Свидание - Сергей Подгорный

"Мотоцикл кто-то загнал в остановку, - определил Кукин, - включил малый свет... - И почему-то решил: - Мотоцикл с коляской".

Так прошло с полчаса, и со стороны села Кудрино Кукин услышал слабый гул мотора; он медленно, чуть заметно усиливался. Кукин, встав, начал нетерпеливо смотреть в ту сторону, и вскоре, когда машина шла временами на подъем, в небе стало возникать колеблющееся желтое свечение. Наконец она выскочила из-за поворота улицы, ослепив фарами. Кукин просяще стоял на обочине с поднятой рукой, но "Жигули" промчались мимо, и скоро их красные огоньки скрылись за другим поворотом.

"Черт... - огорчился он, возвращаясь на скамейку. - Но ничего: до утра еще далеко..."

Шум машины истаял, и вновь Кукина, сидящего у края освещенного пятачка, накрытого, будто черным колпаком, безлунной августовской ночью, обступила глубокая тишина.

Он вдруг поймал себя на том, что она кажется ему напряженной, и на том еще, что его все больше начинает что-то тревожить.

Еще только что, какие-то минуты тому назад, он чувствовал себя спокойно, словно бы даже хозяином спящего села. Его настроение можно было передать так: "Вы спите вот, а утром снова займетесь тем же, чем вчера и позавчера, а я добираюсь на вокзал и уже днем буду далеко отсюда, где ждет месяц интересной и вольной жизни..."

Но вот это настроение ушло, незаметно вытесненное тревогой, неясным беспокойством, как от ощущения опасности, которую он еще не может определить, но которая уже существует.

"Что это? - подумал Кукин, рассеянно застывая взглядом на пачке из под сигарет, валявшейся шагах в двух перед ним. - Чего вдруг?.."

Однако он со все растущей настороженностью вслушивался в себя и вокруг, мысленно всматривался в то, что произошло с момента, когда вышел за дверь квартиры, чувствуя с каждой минутой, что его странная тревога - не блажь, она следствие чего-то действительно таящегося в ночи, но чего - он не мог понять. Единственным событием с тех пор, как сел на эту скамью, было появление машины, безучастно промелькнувшей в сторону города, но легковушка - Кукин несколько раз мысленно проверил - не имела никакого отношения к возникшей тревоге.

Он пожал плечами (в этом пожатии было столько же досады, сколько беспомощности) и заметно суетливо прикурил сигарету. "Ладно... успокаивающе сказал себе, застывая помимо воли в напряженном и боязливо-чутком раздумье, - хорошо, попробуем с другого конца... Ладно пусть предчувствие опасности, но какой? _Какой именно_?.."

Он пережидающе вздохнул, чувствуя уже раздражение и от непонятно отчего возникшего беспокойства, и от своего бессилия найти его причину, повел в темноту рассеянным взглядом и вздрогнул, похолодев: взгляд споткнулся о тусклый фонарь у павильончика автобусной остановки. Еще не успев ни о чем подумать, Кукин, взвинченный настороженностью, одиночеством, темнотой и тишиной, понял, пораженный, что _именно это и есть причина_ подспудно возникшей и растущей в нем тревоги.

Несколько долгих секунд, чувствуя, как разрастается необъяснимый страх, Кукин глядел на тусклый фонарь, потом перевел застывший взгляд на клумбу перед собой.

"Ну да... - потрясенно подумал он. - Как же я не увидел _этого_ с самого начала?.."

Нет, конечно же, с самого первого взгляда он увидел все, что можно увидеть, просто заранее был уверен, что не может увидеть ничего _этого_, и подогнал увиденное под самое "естественное" объяснение, которое тут же и пришло в голову, но в подсознании, обостренном всей окружающей обстановкой, увиденное отложилось полностью, и все время, пока сидел на скамейке, ждал услышанную издалека машину, шла незаметная его сознанию работа, следствием которой и явилась непонятная тревога.

"Нет, это не фара мотоцикла... - ошеломленно подумал Кукин, уставившись растерянным взглядом на яркие пятна цветов. - Во-первых - сама форма, она ведь прямоугольная, у мотоциклов я таких не видел... А цвет... Он желто-зеленоватый, завораживающий, когда в него всматриваешься, призрачный и нереальный, словно... словно отражение неведомой луны... Я не видел такого никогда... И вот что еще: фара светила бы гораздо ярче, причем и стекло ее, и - главное - отражатель не были бы освещены так равномерно..."

Он снова коротко взглянул в сторону павильончика и окончательно утвердился: нет, это было что угодно - только не фара, и оно действительно существует, ему не мерещится.

"Ну ладно, ну хорошо, - упрямо думал он, противясь все растущему страху, - ну пусть какая-то светящаяся штуковина, но почему я боюсь? Почему?.."

"Почему же я боюсь _так_?.." - безжалостно уточнил он через минуту.

Он чувствовал, что этот, уже ощущаемый страх - лишь жалкий предвестник того, который неизбежно явится, если он будет теперь всматриваться в странный свет и тьму вокруг этого света.

"Но _чего_ я боюсь?!" Это было для Кукина непостижимо. "Взять и пойти посмотреть, что там - да и дело с концом?" - в беспомощном отчаянии подумал он.

Кукин начал поворачивать голову, чтобы еще раз взглянуть на желто-зеленый свет, прежде чем встать, когда вдруг осознал, что уже давно слышит с той стороны негромкие звуки. Он слышал их и минуту, и две, и пять назад, может, и раньше, но не обращал внимания, потому что _таких звуков просто не могло быть в природе_: ни одно живое существо не могло издавать их, ни один механизм.

"Что это? Шумит в ушах от напряжения?.." - оцепенело подумал он, хватаясь за последнюю соломинку. Он заткнул на несколько секунд пальцами уши, и тихие, но чудовищные своей невероятностью звуки тот час же пропали, стал слышен лишь густой гул крови.

- Так... - шепотом выдавил Кукин, вглядываясь в свет и вслушиваясь в доносящиеся звуки уже как в реальность, чувствуя, что сзади на плечи наваливается, придавливает к скамье страх, подобного которому он не испытывал ни разу в жизни. Позже, уже сидя в кабине ЗИЛа, мчащегося в город по пустынному шоссе, и на вокзале, ожидая Ивана Семеновича, он пытался определить, на что - хоть отдаленно - были похожи те звуки.

Они, едва слышные, напоминали неимоверно быстрый шелест тысяч листов сухой бумаги, изменяющийся в едва уловимом ритме, для каждого листа своем, шелест, на который во множестве стремительно навивались, пульсируя, другие ноты, и тысячи тысяч ритмов сплетались в какой-то общий, который не могло охватить сознание.

Это было странным подобием музыки, словно бы втягивающей в себя, завораживающей до оцепенения и заставляющей холодеть от стремительно нарастающего ощущения того чудовищно _чужого_ и непостижимого, что открывалось за тихим и безумным мельтешением звуков.

Кукин с усилием отвернулся. Как только он перестал всматриваться и вслушиваться, страх, еще не успевший по-настоящему навалиться, вновь стал отступать куда-то в глубину.