Страницы любви Мани Поливановой - Устинова Татьяна

– Анну Иосифовну уже успели перепугать?

– Павел Николаевич, я послала к ней людей, чтоб ее сюда не пускали, но, конечно, все уже знают, и она наверняка тоже.

– С ней никаких подробностей не обсуждать, – приказал владелец своим топ-менеджерам таким же тоном, каким они сами давеча приказывали остальным.

Блогер Олечка пришла в восторг и даже слегка пнула в бок Кирюшу из художественного отдела, который тоже славился любовью к Всемирной сети, и одними губами выговорила: «Получила, сука!» Справедливость, с ее точки зрения, таким образом хоть отчасти восторжествовала!..

Рассмотрев ботинки лежащего, тип перевел взгляд на лужицу темной крови, затекшую под железный шкаф, и Стрешневу, который не отводил от него глаз, показалось, что его сейчас вырвет.

– Вы бы шли отсюда, – Стрешнев ткнул типа в плечо железным пальцем, и тот оглянулся, но, кажется, ничего и никого не увидел.

– Да, – пробормотал он, – да, сейчас. Одну секундочку.

Вытянул шею и заглянул в комнатенку.

Почему-то следом за ним туда же заглянул и Литовченко.

– А что здесь вообще помещается? – Он повернулся и посмотрел на Митрофанову.

Екатерина Петровна под его взглядом заметалась, заоглядывалась, боком, по-куриному отступила, стрельнула глазами в Стрешнева, но он ничем не мог ей помочь – или не хотел.

– Я точно не знаю… Кажется, какой-то склад.

– Склад чего?! Металлолома?!

Новый сотрудник со странной фамилией перешагнул через труп и оказался внутри.

– Скоро приедет Сергей Ильич и скажет, а я в хозяйственных помещениях не очень разбираюсь… – Она тревожно заглянула внутрь. – Послушайте, как вас там!.. Туда нельзя, вы что, не соображаете совсем?!

– Да, да, – отозвался изнутри давешний полоумный. – Я сейчас.

Почему-то ни Литовченко, ни охранник не обращали на него никакого внимания, волновались только Екатерина Петровна со Стрешневым.

Впрочем, что за дело может быть владельцу издательства, да еще в подобных обстоятельствах, до какого-то там праздношатающегося!..

– Удар-то, – себе под нос пробормотал охранник, – прямо в печень. Точнехонько. Шансов никаких.

– Нож?

– Нож. И такой… непростой нож, Павел Николаевич. Ручка видите какая?..

Екатерина Петровна изо всех сил отворачивалась от ножа, вытягивала шею, пытаясь определить, что делает в комнате новый сотрудник. Ей очень хотелось выместить на ком-нибудь собственные ужас и бессилие, и этот тип подходил как нельзя лучше.

– Послушайте, что вам там нужно?! Выходите оттуда! Вы разве не знаете, что до приезда милиции ничего нельзя трогать!

Новый сотрудник не отзывался, а переступить через труп Екатерина Петровна не решалась. В толпе у нее за спиной произошло движение, вдруг все неожиданно громко заговорили, зашевелились, и Литовченко весь перекосился:

– Этого еще не хватало! Я же просил! Екатерина Петровна!

Пожилая дама со встревоженным лицом быстро подошла и ухватила владельца издательства за рукав.

– Анна Иосифовна, зачем вы пришли? – Он положил свою ладонь на ее наманикюренные пальчики, слегка пожал с осторожным и нежным уважением. – Не стоит на это смотреть. Сейчас приедет милиция, а вы пока возвращайтесь в кабинет. Вот… госпожа Митрофанова вас проводит.

Госпожа Митрофанова подалась вперед, демонстрируя полную готовность провожать старушку в кабинет.

– Павел, – отчетливо выговорила Анна Иосифовна, – ты понимаешь, что это означает?..

Это было сказано таким тоном, что люди вокруг смолкли, словно по команде.

– Я зайду к вам, как только разберусь здесь, – глядя ей в глаза, пообещал Литовченко. – А сейчас прошу вас!..

Она сосредоточенно кивнула, отцепилась от его руки, сделала шаг – все расступились, давая ей дорогу, – вдруг повернулась и остановившимся взглядом посмотрела на лужу крови.

– Нас же предупреждали, – как будто удивленно пробормотала она и стала валиться на бок.

Охранник подскочил и поддержал ее, Литовченко что-то заорал про врача, началась суматоха, и в этой суматохе новый сотрудник исчез из комнаты с трупом, как будто его и не было.

Всего неотвеченных вызовов оказалось пятнадцать. Три от Даши, два от матери, а остальные десять номеров ни о чем ему не говорили.

Матери он перезвонил сразу.

– Как твой первый рабочий день? Как тебя приняли?

Ему стало смешно.

– Да все отлично. Приняли с распростертыми объятиями. Сказали, что только меня и ждали.

– Алекс, что опять случилось?!

– Почему случилось? И почему опять?

– Потому что с тобой все время что-то случается!

– Мам, – морщась оттого, что вода с зонта лилась прямо ему в ботинок, сказал он, – все хорошо. Честно. Правда, там детектив какой-то… действительно случился, но он не имеет ко мне отношения.

Как раз детектив имел к нему непосредственное отношение, но говорить об этом матери он не стал. Он вообще то и дело недоговаривал, врал, изворачивался – особенно в последнее время!

– Какой… детектив? – опешила мать. – Который на бумаге писатель пишет или что-то на самом деле произошло?

– Произошла детективная история, мам, – бодро проинформировал он. – Я тебе сейчас не буду рассказывать, ладно?

Мать вздохнула. Сыновнее упрямство было ей хорошо известно.

– Ну и не рассказывай, не очень-то и хотелось!.. А ужинать приедешь?

– И ужинать я не приеду.

– Вредничаешь? – осведомилась она.

– Просто не приеду. – Он никак не мог сообразить, что нужно сделать, чтобы в ботинок лило не так сильно. – Уже поздно, а мне завтра на работу.

– Это хорошо, сынок, – вдруг сказала мать с силой. – Это очень хорошо, что тебе на работу! Сколько времени ты без работы просидел?..

– Мам, я тебе завтра позвоню, – быстро перебил он. – Ты ни о чем не волнуйся.

– Тогда, может, завтра с Дашей приедете? Будем широко отмечать твой выход на работу.

Алекс знал, он и завтра не приедет тоже, но соврал, что приедет. Вместе с Дашей.

Даше он перезванивать не стал.

Путь ему предстоял неблизкий – метро, две пересадки, потом автобусом среди громадных, до свинцовых небес, человеческих ульев, наполненных голосами, страхами, злостью, радостью, усталостью, унынием, надеждой, завистью, добротой, безразличием. Он чувствовал клубящееся месиво внутри ульев, как будто оно клубилось у него внутри, чужие эмоции давили на мозг, не давали покоя, будили его по ночам.

Даша утверждала, что он сумасшедший.

Все они в разное время жизни уверяли его, что он сумасшедший!.. И настал момент, когда он почти поверил в это.

Он брел вдоль громадного здания издательства «Алфавит» и уговаривал себя не думать о собственном помешательстве. Зонт то и дело цеплялся за ветки старых лип, которые в этой части Москвы почему-то еще не успели вырубить, и холодные капли падали на лицо и волосы, стекали за воротник. В ботинке хлюпало, и он точно знал, что назавтра будет плох и простужен.

Он всегда простужался, стоило только промочить ноги. Даша говорила – нежен, аки красна девица!..

Итак, все случилось сразу же, как только он переступил порог издательства. У него даже не оказалось времени, чтобы подготовиться, а подготовиться следовало бы!..

Он вспомнил мертвого человека, лужу черной крови под ним – часть лужи уползала под металлический шкаф – и растерянных людей, толпившихся в коридоре. Еще бы!.. Такие происшествия, как правило, не происходят в добропорядочных учреждениях, да еще устроенных нарочито по-европейски – с просторными светлыми коридорами, переговорными комнатами, зимними садами, кактусами на подоконниках и длинноногими девушками, вышагивающими на шпильках по чистым лестницам в поисках лучшей доли!

Ему почему-то всегда казалось, что девушки в офисах заняты исключительно поисками лучшей доли и уж никак не работой, какой бы она ни была!..

Кем был погибший, так и не удалось установить, по крайней мере, Алекс понял это из разговора Митрофановой и того, второго, который, кажется, собирался схватить его за шиворот в коридоре. Митрофанова говорила громко и замолчала, только когда обнаружила, что он, Алекс, возится поблизости со своей вечно открывающейся сумкой и слышит каждое ее слово.