жемчужный трон и все окружающие предметы вновь обретали привычные очертания. Четверо гномов во все глаза смотрели на короля. Клининг разглядывал своего старого друга, как будто тот был существом из неведомых морских глубин.