Добро пожаловать в Накки-ярви - Александр Самсонов

Ходулю и Хека скрючило и бросило на утоптанную глину пола, словно эти искорки огненными жалами поражали бойцов в нервные центры. Старуха заголосила вновь. Искорки закружились в бешеном хороводе, заполняя все пространство в комнате. Дикая боль обожгла кожу в местах соприкосновения с блестящими синими точками, но она заставила мышцы повиноваться выработанным за годы тренировок рефлексам. Автоматная очередь отбросила старуху к стене и та медленно сползла вниз, оставляя на гладкой разрисованной узорами глине брызги крови и мозгов. Почти сразу же искорки вспухли яркими слепящими огнями и исчезли.

— Вот, сука. — Хек, пьяно покачиваясь, подошел к телу старухи и разрядил автомат в мертвое тело.

— Зря, только патроны потратил. — Оценил действия товарища Ходуля. — Пошли к посадке готовиться — времени почти не осталось.

Подхватив под руку Хека, он выскочил на улицу.

От стены, где лежала сбитая прикладом молодуха, донесся стон. Теперь эта незадача! С девкой нужно срочно определяться — гул «вертушек» слышался все громче и громче. Что ж, самое правильное решение то, что принято мгновенно и во время.

Появление с женщиной на плече фурора не произвело, лишь гэрэушники как-то искоса взглянули, но тотчас запрыгнули на борт вертолета, куда сложили песчаные останки моих бойцов.

Старенький, но вполне рабочий, «Чинук» Ходуля «увел» с американской базы еще несколько дней назад, когда шел первый этап операции. Точнее, сперли два вертолета. На один сели Хек, «пиджак» с добычей и телохранителями, погрузили останки погибших спецназовцев, раненых с доктором и аппаратуру, а на другой — оставшиеся бойцы отряда, туда же засунули и трофейную девку.

Вертолет резко взмыл над долиной. Сверху деревня выглядела, как и планировалось: разрушенные дома, тела местных жителей и несколько трупов натовских солдат из миротворческого подразделения, что базировалось в семидесяти километрах отсюда. Именно их мы называли «клиентами». Бойцы из группы Ходкова за сутки отловили несколько человек в форме восемьдесят второй десантной дивизии, которая рассылала свои подразделения почти по всем «горячим точкам» планеты, продвигая в жизнь штатовские «общечеловеческие» ценности. Порою у меня возникало сомнение в адекватности америкосов, которые считали, что только они знают, как правильно жить, а тех, кто с ними не согласен, «учили» с помощью боевой авиации или военным присутствием. Отловленных американцев накачали специальными медикаментами, чтобы они оказались обездвижены и, самое главное, живыми, затем их разбросали на месте боя, расстреляв из подобранного в кишлаке оружия. Пускай теперь умники из различных международных комитетов, объединенных штабов и Лэнгли ломают головы, зачем и почему их военнослужащие оказались в закрытой от миротворческих действий зоне.

Неровный светло-коричневый рельеф уплывал назад, пилоты знали маршрут наизусть, но мы летели не домой, а в обратную сторону. По расчетам, через два часа под нами заплещут волны Индийского океана, в нужной точке мы снизимся к воде, где уже ждет подводная лодка, и на этом существование вертолетов прекратится — глубины в точке рандеву большие.

Места в грузовом отсеке оказалось достаточно, чтобы все разместились более-менее комфортно, да расслабляться еще рановато. Сколько удачно проведенных операций кончались плачевно лишь по одной причине: слишком рано посчитали задачу выполненной и расслабились. Для нас отсчет времени закончится лишь тогда, когда над нашими головами задраят люки подлодки.

Зеленые оазисы изредка оживляют горную пустыню в иллюминаторах, но посматриваю в них по привычке. Теперь до точки встречи все зависит только от умения пилотов, а сейчас мы — пассажиры.

На войлочной подстилке зашевелилась женщина и со стоном попыталась сесть. Глаза ее стали принимать осмысленное выражение, и тотчас на лице выступила маска испуга. Болезненно промычав, она схватилась за разбитую щеку и затравленно посмотрела на бойцов. Вид у нас еще тот: американские вояки из рекламных роликов, суровые носители и распространители демократии и общечеловеческих ценностей по всему миру. Разрисованные, как у индейцев, лица безразлично взирают из-под надвинутых на брови сферических касок, расстегнутые на одну пуговицу воротники, по локоть засученные рукава, приклады автоматических винтовок зажаты каблуками высоких ботинок, и презрительно-ленивый взгляд на особей нецивилизованных территорий. Ситуацию женщина осознала. Прикрыв хиджабом лицо, она прижалась к дрожащей от вибрации переборке и неуверенно произнесла несколько слов на английском языке. С одной стороны челюсть у нее наверняка оказалась сломанной, да и произношение тянуло максимум на тройку в аттестате за среднюю школу какого-нибудь провинциального городка, но смысл сказанного, тем не менее, я уловил. Протянутую флягу она выхватила из рук и надолго присосалась к узкому горлышку соска. Разговаривать с пленной ни кто не собирался, хотя она, утолив жажду, немного освоилась и, стреляя глазками по нашим лицам, пыталась задавать вопросы. Конечно, наверняка ее очень интересует, куда же мы летим, и что будет с ней самой, но сейчас в какую-либо беседу вступать нельзя. Меньше знаешь — крепче спишь. И так нарушил приказ, взяв пленницу, а если какой участливый доброжелатель «стукнет» кому надо о разговоре? Тут уж простым выговором в приказе не отделаешься, затаскают по инстанциям, где начнут задавать много вопросов, на которые нет ответов, и затеряешься в бесчисленных переходах здания министерства или, еще хуже, в подвалах какой-нибудь федеральной службы.

Блеснуло солнце, отраженное от неподвижной глади океана — еще минут десять и мы на месте. Бойцы зашевелились, начиная готовиться к высадке. Из-за переборки выглянул второй пилот и многозначительно поманил пальцем. Кивнув Ходуле, мол, давай — рули личным составом, протиснулся к летчикам.

Более мрачных лиц за последнее время я не видел. Оба пилота выглядели растерянно и обреченно. С этими ребятами я «работал» не первую операцию и даже пару раз участвовал в коллективных попойках по поводу присвоения очередных званий, и мне всегда нравилась их уверенность и выдержка при любых ситуациях, но не сейчас.

— Серега, звиздец. — Витя Кваснин развернулся на сидении первого пилота и пнул ногой по переборке. — До точки встречи двенадцать минут, а взрыватели сработают через четыре. Мы рухнем в море за десятки километров от корабля.

— Ты уверен?

Сердце на миг сжалось, но мозг заработал, как счетная машина. По плану операции на каждом вертолете установили по небольшому фугасу, чтобы после того, как покинем борта, была стопроцентная гарантия их исчезновения. Имелся даже запас времени на непредвиденные ситуации. Где-то — пять-шесть минут. Схему ликвидации летательных аппаратов уже использовали несколько раз на практике, и она ни когда не давала сбоев. Да, все когда-нибудь случается впервые, как это произошло сейчас, а в голове ни одной здравой мысли.