Кое-что из жизни маньяков - Виктор Точинов

Бывшая супруга доцента, не в пример институтскому начальству, повела себя на редкость благородно. В Сибирь бы она за ним не пошла, не княгиня Трубецкая, но быстро наняла с кооператорских своих барышей хорошего и дорогого адвоката. Бесплатный назначенный адвокат, как известно, это лишь еще одно лицо в толпе провожающих на Колыму.

Адвокат быстро все понял и принялся обхаживать Юлечку: отзовите, мол, заявление, не ломайте человеку судьбу. А о компенсации договоримся.

А она ехидно так отвечает: судьбу, значит, ломать нельзя, а черепа деталями мебели можно? Нет уж, пусть отсидит и вернется другим человеком.

Не достигли консенсуса. Но адвокат не сдается. Он Юлю в ресторан приглашает. Причем в «Асторию».

Она подумала и пошла. Сидят они за столиком с крахмальной скатертью, адвоката там хорошо знают, сразу, без заказа, подают шампанское с фруктами, чтоб не скучал пока с дамой. Адвокат шампанское наливает, поблескивая золотыми запонками, метрдотеля запросто Макарычем называет, небрежно заковыристые названия блюд произносит – производит, подлец, впечатление на неискушенную Юлечку.

Однако ее этим попробуй пройми. Она в меню смотрит в основном на графу с ценой – что ей французские названия. И заказывает самое дорогое.

За холодной закуской адвокат начинает разговор, конкретно с их делом вроде и не связанный. Намекает, что он, адвокат Красницкий, в юридическом мире Ленинграда человек не последний, даже наоборот. Что в друзьях у него вся прокуратура и половина судей. Что судиться с его клиентом любой трезво мыслящий человек трижды подумает. И приводит соответствующие примеры и случаи. А сам все подливает Юле и подливает.

Она вино пьет, хотя и понемногу, и постепенно начинает улыбаться адвокату все завлекательней. От этих улыбок Красницкий немного сбился с темы и затянул песнь о том, как, несмотря на блестящие юридические победы, одиноко живется ему без женской ласки. Юля любезно сочувствовала.

За горячим адвокат наконец перешел к делу, причем в довольно жесткой форме. Он, Красницкий, оказывается, вдумчиво прочесал еще раз их подъезд и обнаружил старушку – божьего одуванчика, в ту ночь не спавшую. И, теоретически, вполне способную услышать все происходящее в лифте. Она, кстати, тревожную кнопку и нажала. Память у старушки не очень, но бабушка вполне дееспособная – при надлежащей стимуляции легко вспомнит не только изнасилование в лифте, но и русско-японскую войну вместе с Цусимским сражением.

Так что им с мужем лучше дело до суда не доводить, ввиду возможной ответственности за ложные показания. И обсудить с ним условия разумного компромисса. При этих словах Красницкий придвинулся к Юле поближе и нагло уставился на разрез юбки.

Но тут матерый волк из адвокатуры дал промашку. С Юлечкой так нельзя, с ней только по-хорошему можно. От угроз она просто звереет с непредсказуемыми для окружающих результатами.

Для начала она положила руку на белоснежную скатерть, поиграла изящными пальчиками и демонстративно проверила остроту когтей, стрельнув в адвоката крайне недоброжелательным прищуром. Край красивой губки угрожающе приподнялся, обнажив белые острые зубки. Побледневший Плевако вспомнил до сих пор не зажившие, воспаленные царапины на лице подзащитного и поспешно отодвинулся вместе со стулом.

А Юлечка, развивая успех, взялась за свою сумочку. Не показывая содержимого адвокату, открыла в ней пудреницу и снова закрыла, громко щелкнув застежкой. Затем выудила оттуда же кассету без футляра (за всеми этими делами уже месяц забывала отдать «Пинк Флойд» подружке). Поигрывая кассетой, весело поинтересовалась: не подскажет ли уважаемый метр, какой нынче срок светит за подкуп свидетелей?

Красницкому такой оборот дела совсем не понравился. Конечно, ничего особо криминального он не сказал, мало ли каким лекарством от склероза можно старушкину память стимулировать. Но популярный и дорогой адвокат должен иметь репутацию белоснежную, как передничек первоклассницы. Тут любой даже слух по карману ударяет болезненно.

Почувствовав, что противник дрогнул, Юлька продолжила стрельбу по площадям. О семейном положении адвоката она не имела понятия, но сильно подозревала, что ходить холостым этой воплощенной респектабельности просто неприлично. И лицемерно посочувствовала, не убирая кассету: как же относится супруга адвоката к его томительному одиночеству и отсутствию женской ласки? Бессердечная, должно быть, женщина.

Жена Красницкого была дочерью весьма высокого чина из министерства юстиции. От Юлиных экспромтов адвокат несколько растерялся и стал с тоской подумывать, что клиенту прийдется все же ехать на лесоповал. Но он отнюдь не был бесталанным зятем начальственного тестя. Конечно, теплую экологическую нишу ему занять помогли, но свои высокие гонорары он отрабатывал вполне добросовестно.

Он зашел с другого фланга. Для начала долго извинялся перед Юлей, уверяя, что имел в виду совсем не то, а вовсе даже противоположенное, что до подкупа свидетелей ему совершенно нет нужды опускаться и что такая умная и красивая женщина вполне способна понять всю тонкость ситуации.

Умная и красивая понемногу смягчилась: позволила поцеловать ручку, по тому же принципу выбрала десерт и заставила Красницкого пойти заказывать оркестру песню «Мама, я жулика люблю». Этим адвокат чуть подорвал свою ресторанную репутацию – таких песен здесь не исполняли из принципа.

Под самый развеселый из предложенных мотивчиков этот Перри Мейсон местного розлива начал новую атаку. Теперь он напирал на безобидность (Юля с сомнением хмыкнула) и даже общественную полезность бедняги доцента; на значимость его научных трудов для всего прогрессивного человечества; на единственного доцентова сына, который неизвестно каким путем пойдет без правильного мужского воспитания. О возрасте и массе крайне вредных наклонностей этого начинающего тунеядца Красницкий, естественно, не сообщил.

Наевшаяся Юля подобрела еще больше и твердо пообещала подумать над его предложениями. Она даже не против отозвать заявление, но ей надо посоветоваться со своим адвокатом.

На том и порешили.

Экс-фурия наотрез отказалась от предложений проводить ее до дома, адвокат расплатился и прихватил ресторанный счет для предъявления бывшей доцентской супруге. Распрощавшись с Юлей у дверей ресторана, Красницкий уже мысленно трубил победу. Как выяснилось, зря.

Его с подзащитным подвели целых три причины, хотя было бы достаточно любой из них.

Сначала Юля встретилась со «своим адвокатом». Под этим звучным названием фигурировала задушевная подруга Маша, заканчивающая юридический факультет. Маша сообщила маленький секрет родной Фемиды: оказывается, наши советские законы позволяют посадить мужа за изнасилование собственной жены. Причем, что характерно, некоторые злонамеренные бабенки этим юридическим казусом уже успешно воспользовались. И Маша посоветовала ни в коем случае не менять показаний.

Затем как-то незаметно, потихоньку, пошла четвертая неделя Мишиного пребывания в больнице. И сотрясение мозга, и его последствия уже прошли, даже память вернулась – пациент настойчиво просился на волю. Но эскулапы решили перестраховаться.

А здесь есть одна маленькая юридическая тонкость: с двадцать второго дня пребывания на больничной койке повреждения потерпевшего считаются уже средней тяжести. И уголовное дело продолжается независимо от наличия его заявления. Красницкий рвал и метал, но в клинике Джанелидзе и не таких видывали. Хотя, конечно, кардинальное изменение показаний юной парочки еще могло спасти его клиента.

Но тут на двадцать пятый день вернулся из больницы излечившийся Миша. Радостная встреча, нарядная жена, поцелуи и поздравления, ужин с шампанским при свечах. Короче, полный хеппи энд для всех. Кроме доцента.

Но это был не хеппи энд.

Это было начало кошмара.

Тем же вечером выяснилось и последующими подтвердилось, что молодого мужа вылечили совсем, да не полностью. Увлеченные кардиограммами и анализами доктора забыли проверить у подопечного одну очень важную функцию. А она дала сбой – у Миши полностью исчезла потенция. Такое вот печальное последствие травматического шока.

И началась тоскливая жизнь. Миша бегает по урологам, сексопатологам и народным целителям. Доцент сидит в Крестах. А Юля клянется, что по выходе оттуда его кастрирует.

Причем медленно и без наркоза.

Сексопатологи разочаровали.

Когда в стране «секса нет», сексология, как наука, тоже хиреет. Заявляли, как сговорившись, что с точки зрения физиологии у пострадавшего все в полном порядке, годен хоть сейчас в Казановы. Давали какие-то совершенно бесполезные таблетки и не менее бесполезные советы.

Наконец, дошел Миша до одного известного профессора. Фамилию его, пожалуй, называть не стоит, мало ли какие проблемы могут в жизни случиться. Лишь намекнем, что начиналась она с «С», а заканчивалась на «щ».