Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого - Михаил Марголис

Его «младшенький», Миша, тоже с юных лет проявлял себя не тюфяком и «ботаном». Хотя, стереотипно рассуждая, домашний еврейский ребенок, занимающийся на фортепиано и поющий в капелле мальчиков, должен быть слегка рафинированным и даже пугливым, сторонящимся своих дворовых сверстников. Турецкий же, напротив, «чувствовал себя в детстве достаточно раскрепощенным». Мишу тянуло за порог. Учащийся «простой общеобразовательной московской школы № 142» быстро делал домашние задания и устремлялся во двор, где у него был «целый круг друзей» и прозвище Турок.

Начинающий академический музыкант во втором-третьем классе очень любил с семиклассниками и восьмиклассниками играть в «слона». Сия забава предполагает наличие у ее участников приличной физической силы и выносливости. Тем, кто позабыл или провел свои младые годы в иных увеселениях, даю справку. Соперничают две команды. Игроки той, которой выпало быть «слоном», встают друг за другом, согнувшись и обхватив впередистоящего за пояс. Получается такой красивый «слон», с множеством ног и гладкой поверхностью из спин игроков. Представители второй команды начинают по очереди, с разбега, сзади на «слона» запрыгивать и стараются на нем удержаться. «Слон» же, когда все на него уселись, пытается пройти с «наездниками» несколько метров до прочерченной впереди линии.

«Не будучи толстым, массивным, я тем не менее вставал в команду с ребятами на четыре-пять лет постарше, — рассказывает Михаил. — Оппоненты, пытавшиеся нас завалить, прыгали в основном на меня, как самого маленького и, вероятно, слабого. В какой-то из игр я услышал комплимент, ставший вершинным в моем детстве. Один семиклассник посоветовал другому: „На Турка не надо садиться. Он мужик крепкий“.» Наблюдательный малый, в двух предложениях, фактически вывел тогда будущую формулу успеха маэстро Турецкого.

02 глава

Единственный еврей в классе

С атлетическими потехами, а заодно и с пребыванием в «простой» школе, Миша «завязал» после 4-го класса, хотя по «слону» до сих пор тоскует. И сейчас бы, говорит, с удовольствием сыграл — «это клево заряжает». Но в 11 лет его самолюбие и упорство получили другой тест на прочность. Михаила, отчасти неожиданно, приняли в знаменитое Московское хоровое училище имени Свешникова на Большой Грузинской улице. «С того дня я перестал быть нормальным человеком, — констатирует Турецкий, — и превратился в машину по освоению музыкального материала, ибо всегда находился в роли догоняющего. Моя раскрепощенная, вальяжная, детская жизнь закончилась».

В элитное учебное заведение, где царствовал тогда, в расцвете лет, блестящий хоровик Виктор Попов, чье имя ныне носит Академия хорового искусства, созданная им на базе Свешниковского училища, одаренные дети приходили «по-взрослому» кропотливо учиться с первого класса. Миша попал туда «с опозданием», сразу в пятый класс.

Определенный профессиональный базис у него имелся, но, как быстро выяснилось, совсем не тот, что требовался для столь серьезного училища. По воле неутомимой мамы Турецкий несколько лет изучал сольфеджио и совершенствовался в игре на флейте пикколо в платной музыкальной школе на улице Палиха. Бэла Семеновна внимательно изучила прейскурант учебного заведения: «фортепиано — 20 руб. в месяц, скрипка 19 руб., гобой, валторна — 9 руб., флейта — 3 руб., флейта пикколо — 1 руб.50 коп». Флейта пикколо подойдет — решила она. Экономично, ив то же время ребенок все равно будет полноценно обучаться музыке. Преподаватель Михаила, флейтист оркестра столичного музтеатра им. Станиславского и Немировича-Данченко, отзывчивый человек Павел Захарович Барышников, чем смог посодействовал своему ученику, заметив, что слух у него «дальше, чем у обычного „духовика“.» Барышников попросил своих школьных коллег взять Турецкого в сильную группу по сольфеджио — «к скрипачам и пианистам». Коллеги откликнулись.

В следующий раз за Михаила попросил уже непререкаемый авторитет Рудольф Баршай — известный альтист и дирижер, основатель Московского камерного оркестра, покинувший Советский Союз в 1977-м, сделавший превосходную карьеру на Западе, выступавший с ведущими оркестрами мира и скончавшийся в Швейцарии в ноябре 2010-го.

В 1973 году Рудольф Борисович, двоюродный брат Мишиного отца, зашел к родственникам на Лесной пообедать и там убедился, что его юный двоюродный племянник не только сносно играет на флейте, но и не дурно поет. Причем второе, по мнению мэтра, Миша делал даже лучше первого. Впечатленный Баршай позвонил директору Свешниковского училища с просьбой «послушать мальчика», дать ему шанс. Именитому мастеру не отказали, а Турецкий предоставленной возможностью стать серьезным музыкантом отменно воспользовался.

Придя в училище в ранге «отстающего», да еще и «чужака», «единственного еврея в классе», крепкий Турок постепенно совладал со стартовыми сложностями и полноценно вписался в ряды одаренных воспитанников особенной школы.

«Те, кто обучался там с первого класса, к моменту моего поступления, уже исполняли „Времена года“ Чайковского, второй фортепианный концерт Рахманинова, Баха, писали музыкальные двухголосные диктанты, — вспоминает Турецкий. — Для меня это вообще был шок! Пришлось года полтора, чуть ли не круглосуточно, как подорванному, заниматься фортепиано, музыкальной грамотой и т. д. Меня поначалу в слабую группу взяли. По меркам училища, разумеется. На самом деле и она была очень сильной. А та, что изначально считалась там сильной, казалась собранной совсем из „небожителей“. Мне, конечно, хотелось перебраться в нее. Амбиции не позволяли все время оставаться среди „слабейших“.»

Шаг за шагом, «к восьмому классу», Михаил стал классическим «твердым середняком», а к выпускным экзаменам подошел совсем «без троек». На «красный» диплом с такими показателями он все равно не потянул, но и обычный «синий» документ Свешниковского училища о среднем профессиональном образовании был для него весьма солидным «аусвайсом».

Между прочим, именно в «хоровушке» 14-летний Турецкий заработал свои первые деньги. Ему выписали 30-рублевую стипендию. Для советского школьника — «куш» серьезный. Выдали, правда, сумму всего двумя купюрами — фиолетовой «четвертной» и синей «пятирублевкой». Такая пара «бумажек» впечатления не производила. Вот после их размена на «трехрублевки» получилась относительно солидная пачка. «Я запомнил состояние, когда впервые держал в руках пачку своих денег, а потом ехал в троллейбусе и ликовал, — рассказывает сегодня Михаил Борисович. — Неужели мне заплатили за хорошую учебу? Молодец, Миша! Приеду домой, папа обрадуется».