Соляной столп. Расследование админа - Айгуль Малахова

глаза резать начинает. Никто долго не выдерживает. Не то специально, не то особенность организма такая.

Воронов откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на абсолютно серьёзного участкового, потом оценил деревенский юмор и расхохотался:

— Классно! — отсмеявшись, заметил он, — помечу себе, что этот ваш Дерзун — новое биологическое оружие.

Степан кисло улыбнулся в ответ, потом продолжил:

— Славик Мозгляков и его друг, Иван Сырников — оба двадцати трёх лет, живут в городе и сюда приехали к матери Славы, погостить. О них знаю, что блогеры. Убийства начались после их приезда. Этот Иван успел здесь со многими перессориться, в том числе, с географом и зоотехником. Вкратце так. С кого начнём?

— Давай с этой Семёновны и пойдём, — решил следователь, подхватывая блокнот с ручкой, — не под протокол, а для ознакомления, так сказать.

Они неторопливо шли по деревенской улице, под аккомпанемент куриного кудахтанья и задиристых петушиных криков. Анисимов, как обычно дымил, и некурящий следователь с досадой подумал, что для такой спортивной фигуры участковый слишком много курит. И действительно — глядя на почти двухметровую груду мышц можно было подумать, что человек не отходит от спортивных снарядов, а не бесконечно смолит.

Воронов увидел красивый двухэтажный дом с резными ставнями и балконом — настоящее произведение искусства. Здание опоясывал ухоженный сад с плодоносящими яблонями, грушами. Возле дома цветущий палисадник. Всё чисто, аккуратно и удивительно гармонично. Следователь даже немного оробел от такого великолепия. А когда пришёл в себя — увидел направленные на себя чёрные глаза стройной женщины, стоящей напротив. В очередной раз испытав шок, Валерий подумал, что красотке никак не пятьдесят.

Женщина с длинными чёрными волосами была одета в вызывающе короткие джинсовые шорты, открывающие обозрению стройные загорелые ноги, белую майку, обтягивающую высокую грудь и кокетливые босоножки. Воронов настолько настроился на «Семёновну»: в его понимании непременно полную, кряжистую деревенскую бабку, что сейчас пребывал в ауте. С трудом вспомнил имя женщины.

— Здравствуйте! Руфина Семёновна Лазарева? — не своим, внезапно осипшим голосом осведомился он и откашлялся.

— И вам не хворать! — насмешливо сверкнула глазами женщина. — Она самая! А вы следователь, как я понимаю?

Валерий представился, достав из кармана удостоверение.

— Привет, Семёновна! Мы к тебе зайдём? Разговор есть, — раздался за спиной голос Анисимова, о котором Валерий совсем забыл.

— Заходите! — Женщина прошла вперёд, грациозно покачивая бёдрами.

Воронов подумал, что со спины он дал бы ей все двадцать. Ай да Семёновна!

В доме было так же уютно, как во дворе и Воронов поймал себя на мысли, что в таком доме он согласился бы жить даже если бы строение находилось в Старом Болоте. Вместе с Соней, разумеется. Он даже на некоторое время выпал из реальности, мысленно представив улыбающуюся Соню в фартуке с вышитыми петушками возле чистенькой плиты.

— Садитесь, — Руфина показала на стулья, стоящие вокруг круглого стола.

Воронов покорно опустился на мягкое сиденье, а участковый остался стоять.

— Расскажи-ка нам, Руфина Семёновна, что вы не поделили с Герасимом? — без лишних предисловий спросил Степан.

— А ничего! — женщина отвечала участковому, а смотрела с вызовом на Воронова, — бессовестная гнида он был, вот что! Марусю мою уходил насмерть! А всего-то и надо было таблетку от непроходимости кишечника дать! Какой он к чертям зоотехник? Ветеринар?!

— Марусю? — непонимающе посмотрел следователь.

— Козу мою, — раздувая ноздри, пояснила женщина, — ну я ему и сказала всё, как есть. Что он сам козёл редкостный и за Марусю гореть ему в аду!

Руфина явно накручивала себя с каждым словом. Глаза загорелись мрачным огнём, тонкие ноздри раздувались. Руки привычно упёрлись в бока.

— А где вы были… — начал Воронов, но договорить не успел.

— Не убивала я этого гада, хотя руки чесались! Вот прямо как сейчас! А что?! Думаете, врут люди и нет у меня никакой силы? А вот и есть! Напакостить могу, и вам в том числе! И нечего меня пугать! А то ходил тут один тоже, всё властью пугал! — в зрачках Руфины заплясали весёлые чертенята, совсем как в его сне. Воронов посмотрел на стол, ожидая, что маленькие существа попадают вниз и запрыгают по его поверхности.

— Руфина Семёновна, — подал голос Степан, но женщина визгливо расхохоталась.

— Ходил тут один, домогался, — пояснила она свой смех, — потом набросился, силой взять собирался. Пришлось свой талант применить. Говорят, он теперь мужскую силу потерял.

Она смотрела прямо на медленно пунцовеющего Воронова. Он мог бы поклясться, что ясно видел, как в её глазах прыгали и строили рожицы чертенята.

— Руфина Семёновна! — повысил голос участковый и следователь подивился перемене, произошедшей с парнем.

Деревенский простачок испарился, а на его месте появился неглупый и очень опасный человек. Взгляд Степана источал жёсткость, такую непривычную на его улыбчивом лице, скулы и губы затвердели в холодной серьёзности.

— Вы, Руфина Семёновна, с представителями власти разговариваете. Не стоит угрожать, — слова, брошенные участковым спокойно и веско, как будто надолго повисли в воздухе каменными буквами, а потом рассыпались в прах.

Руфина поджала пухлые губы. Чертенята в глазах тоже обиженно скуксились и растворились в непроглядной черноте.

— Итак, продолжим. Что вы делали в четверг, десятого августа с двадцати трёх до часу ночи? — Воронов пристально смотрел на Семёновну.

Она погрустнела и сдулась, азарт испарился и теперь перед ним была усталая, немолодая женщина.

— Дома была… Лежала весь вечер с огурцами… — встретив выразительный взгляд участкового, она чуть нахмурилась и закончила, — на лице. Маску делала из огурцов. Молодость и хорошая кожа — это не результат колдовства, а постоянная работа над собой.

Она с грохотом отодвинула стул и села, ссутулилась, как-то резко постарев.

— Не убивала я его, — грустно произнесла Руфина, — я ж понимаю, что меня подозревают. Но даже не собиралась. Животное жалко, да только где коза, а где человек. Я же не совсем дура.

Следователь с участковым не стали задерживаться. Валерий и до этого почти не сомневался в невиновности женщины, а теперь был уверен.

— Я же говорил, она не при чём, — Анисимов посмотрел на следователя с вернувшимся глуповатым выражением лица. Но Воронов уже понял, что участковый совсем непрост.

— Да ты, прав, безусловно, — следователь убрал блокнот в нагрудный карман пиджака, — руки, ноги она бы переломать физически вряд ли смогла. Да и повесить мужика почти в два раза больше себя — тоже.

— Да я же говорил. А Шарик своё: «Ведьма — она и есть ведьма, она и убила Геру», — участковый вдруг осёкся.

Путём нехитрого сопоставления фраз, следователь понял, что «ходил один, властью пугал», а потом лишился мужской силы скорее всего не кто иной, как Круглов-Шарик. Тогда