Почему француженки не толстеют - Мирей Гильяно

Четвёртый этап — вся остальная жизнь: вы достигли нужного веса, вашей фигуре ничто не угрожает, и остаются лишь маленькие поправки. Хорошо зная свой организм и склонности, вы возьмете ситуацию под контроль в случае непредвиденных обстоятельств, особенно когда в жизни произойдут резкие перемены. Ваш образ питания и жизни теперь соответствует вашим вкусам и обмену веществ, подходит вам так же, как классический костюм от «Шанель», и останется с вами навсегда, лишь чуть-чуть изменившись с годами. Отныне вы станете совершенно иначе относиться к еде, одаренные интуицией не меньшей, чем у любой француженки. Особое почтение к свежим продуктам и интерес к вкусовым ощущениям откроют для вас мир чувственного наслаждения, и вы будете испытывать его от внешнего вида, цвета и разнообразия блюд. Еда станет удовольствием, а не наказанием. Шоколад и бокал вина за обедом доставят вам радость. Pourquoi pas[9]?

Помимо правил питания, а именно им посвящена книга, я расскажу о принципах здорового образа жизни; они тоже должны вызывать удовольствие. Как и питание, они исключают радикальные меры (физические, эмоциональные, интеллектуальные, духовные или финансовые) — нужно только чувство гармонии. К этим принципам относятся проявления французского дзэн (так я это называю); их можно быстро и легко освоить и практиковать повсеместно (большинство француженок не ходят в спортзалы, но если вы сторонница физических упражнений — a chacun son gout[10]!). Даже французы понимают, что жизнь состоит не только из еды, поэтому здесь вы познакомитесь с французским отношением к её другим сторонам, таким как любовь и веселое настроение. С самого начала и до конца нужно помнить изречение Монтеня, актуальное ныне, как никогда: «В здоровом теле здоровый дух». Чтобы сохранить и то и другое, есть только одно средство — joie de vivre[11] (y американцев нет точного эквивалента этой фразы).

Предлагаю вашему вниманию несколько историй; признаться, их довольно много. От роли рассказчика я получаю такое же удовольствие, как от еды и напитков. Эти истории познакомят вас с основными законами питания, но я надеюсь, что они вам понравятся comme ca[12]. В отличие от обычных книг о диетах в моей книге не навязываются схемы, обязательные для исполнения, — вам просто надо её прочесть. Научиться правильно питаться — всё равно что выучить язык: идеальный результат возможен лишь при погружении в среду.

I

Vive L'Amerique[13]: все началось с моих лишних килограммов

Я люблю свою новую родину. Однако прежде, приехав но студенческому обмену в Массачусетс, я полюбила шоколадное печенье и пирожные. Так я поправилась на двадцать фунтов.

Мой роман с Америкой начался с моей влюбленности в английский язык: мы встретились с ним в лицее (средняя школа), когда мне исполнилось одиннадцать лет. После французской литературы английский стал моим самым любимым предметом, и я обожала нашего учителя. Он никогда не был за границей, но по-английски говорил без французского и даже без британского акцента. Язык он выучил во время Второй мировой войны, когда оказался в лагере для военнопленных вместе со школьным учителем из Уэстона, штат Массачусетс (полагаю, говорили они немало). Не надеясь выжить, они решили, если всё-таки повезет, организовать программу по обмену школьников старших классов. Каждый год один старшеклассник из Соединенных Штатов приезжал бы в наш город, а кто-то из нас отправлялся бы в Уэстон. Программа обмена действует по сей день и до сих пор конкурентоспособна.

В последнем классе лицея я получала хорошие оценки и могла участвовать в программе, но она не интересовала меня. Мечтая стать учителем или преподавателем английского, я намеревалась поступить в местный университет. В восемнадцать лет я убедила себя, что безумно влюблена в мальчика из моего города. Из всех знакомых это был самый симпатичный, хотя не слишком умный юноша, coqueluche (любимец) всех девочек. Я не представляла себе, как расстанусь с ним, поэтому и не помышляла отправляться в Уэстон. Впрочем, на переменках в школьном дворе только об Америке и говорили. Среди моих подруг наиболее вероятной кандидаткой на обмен была Моник. Она очень хотела поехать и к тому же лучше всех училась. Это, конечно, учла отборочная комиссия, возглавляемая нашим учителем английского. Среди высокопоставленных членов комиссии были представители родительского комитета, учителя, мэр и местный католический священник наряду со своим коллегой-протестантом. И вот в понедельник утром, когда собирались огласить имя кандидата, нам сообщили, что решение не принято.

В четверг утром (тогда не было занятий по четвергам, но мы учились полдня в воскресенье) на пороге нашего дома появился учитель английского. Он пришел поговорить с моей мамой, что выглядело очень странно, поскольку я хорошо училась. После его ухода довольная мама позвала меня и широко улыбнулась, не сказав мне ни слова. Произошло нечто tres important[14].

Отборочная комиссия так и не определила подходящего кандидата. На мой вопрос о Моник мама попыталась объяснить мне то, что в моем возрасте я не могла осознать: все складывалось в пользу моей подруги, но её, как дочь родителей-коммунистов, не желали отправлять в Америку. Комиссия совещалась очень долго (в нашем городке все совершалось на виду у всех), но всё-таки пришла к выводу, что дочь коммунистов ни при каких условиях не будет представлять Францию!

Наш учитель предложил в качестве альтернативы меня, и все с ним согласились. Но поскольку я не подавала заявку на программу, он пришел убеждать моих родителей отпустить меня в Америку. Отец безмерно любил меня и никогда не расстался бы со мной на целый год, но и тот момент его не было дома. Возможно, учитель предусмотрел это. Так или иначе, он вдохновил этой идеей мою маму. Теперь мама должна была очень постараться, Потому что уговорить предстояло не только папу, но и меня. У мамы мой отъезд, конечно, тоже вызывал опасении, но, мудрая и дальновидная, она, как правило, оказывалась права. Я с тревогой ожидала реакции Моник, но, узнав, на кого пал выбор, она сразу назвала меня достойным представителем страны. Семьи коммунистов отличились либерализмом и трезвым взглядом на происходящее, и Моник уже объяснили, что идеология родителей станет её уязвимым местом.

Так я поехала в Америку. Это был замечательный год — Лучшее время моей юности, которое изменило всю мою Жизнь. Для молоденькой француженки Уэстон, респектабельный пригород Бостона, казался американской сказкой — зеленый, ухоженный, просторный, с огромными великолепными домами и состоятельными образованными жителями. Здесь играли в теннис и гольф, занимались верховой ездой, плавали в бассейнах, каждая семья имела по два-три автомобиля — в восточной Франции такого в помине не было и нет до сих пор. Мою жизнь заполнили новые, восхитительные события, и я имею в виду не только общение. Помимо бесценных друзей и знаний, приобретаемых мной в Уэстоне, появилось нечто пугающее, постепенно обретавшее форму. Не успела я оглянуться, как это нечто превратилось в пятнадцать фунтов веса или около того, а может, и больше. Дело было в августе, и оставался месяц до моего возвращения во Францию. Первый удар я почувствовала в Нантакете — туда мы приехали с семьей, принявшей меня. Я увидела свое отражение в купальнике. Моя американская мама, раньше уже, вероятно, имевшая подобный опыт со своей дочерью, интуитивно поняла мое отчаяние. Неплохая портниха, она купила очень занятную льняную ткань и сшила мне летнюю рубашку. Казалось, проблема исчезла, но на самом деле я лишь получила отсрочку.

Последние недели в Америке я очень грустила из-за предстоящей разлуки с моими новыми друзьями и знакомыми и вместе с тем со страхом думала о том, как отнесутся к моему изменившемуся облику французские друзья и родственники. В письмах к ним я ни разу не упоминала о лишнем весе и отправляла фотографии, запечатлевшие меня только по пояс.

Приближался момент истины.

II

La fille prodigue{1}: возвращение блудной дочери

Папа и брат приехали встречать меня в Гавр. Я прибывала на пароходе «Роттердам». В конце 1960-х многие французы предпочитали пересекать Атлантику на океанском лайнере. Вместе со мной ехала американская школьница из Уэстона; ей предстояло жить в нашем городе год по программе обмена.

У отца чувства всегда отражались на лице. Он не видел меня целый год, и я думала, что буду смущена, когда он распахнет мне объятия. Но в толпе я разглядела маленького француза в хорошо знакомом берете; он выглядел ошарашенным. Я нерешительно приближалась к нему, а он впился в меня взглядом. Через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, мы оказались лицом к лицу. Позади нас стояли брат и моя американская попутчица.