Кыш, магия! - Юрий Иванов

Глава вторая,

в которой двери прячутся за дверьми, а Люминивый Попугай слишком много на себя берёт

Падая, Саня глянула вниз и увидела под собой крышу домика, но не успела испугаться, как пролетела её насквозь. Она упала на пол, выстланный толстым ковром, бархатистым и пружинящим. Саня села и огляделась.

Комнатушка, в которую она приземлилась, выглядела нелепо. Вся мебель была сплетена из толстой лозы: даже умывальник в углу, картины и, поразительно, светильники на стенах. В кресле-качалке, тоже из лозы, тихо сидел старичок без бороды в белых брюках, белой рубашке и белых-белых теннисных туфлях. Он выглядел эдаким одуванчиком: чистенький, седенький и благодушный.

Старичок покачивался в кресле, заложив ногу за ногу, и добродушно посматривал на Саню одним правым глазом, зрачок которого был серым и тусклым. Левый же глаз был прикрыт чем-то, что Саня окрестила «несуразным моноклем». Это была большая круглая оправа со стеклом, заклеенным обрывком газеты с надписью «брысь!», выведенной красным карандашом. Несуразный монокль ни на чём не держался (не было ни душки за ухо, ни верёвочки), он просто висел, прикрывая левую глазницу старичка.

Саня вспомнила, что неприлично пялиться на незнакомых людей, и перевела взгляд на окно. Но занавески закрывали его столь плотно, что смотреть туда оказалось неинтересно. Тогда она перевела дух и сделала четыре хороших дела зараз – состроила сердечное лицо, поздоровалась, поблагодарила и представилась:

– Здравствуйте. Спасибо. Я – Саня.

Старичок ответил отчего-то сокрушённо:

– Хотел бы с излишними церемонностями пригласить тебя в гости, да поздно: уже ввалилась кубарем. Я – Вверх Магистр, а «хо-хо» не значит ничего, это я так, для смеха на указателе приписал.

Слова прозвучали чудаковато, а имя и вовсе чудно, но Саня решила: не её это дело. И, чтобы наладить тёплые отношения, любезно посочувствовала старичку:

– Очень, очень жаль, что вы его потеряли.

– Что потерял?

– Ваш глаз.

– Батюшки! – переполошился хозяин берлоги. – Я потерял глаз. Нужно срочно искать!

Он сделал едва уловимое движение бровью – и несуразный монокль сам собой перескочил через переносицу на правый глаз. Старичок, сидя на кресле-качалке, наклонился, согнулся пополам и принялся осматривать пол открывшимся левым глазом.

– Куда ж он закатился? – сетовал хозяин.

– Ой! – вскликнула Саня. – Да у вас оба глаза на месте.

Старичок поднял взгляд на неё, обстоятельно оглядел, похоже, с затаённым подозрением. А Саня, позабыв о приличиях, уставилась на глаз, что открылся. Зрачок его жёлто горел, точно тигриный глаз. Ещё в нём время от времени пыхало золотое пламя – и тогда на грудь старичку низвергалась россыпь искр, таких же ярких и жёлтых, как сам зрачок.

Магистр вновь двинул бровью, монокль прыгнул обратно и прикрыл «тигриный» глаз. Старичок пожевал губами в раздумьи и Сане медленно выговорил:

– Несуразная ты какая-то. С крапивной чудинкой, да не злая. Это вроде как не ахти – да недурственно, местами славненько.

– Не обижайтесь, пожалуйста, – грустно попросила Саня. – Я нечаянно так решила про ваш глаз… по ошибке… глядя на заклеенный монокль.

Старичок расплылся в улыбке и охотно пояснил:

– Это не монокль, а отпугмаг. Видишь ли, серый глаз у меня заурядный – обычный человеческий. Другой же, который цвета волшебства, – магический. Увы, когда не ворожу, вынужден держать его под заслонкой, чтобы невзначай не сотворить чего ненужного… или опасного… или бесконечного.

– Так вы – волшебник! – Саня распахнула рот в изумлении, но спохватилась и запахнула. – Что такое отпугмаг?

– Это сокращение от слов «отпугиватель магии».

– А надпись зачем?

– Это милое «брысь!»? – зачем-то уточнил Магистр.

Саня кивнула.

Старичок поднял к потолку указательный палец, как поступают пожилые люди, когда требуют особого внимания, и обстоятельно растолковал:

– Как раз «брысь!» и прогоняет назойливую магию, которая вьётся над моей головой, норовя залезть в левый глаз. А отпугмаг вроде цепного пса: не лает, не кусает и в глаз не впускает!

Саня поникла: сказать не сказать, и всё-таки не удержалась, поправила старичка:

– Не лает, не кусает и в дом не впускает – эта загадка не про собаку, а про надёжный замок.

Тут откуда-то снаружи домика долетел громкий стук, будто со всей силы били ногой в дверь.

Саня вздрогнула.

– Кстати о замках, – старичок беззаботно улыбнулся и, указывая на окно, пояснил: – Это там, наверху, дверь ломают.

– Дверь? Не видела никакой двери.

Магистр добродушно хихикнул:

– Ну, ты же нормальная. А они… – он брезгливо скривился, – …привыкли всюду двери ломать, вот и здесь ломают. Нужно не нужно, есть дверь – нет двери. Всё одно, ломают.

– А вдруг выломают? – спросила с тревогой Саня.

Магистр пожал плечами и в свою очередь спросил:

– Как можно выломать то, чего нет?

Теперь уже Саня пожимала плечами.

Старичок встал, подошёл к окну и раздвинул занавески.

– Ух, ты! – воскликнула Саня.

За окном вдали высились могучие горы, а вернее сказать, могучие горы низились, потому что были перевёрнуты вершинами книзу. Снежные шапки с горных пиков опасно провисали, да не срывались. Узкий ледник взбирался по ущелью, также перекувырнутому вверх тормашками.

Магистр же расценил её восклицание по-своему: озорно подмигнул Сане и решительным толчком рук распахнул оконные рамы. Высунулся по пояс наружу и с деланной сердитостью прокричал:

– Хватит тарабанить! В берлоге никого нет. Хозяин вернётся через сто лет. Просьба обождать и не беспокоить. Хо-хо!

Магистр переместился из окна в комнату и, безмерно довольный своей шуткой, ликующе сообщил:

– Какой я молодец, знатно их разыграл!

В самом деле, несмотря на явную нелепицу его заявления, удары прекратились, и топот бегущих ног зазвучал удаляясь.

Магистр весело прибавил:

– Побежали доносить королю Изольде, что меня нет дома. Хотя, если поразмыслить: ну откуда королю быть в деревне? Деревня же не королевство! – и, заметив только сейчас в глазах Сани немой вопрос, всполошился: – Ох-ох, что не так?

– Горы.

Старичок доверительно повинился:

– Абсолютно права: это горы. Понимаешь, я прожжённый гурман: души не чаю в чистом горном воздухе.

– Я не про то, – сказала Саня. – Там наверху, на тропинке, гор не было… И почему они перевёрнутые?

– Моя берлога лежит на ином, на Горном Уровне, – обыденно пояснил Магистр. – А что горы перевёрнуты, так это на свежесть воздуха не влияет. Ну ладно… чтобы тебя не смущало…

Магистр надавил рукой на угол подоконника, и оконная рама, вся целиком, перекрутилась вокруг центра. С рамой перевернулся и пейзаж за окном, точно был картиной. Снежные пики устремились вверх, как и полагалось от природы. Но теперь оказалось опрокинутым окно: подоконник вздернулся вверх, а шнур, на котором крепилась занавеска, переехал вниз – оттого шторки свесились аж до пола.

Старичок в раздумьи побарабанил пальцами по оконной раме да махнул на окно рукой и сказал:

– Бяк-сяк, пустяк. Так зачем я тебе столь срочно понадобился?

– Ни за чем, – пожала плечами Саня.

Ведь правда, сюда она попала совершенно случайно, спасаясь от погони.

Хозяин берлоги не подивился такому ответу, лишь переспросил, скрупулёзно уточняя:

– Как сильно ни за чем: просто ни за чем, или нисколечко ни за чем?

– Ни капельки ни за чем, – предложила Саня третий вариант.

– Ого! Дело особой судьбоносности! – ошеломлённо воскликнул Магистр. – Заплутавший путник – это не какой-нибудь мелкий лазутчик, это мировая катастрофа!

Он бровью подвинул отпугмаг, открыв волшебный глаз.

Саня увидела, как полоска золотистого света проблеснула у старичка из-за уха и шмыгнула в магический глаз – наверное, это было то самое кружившее над головой волшебство, о котором он говорил. Глаз запульсировал неведомой силой, обсыпая грудь и плечо старичка золотыми искрами.

Магистр по-хозяйски распорядился:

– Следуй за мной, не отставай ни на шаг, коль жизнь дорога.

И пошёл вдоль окна.

Саня могла поклясться: только что справа от окна не было двери. Теперь же дверь, низкая и широкая, сама отворилась перед Магистром.

Магистр прошёл первым. Саня переступила порог следом, помня о строгом наказе не отставать.

Они вошли в комнату, которая была квадратной. В углу по жёрдочке расхаживал Попугай диковинной расцветки, будто его обсыпали алюминиевой пудрой. Он важно ступал лапами в густых перьях, как в штанишках. При этом хитро щурился и на каждом шаге кивал себе хохлатой головой, точно бы соглашался с тайными мыслями.

Понизу комнаты шли четыре нормальных двери, а над ними возвышались четыре двери, перевёрнутые вверх тормашками, как недавно горы в окне. Для верхних дверей полом служил потолок. Кроме того, ещё одна закрытая дверь лежала на полу, прямо-таки под ногами.