Остаточный свет - Анастасия Кузьмич

в гибернации

Тихий бессознательный образуют сомн.

Мимо кромки леса, освещённой заревом

Рыжевато-розовым, я иду домой.

Ранние прогулки. Отдых для сознания.

Шанс хоть ненадолго быть самим с собой.

2021

Что манит нас?

Как трудно нам бывает утром встать:

Уставшие, всё ждущие субботы,

Мы тащимся в объятия работы,

Мечтая лишь упасть в свою кровать.

Работа – дом, похоже, замкнут круг,

И кажется – мы скованны цепями,

А там, откуда поросли корнями,

Лишь воля простирается вокруг.

Что манит нас в неведомой глуши?

Свобода ли есть жаждать так свободы

И трепетать от прелести природы?

Мы все рабы, рабы своей души.

Сад

Этот мир прекрасный сад,

Рай у берега реки.

Мы в нём только сорняки,

Ждём без цели свой закат.

Жизнь идёт, неспешен шаг.

Нас затягвает в поток,

Мы ныряем. В потолок

Упираясь головой.

Эта жизнь прекрасный сад.

Солнце светит, но не нам.

Наша плоть уйдёт цветам,

Остальное – прямо в ад.

Дали

Нас не зовут, не манят дали,

Нам не достичь больших высот,

Мы все давно рабами стали

Мирских и низменных забот.

И гаснет серое сознанье

Под гнётом повседневных дел —

Так постепенно умиранье

Души внутри уставших тел.

И закатное солнце

И закатное солнце мерцает багряно-красным,

И вступает в свои права безразличный вечер.

Ты давно перестал задумываться о вечном,

И уже не тебе задумваться о прекрасном.

Твои ноги свисают с края – носками в бездну.

Ты мешаешь подошвой горячий и вязкий воздух,

Вспоминая, как раньше было легко и просто,

А теперь всё стало пустым и до боли пресным.

Ты не знаешь, что будет завтра, да и не важно.

Если завтра наступит, возможно, тебе не выжить.

Оно, может, тебя раздавит и обездвижит,

Оно, может, схлопнет тебя, будто ты бумажный.

Ну и что? Светит солнца закатного красный пламень.

У историй, подобных этой, конец известен.

Все мы брошенный кем-то в морские пучины камень,

Блеснут гладкие грани и в бездне навек исчезнут.

VI. О сне, смерти и забвении

Сон

Сон будто очень маленькая смерть,

Закрыв глаза – назавтра ожил снова.

Такая смерть для жизни есть основа,

Она земную движет круговерть.

Сон сам приходит, стоит грянуть ночи.

Я лёг в кровать – и новый день отсрочен.

В изнеможенье не запомнив снов,

Я просто исчезаю из эфира,

Во тьме, как склеп, покоится квартира,

А мир живёт, не потеряв основ,

На коих будет зыбиться уж скоро

Без моего строжайшего надзора,

Иссохнет тело чахлое когда

И я усну, знакомо и привычно,

Как то бывает дня в конце обычно,

Теперь в последний раз и навсегда.

Пустота

Пустота внутри. Пустота снаружи.

Этот мир лишь белая пелена.

Что ты видишь ночью, закрыв глаза?

Что ты слышишь днём, затыкая уши?

Пустоту. Повсюду есть лишь она.

Нет начала, нет ни конца, ни края.

Что ты будешь чувствовать, умирая?

Пустоту. Забвенье и пустота.

Будь готов

Смерть поманит однажды тебя рукой,

И тогда ты услышишь протяжный зов.

Не бери в багаж ничего с собой,

Просто помни – однажды – и будь готов.

Смерть придёт к тебе в твой заветный час,

И её дыханье опалит грудь.

Чтобы пыль не пожрала их вечный глас,

Завещай все книги кому-нибудь.

Смерть придёт, в бумажных чертах лица

Ты узнаешь собственные черты,

И поймёшь, что, в сущности, до конца

Шёл один, до этой немой черты.

Смерть придёт забвенья слепым огнём,

Без речей, без пафосных фраз и слов,

Ведь сгорает каждый однажды в нём.

Просто помни – однажды – и будь готов.

Покрываюсь плесенью

Моё время ушло. Покрываюсь плесенью.

Моё тело сыпется как песок.

Я ещё не стар, но безынтересен.

И смотря на неба в окне кусок,

Я подумал: если бы знал, что завтра

Это небо наземь обрушит свод,

Я бы встал с постели, впитал свой завтрак,

И осел ждать смерти, приняв исход.

Я иду в тишине

Я несу пустоту глубоко в голове.

Мысли где-то роятся, но всё же,

Они там, высоко в облаков синеве,

Здесь же лишь оболочка похоже.

Мне теперь не болит и не ноет душа —

Мои ноги несут меня сами.

Я неспешно иду и, почти не дыша,

Отмеряю секунды шагами.

Моя жизнь, как поток, что течёт в никуда,

Повинуясь капризам теченья.

Я плыву в тишине, подо мною – вода,

И тянутся, как вечность, мгновенья.

Мне бы встать только раз босиком по утру,

В доме сером от пыли и быта,

И внезапно понять, подчиняясь нутру,

Что жива. Что ещё не убита.

Человек по дороге идёт в никуда

Человек по дороге идёт в никуда,

Каждый путь оборвётся однажды.

И есть жизнь, что когда-то родила вода,

Что же смерть породило – неважно.

Он идёт, своё тело и душу влача,

По маршруту без цели и смысла,

Кто сегодня минёт топора палача —

От судьбы завтра выхватит выстрел.

Завтра сердце его перестанет бежать,

Но едва ли есть много отличий

В теле, что продолжало идти и дышать,

От недвижимых смерти обличий,

Принимаемых раз и вовек мертвецом.

У него те же ноги и руки,

Он всё тот же. Немного бледнее лицом.

Не страдает от боли и скуки.

Он не ест и не пьёт, и не пишет стихов,

Не мечтает, не любит, не плачет.

Он не ищет ключей, не имея замков.

Он такой же. Он есть, но иначе.

30.05.21

VII. О молчании

Все секреты свои…

Все секреты свои, предавая огню,

Я надёжно останки в себе схороню,

И на веки веков только пепел и прах

Будут памятью мне о минувших делах.

Свои мысли в сердцах навсегда сохрани…

Свои мысли в сердцах навсегда сохрани,

Пусть в твоей тишине, не подвластные звуку,

Кроме гулкого монотонного стука,

Только сами с собою томятся они.

Тютчев лгал

Тютчев лгал. Я считаю также – и тоже лгу.

Все те мысли, казалось, преданные нутру,

Рвут на части кожу, когтями скребут язык,

И рождает глотка слова, превращая в крик,

Извергает фразы отрывистые на лист,

Что навечно теперь изгажен о них, нечист.

Ложь ложится – чернильный плавный круговорот.

И уже слова не влезают обратно в рот.

Их не съесть, не выпить, они не желают тьмы,

Не желают забвенья в сводах своей тюрьмы,

Заточённые в череп, однажды погибнут в нём,

Когда нам умирать придётся – и мы умрём.

VIII. О коробках

Что есть тело, что дух?

Что есть тело, что дух?

Выбирая из двух:

Где есть я?

А где только коробка моя?

Комнаты

Серые стены и комнаты, комнаты, комнаты.

Мы в них заложники с раннего – внутриутробные,

Мы заключённые, камень терзаем отметиной,

Сломанным зубом и ногтем в отчаянье изъеденном.

Комнаты, комнаты – нет ни ключа, ни скважины

В клетке грудной и в камере сердца продажного.

Нет в черепной коробке пробитой пулею

Выхода – лишь одиночество да безумие.

Комнаты, комнаты – только они тебя видели,

Только они твоей будут навек обителью,

И после смерти, когда тебя вынесут на горбу,

Труп будет предан твой комнате, то есть гробу.

По заветам Бродского

…Но я не гулял по улицам (по заветам Бродского).

Я смотрел на обои

В блеклый цветочек мелкий,

В осыпавшуюся крошку пожелтевшей давно побелки,

Побелка была растрогана обглоданным ногтем от скуки.

Я и сам был теперь растроган.

Лежал, на груди сложа руки,

Как полагается трупу, в последний собравшись путь.

"Быть или не быть?",

"Будь или не будь".

В перспективе вселенской

Истлевал заранее.

А надо мной здание, снизу здание, сбоку здание.

И я прирастал к стене камнем внутрь извне.

И я примыкал к зданию, здание было во мне.

29.10.20

Я есть

Мне стихи не пишутся, так бессмысленно.

Я не собран. В общем-то, и зачем?

Захлебнувшись чувствами, словом, мыслями,

Я внезапно к этому охладел.

Я не вижу цели, не вижу толка в ней.

Я не вижу. В этом моя беда.

Я сижу в коробке, заполнен хлопьями.

Я